Разрыв поколений (1)
С момента, когда Путин решил снова вернуться на пост президента в 2012 году, я всё больше стал склоняться к мысли, которая из предположения очень быстро переросла вначале в уверенность, а затем для себя я сформулировал это уже и в виде системы причинно-следственных связей и комплекса противоречий: этот режим неремонтопригоден и недееспособен. 2014 год и украинские события стали чертой, за которой любые сомнения попросту отпали.
Ключевая проблема режима Путина - полное отсутствие внятного образа будущего. Без него ни о какой стратегии речь вести невозможно, что, в общем-то, в 14 году и произошло: единственный стратегический проект на пространстве бывшего СССР - Единое экономическое пространство - после 14 года превратился в блеф. Без Украины, ее промпотенциала, рынка сбыта ЕАЭС не вытягивает даже до нижнего уровня самодостаточной экономической зоны, в которой возможно относительно стабильное существование экономики четвертого уклада. Чем-то это сродни ситуации утраты Советским Союзом Варшавского блока, после чего ни о каком Пятом укладе речь уже идти не могла - сам СССР мог потянуть только Четвертый, а после его распада и этот уровень встал под вопросом.
Итог у нас перед глазами - распадающиеся экономики разбегающихся друг от друга постсоветских республик. Центры относительно высокого уровня развития существуют сами по себе, не имея возможность инсталлировать свои технологии в окружающее их и дичающее на глазах пространство. Кризис 2020 года привел к тому, что даже эти центры начали стремительную деградацию, что прямо сейчас и происходит с последними двумя относительно развитыми отраслями - нефтяной и газовой. И это при том, что они даже на самом пике своего развития еле-еле вытянули уровень, на котором эти отрасли находились перед крушением Советского Союза (а это, напомню, был катастрофический кризис, который и привел к распаду страны).
Режим Путина неспособен в силу сугубо внутренних причин к проектному управлению. Он с трудом вытягивал на пике своих возможностей рефлексивные методики управления, но как только он пытался играть в управление проектное, все без исключения его проекты были полностью и бесповоротно провалены - что проект ЕАЭС, что проект захвата европейского газового рынка, что проект «поворота на Восток». Это говорит лишь о неспособности нынешнего поколения управленцев ставить и решать задачи стратегического уровня. А такие задачи можно решать только на уровне проектного планирования и управления. Реактивная и рефлексивная политика в управлении - это всегда борьба за пресловутую «стабильность», которая как и любая борьба в обороне, всегда заканчивается поражением. Любая стабильность без развития всегда трансформируется в стагнацию, а та - в деградацию. «Чтобы даже оставаться на месте, нужно изо всех сил бежать вперёд» ©
Вторая критическая проблема режима - неспособность к трансформации. Эта проблема прямо вытекает из первой. Любая трансформация - это проект. Если система управления не способна к проектированию, то реформы и трансформации в управляемом режиме для нее недоступны. Она может лишь реагировать на вызовы, но сама создавать их - нет. Кстати, поэтому пресловутый «трансферт» и выглядит как попытка оставить всё как есть, лишь имитируя изменения, но никак не разрешая накопленные противоречия. Конституционная «реформа» Путина внутренне не сбалансирована и совершенно нестабильна, она непонятна самой системе управления, а потому интерпретируется ею вместо того, чтобы ясно понимать как общий замысел, так и свое место в нем. Понятно, что в таком случае неизбежно возникает хаос, на преодоление которого будут тратиться драгоценные и дефицитные (всегда дефицитные при реализации любого проекта) ресурсы. Как раз конституционная реформа лучше всего демонстрирует управленческую несостоятельность режима.
Все сказанное - не критика режима. Это бессмысленно по сути. Критика может быть только конструктивной, ее задача - выявить слабые или уязвимые места. Чтобы сконцентрировать усилия именно на них. Но режим не нуждается в критике - ни внутренней, ни внешней. Он идеален, насколько идеальной в своем убожестве может быть управленческая система. Режим неремонтопригоден, так как попытка изменить хотя бы часть его немедленно приведет к его полному обрушению. В определенном смысле попытки любой ценой удерживать «стабильность» рациональны - за пределами этой стабильности никаких шансов у режима нет.
