Феноменальная структура конфликта
На мой взгляд, историческая предопределенность Третьей мировой войны в ее прямом варианте вооруженного столкновения системных противников уже практически неизбежна. Конечно, остается вопрос о формате такого столкновения: уже видно по «спец-операции» на территории Украины, что крупнейшие армии мира (а Россия и Украина фактически находятся на нижнем пороге конфликта высокой интенсивности) не «вытягивают крупномасштабный конфликт, ведя его на ограниченном пространстве, несопоставимом с пространствами Второй мировой. Скорее всего, и любые другие конфликты Третьей мировой будут локализованы на относительно небольших театрах боевых действий.
Однако ожесточенный характер столкновений неизбежен хотя бы по причине неизбежности такого столкновения.
Проблема выглядит достаточно очевидной: невоенные меры оказались недостаточными для перехода к новому мировому порядку, что бы под ним ни понималось. Война становится последним аргументом для перехода, причем нужно понимать, что его успех всё равно не предопределен. Вполне может оказаться, что конечный итог такой войны будет мало чем отличаться от классического «луз-луз», когда победитель будет мало чем отличаться от побежденного.
Тем не менее, вероятность глобального конфликта растет, он постепенно структурируется и принимает характер борьбы двух проектов двух «новых нормальностей» - китайского и западного. Парадокс, по всей видимости, заключается в том, что между собой эти два проекта совершенно неантагонистичны и не имеют пространства для конкуренции. Западный проект будет реализовываться на пространства доминирования Запада, китайский проект не испытывает ни малейшей склонности к распространению за пределы Китая. Возможно, что отдельные элементы каждого из проектов будут внедряться на территориях стран нового Третьего мира, но «ядра» этих проектов уже определились.
Тогда в чем смысл мировой войны? В том, что и западный проект, и китайский испытывают серьезнейшее внутреннее сопротивление. Для их становления и Китай, и Запад заинтересованы в полном демонтаже структур прежней нормальности внутри своих систем. Поэтому целью Третьей мировой становится не доминирование одного из проектов, а взаимная помощь в разрушении старых структур на территориях этих проектов.
Такой структуры конфликта ранее еще не было никогда в мировой истории, чем он и феноменален. Но противоречия уже накоплены, мирных средств их разрешения практически не осталось, и крах модели пандемии, которая, конечно, сумела во многом сдвинуть мировую систему, но так и не разрушила ее, ведут ситуацию к единственно возможному исходу.
Однако ожесточенный характер столкновений неизбежен хотя бы по причине неизбежности такого столкновения.
Проблема выглядит достаточно очевидной: невоенные меры оказались недостаточными для перехода к новому мировому порядку, что бы под ним ни понималось. Война становится последним аргументом для перехода, причем нужно понимать, что его успех всё равно не предопределен. Вполне может оказаться, что конечный итог такой войны будет мало чем отличаться от классического «луз-луз», когда победитель будет мало чем отличаться от побежденного.
Тем не менее, вероятность глобального конфликта растет, он постепенно структурируется и принимает характер борьбы двух проектов двух «новых нормальностей» - китайского и западного. Парадокс, по всей видимости, заключается в том, что между собой эти два проекта совершенно неантагонистичны и не имеют пространства для конкуренции. Западный проект будет реализовываться на пространства доминирования Запада, китайский проект не испытывает ни малейшей склонности к распространению за пределы Китая. Возможно, что отдельные элементы каждого из проектов будут внедряться на территориях стран нового Третьего мира, но «ядра» этих проектов уже определились.
Тогда в чем смысл мировой войны? В том, что и западный проект, и китайский испытывают серьезнейшее внутреннее сопротивление. Для их становления и Китай, и Запад заинтересованы в полном демонтаже структур прежней нормальности внутри своих систем. Поэтому целью Третьей мировой становится не доминирование одного из проектов, а взаимная помощь в разрушении старых структур на территориях этих проектов.
Такой структуры конфликта ранее еще не было никогда в мировой истории, чем он и феноменален. Но противоречия уже накоплены, мирных средств их разрешения практически не осталось, и крах модели пандемии, которая, конечно, сумела во многом сдвинуть мировую систему, но так и не разрушила ее, ведут ситуацию к единственно возможному исходу.