Чем-то это напоминает ядерное оружие на плутонии - кривая выделения энергии в зависимости от содержания примесей в Пл-239 имеет вид узкого пика. Даже небольшое количество примесей или изменения в кристаллической форме отливки плутония существенно снижает энерговыделения штатного боеприпаса при подрыве. Поэтому плутониевые боеголовки очень чувствительны к изменениям штатных условий хранения и эксплуатации - даже небольшой сбой в системе теплосъема приводит к необратимым деградациям заряда (в этом смысле утерянные заряды, кстати, практически безопасны - без соблюдения условий хранения они просто выходят из строя. Плутоний можно, конечно, мелко настрогать и подсыпать врагу в чай, но это уже точно не ядерное оружие.)
Примерно так же существует и путинский режим - в очень узком диапазоне допустимых условий. И чем в более тяжелый внутренний кризис он погружается (а «стабильность любой ценой» - это всегда динамично развивающийся в сторону усиления кризис), тем уже диапазон. Отсюда и террор, который сейчас разворачивается в отношении населения страны: сужение окна возможностей для существования вынуждает Путина и его клику ужесточать режим, создавая при этом новые несбалансированные противоречия, вовлекая в противодействие себе ранее аполитичные слои и страты общества. Когда диапазон условий сойдется в точку, возникнет социальная сингулярность, в которую, как в черную дыру, неотвратимо провалится сам режим. Здесь все взаимосвязано, а потому критиковать режим не имеет ни малейшего смысла - он находится в стадии коллапса в эту самую сингулярность, и нет таких сил и ресурсов, которые способны этот процесс развернуть.
Это не критика, а констатация. Но любая констатация имеет смысл для того, чтобы зафиксировать текущее положение и перейти от него к следующему. Пожалуй, весьма важным вопросом в этом случае является вопрос - есть ли жизнь «после Путина»? Что будет со страной и с нами после того, как вся эта конструкция с грохотом рухнет?
Ответ, как ни странно, весьма банален - да ничего особо не будет. Ни фатального, ни плохого, ни хорошего. Будет совершенно понятный и неплохо известный набор вероятностей. Почему понятный? Потому что процесс разрушения режима будет стихийным, а не проектным. А стихийные процессы поддаются моделированию и прогнозированию - в отличие от проектных, где помимо чисто исторических законов действует еще и такие весьма неопределенные факторы, как воля и управленческая состоятельность.
Сам процесс катастрофы я пока пропущу. Он, конечно, интересен и любопытен с точки зрения количества стадий, в которые нам придется укладываться. Их будет несколько, что очевидно. Вопрос - сколько на самом деле. Но это отдельная и интересная тема. В любом случае «на выходе» мы будем иметь относительно стабильный социальный субъект (или группу социальных субъектов разной степени стабильности) и ряд территорий, куда будет сброшена постреволюционная энтропия. Революция - это всегда перераспределение накопленной в предреволюционный период социальной энергии. Своеобразная «тепловая машина», которая охлаждает социум до относительно стабильного состояния, но при этом ей необходимо отвести и утилизировать избыточную социальную теплоту. Примерно так работает бытовой кондиционер, охлаждая помещение и сбрасывая в окружающее пространство перераспределенную теплоту. Кстати, поэтому чем дольше продержится путинский режим, тем большее количество социальной энергии предстоит пропустить через эту тепловую машину, и тем большими будут территории, «отягощенные злом». Либо тем большими будут в них уровни человеческого страдания. Украинская революция 14 года как раз так и прошла - Донбасс стал территорией, куда перераспределилась социальная энергия, и именно Донбасс сегодня - это территория-клоака, которую в будущем еще только предстоит санировать и убирать сброшенную с запада и с востока энтропию.
В общем, в любом случае первая часть после краха путинского режима завершится созданием двух основных зон, одна из которых - зона стабильности - станет решать вопросы строительства нового социального субъекта. Каким он будет - вот в чем вопрос.
Ключевая проблема режима Путина - полное отсутствие внятного образа будущего. Без него ни о какой стратегии речь вести невозможно, что, в общем-то, в 14 году и произошло: единственный стратегический проект на пространстве бывшего СССР - Единое экономическое пространство - после 14 года превратился в блеф. Без Украины, ее промпотенциала, рынка сбыта ЕАЭС не вытягивает даже до нижнего уровня самодостаточной экономической зоны, в которой возможно относительно стабильное существование экономики четвертого уклада. Чем-то это сродни ситуации утраты Советским Союзом Варшавского блока, после чего ни о каком Пятом укладе речь уже идти не могла - сам СССР мог потянуть только Четвертый, а после его распада и этот уровень встал под вопросом.
Итог у нас перед глазами - распадающиеся экономики разбегающихся друг от друга постсоветских республик. Центры относительно высокого уровня развития существуют сами по себе, не имея возможность инсталлировать свои технологии в окружающее их и дичающее на глазах пространство. Кризис 2020 года привел к тому, что даже эти центры начали стремительную деградацию, что прямо сейчас и происходит с последними двумя относительно развитыми отраслями - нефтяной и газовой. И это при том, что они даже на самом пике своего развития еле-еле вытянули уровень, на котором эти отрасли находились перед крушением Советского Союза (а это, напомню, был катастрофический кризис, который и привел к распаду страны).
Режим Путина неспособен в силу сугубо внутренних причин к проектному управлению. Он с трудом вытягивал на пике своих возможностей рефлексивные методики управления, но как только он пытался играть в управление проектное, все без исключения его проекты были полностью и бесповоротно провалены - что проект ЕАЭС, что проект захвата европейского газового рынка, что проект «поворота на Восток». Это говорит лишь о неспособности нынешнего поколения управленцев ставить и решать задачи стратегического уровня. А такие задачи можно решать только на уровне проектного планирования и управления. Реактивная и рефлексивная политика в управлении - это всегда борьба за пресловутую «стабильность», которая как и любая борьба в обороне, всегда заканчивается поражением. Любая стабильность без развития всегда трансформируется в стагнацию, а та - в деградацию. «Чтобы даже оставаться на месте, нужно изо всех сил бежать вперёд» ©
Вторая критическая проблема режима - неспособность к трансформации. Эта проблема прямо вытекает из первой. Любая трансформация - это проект. Если система управления не способна к проектированию, то реформы и трансформации в управляемом режиме для нее недоступны. Она может лишь реагировать на вызовы, но сама создавать их - нет. Кстати, поэтому пресловутый «трансферт» и выглядит как попытка оставить всё как есть, лишь имитируя изменения, но никак не разрешая накопленные противоречия. Конституционная «реформа» Путина внутренне не сбалансирована и совершенно нестабильна, она непонятна самой системе управления, а потому интерпретируется ею вместо того, чтобы ясно понимать как общий замысел, так и свое место в нем. Понятно, что в таком случае неизбежно возникает хаос, на преодоление которого будут тратиться драгоценные и дефицитные (всегда дефицитные при реализации любого проекта) ресурсы. Как раз конституционная реформа лучше всего демонстрирует управленческую несостоятельность режима.
Все сказанное - не критика режима. Это бессмысленно по сути. Критика может быть только конструктивной, ее задача - выявить слабые или уязвимые места. Чтобы сконцентрировать усилия именно на них. Но режим не нуждается в критике - ни внутренней, ни внешней. Он идеален, насколько идеальной в своем убожестве может быть управленческая система. Режим неремонтопригоден, так как попытка изменить хотя бы часть его немедленно приведет к его полному обрушению. В определенном смысле попытки любой ценой удерживать «стабильность» рациональны - за пределами этой стабильности никаких шансов у режима нет.
Чем-то это напоминает ядерное оружие на плутонии - кривая выделения энергии в зависимости от содержания примесей в Пл-239 имеет вид узкого пика. Даже небольшое количество примесей или изменения в кристаллической форме отливки плутония существенно снижает энерговыделения штатного боеприпаса при подрыве. Поэтому плутониевые боеголовки очень чувствительны к изменениям штатных условий хранения и эксплуатации - даже небольшой сбой в системе теплосъема приводит к необратимым деградациям заряда (в этом смысле утерянные заряды, кстати, практически безопасны - без соблюдения условий хранения они просто выходят из строя. Плутоний можно, конечно, мелко настрогать и подсыпать врагу в чай, но это уже точно не ядерное оружие.)
Примерно так же существует и путинский режим - в очень узком диапазоне допустимых условий. И чем в более тяжелый внутренний кризис он погружается (а «стабильность любой ценой» - это всегда динамично развивающийся в сторону усиления кризис), тем уже диапазон. Отсюда и террор, который сейчас разворачивается в отношении населения страны: сужение окна возможностей для существования вынуждает Путина и его клику ужесточать режим, создавая при этом новые несбалансированные противоречия, вовлекая в противодействие себе ранее аполитичные слои и страты общества. Когда диапазон условий сойдется в точку, возникнет социальная сингулярность, в которую, как в черную дыру, неотвратимо провалится сам режим. Здесь все взаимосвязано, а потому критиковать режим не имеет ни малейшего смысла - он находится в стадии коллапса в эту самую сингулярность, и нет таких сил и ресурсов, которые способны этот процесс развернуть.
Это не критика, а констатация. Но любая констатация имеет смысл для того, чтобы зафиксировать текущее положение и перейти от него к следующему. Пожалуй, весьма важным вопросом в этом случае является вопрос - есть ли жизнь «после Путина»? Что будет со страной и с нами после того, как вся эта конструкция с грохотом рухнет?
Ответ, как ни странно, весьма банален - да ничего особо не будет. Ни фатального, ни плохого, ни хорошего. Будет совершенно понятный и неплохо известный набор вероятностей. Почему понятный? Потому что процесс разрушения режима будет стихийным, а не проектным. А стихийные процессы поддаются моделированию и прогнозированию - в отличие от проектных, где помимо чисто исторических законов действует еще и такие весьма неопределенные факторы, как воля и управленческая состоятельность.
Сам процесс катастрофы я пока пропущу. Он, конечно, интересен и любопытен с точки зрения количества стадий, в которые нам придется укладываться. Их будет несколько, что очевидно. Вопрос - сколько на самом деле. Но это отдельная и интересная тема. В любом случае «на выходе» мы будем иметь относительно стабильный социальный субъект (или группу социальных субъектов разной степени стабильности) и ряд территорий, куда будет сброшена постреволюционная энтропия. Революция - это всегда перераспределение накопленной в предреволюционный период социальной энергии. Своеобразная «тепловая машина», которая охлаждает социум до относительно стабильного состояния, но при этом ей необходимо отвести и утилизировать избыточную социальную теплоту. Примерно так работает бытовой кондиционер, охлаждая помещение и сбрасывая в окружающее пространство перераспределенную теплоту. Кстати, поэтому чем дольше продержится путинский режим, тем большее количество социальной энергии предстоит пропустить через эту тепловую машину, и тем большими будут территории, «отягощенные злом». Либо тем большими будут в них уровни человеческого страдания. Украинская революция 14 года как раз так и прошла - Донбасс стал территорией, куда перераспределилась социальная энергия, и именно Донбасс сегодня - это территория-клоака, которую в будущем еще только предстоит санировать и убирать сброшенную с запада и с востока энтропию.
В общем, в любом случае первая часть после краха путинского режима завершится созданием двух основных зон, одна из которых - зона стабильности - станет решать вопросы строительства нового социального субъекта. Каким он будет - вот в чем вопрос.