Два контура (1)
События в Белоруссии снова и снова ставят вопрос - почему возникающие на постсоветском пространстве режимы не способны создать устойчивый социальный каркас и все время сваливаются в одну из двух крайностей - деспотическую персоналистскую диктатуру или хаотическую полуанархическую охлократию? Ответ, по-видимому, есть, но он крайне неоднозначен и точно нелинейный. Он находится даже не в диалектическом пространстве противоречий, а в пространстве более высокого порядка, в котором помимо устойчивых базовых противоречий действует и динамически меняющаяся среда, как один из аттракторов системы. А потому не могу не привести длинную, но полагаю, важную цитату Леонида Васильева из его двухтомной «Истории Востока»:
«…Трудно сказать, что явилось причиной архаической революции, которую смело можно уподобить своего рода социальной мутации, ибо во всей истории человечества она была единственной и потому уникальной по характеру и результатам. Одно несомненно: главным итогом трансформации структуры был выход на передний план почти неизвестных или по крайней мере слаборазвитых в то время во всем остальном мире частнособственнических отношений, особенно в сочетании с господством частного товарного производства, ориентированного преимущественно на рынок, с эксплуатацией частных рабов при отсутствии сильной централизованной власти и при самоуправлении общины, города-государства (полиса)…
Начиная с античной Греции, в цивилизованном мире возникли две разные социальные структуры - европейская и неевропейская, причем вторая (по времени появления - первая) была представлена многими вариантами, различавшимися в разных районах мира, но принципиально сходными, однотипными в главном: ей не были знакомы ни господствующая роль частной собственности, ни античное «гражданское общество»…
Васильев называет античную цивилизацию (которая через ряд трансформаций и даже катастроф с течением времени стала базой для современной западной евро-атолантической цивилизации) «социальной мутацией», имея в виду ее уникальность и неповторимость (возможно, принципиальную).
У этой «мутации» возникли помимо внешних признаков и проявлений сущностные и глубинные отличия на экзистенциальном уровне от всех остальных цивилизаций планеты. И в первую очередь этим отличием можно назвать отличное представление о времени. У восточных цивилизаций время циклично и замкнуто в круг. Они бесконечно повторяют один и тот же сюжет, проходя через одни и те же этапы своего развития. Европейцы создали представление о линейном времени, то есть, о последовательности вытекающих друг от друга событий, развивающихся по спирали (которая может быть как восходящей, так и нисходящей. Поэтому повторяемость сюжетов развития европейцев всегда происходит на ином, чем это было ранее, уровне.
Две принципиально различные цивилизационные структуры были обязаны создать и два типа управления, кардинально отличающиеся друг от друга. Восточные цивилизации тяготеют к классической модели деспотии, что и обуславливает конечность любой социальной системы и возвращение ее после своего краха на исходную нулевую позицию нового круга. Старого деспота меняет новый - и все начинается заново. Вокруг нового мудрого правителя появляются и садятся на все ресурсно значимые места новые прихлебатели и друзья, немедленно закупоривается социальная мобильность, система замыкается, и в ней тут же начинают идти энтропийные процессы (термодинамика всегда права - в закрытой системе энтропия не может убывать, она лишь прирастает). Смена одного деспота на другого - всегда катастрофический процесс, ломающий структуру управления, но оставляющий неизменной саму систему.
Однако и для западной цивилизации не все так хорошо - создав демократию, как инструмент «размыкания» системы, она очень быстро подошла к проблеме охлократического управления, когда управляемая толпа начинает управлять своим управляющим контуром, создавая положительную обратную связь, загоняющую систему в те или иные виды резонансов, разрывающих социальную систему на клочки. Сама по себе демократия теоретически может работать хорошо, но предъявляет чрезвычайно высокие требования к управляемому ею социуму, требуя от него невозможного: сочетания тактического текущего мышления на уровне сегодняшних потребностей и стратегических решений, которые практически всегда создают существенные сложности для сегодняшних нужд.
Поэтому античные демократии рано или поздно, но заканчивались все той же старой доброй деспотией восточного типа, и самый показательный пример - Византия, которая на пике своего могущества вообще мало что оставила от своего прародителя Рима. Однако возвращение к истокам приводило и ко всем «родовым травмам» восточных цивилизаций - спираль замыкалась, развитие останавливалось, цивилизация «замирала».
Второй шанс Запад получил в эпоху Возрождения, причем разомкнув круг, он тут же вышел на новый, принципиально иной по сравнению с античным, уровень разрешения базового противоречия демократического устройства. Запад нашел ответ, как использовать демократию, не подвергая опасности стратегию развития.
Западная цивилизация с момента Возрождения отрефлексировала и создала действующую модель демократии, которая теперь выглядит как двухконтурная система управления. Без сомнения, она тоже несет в себе зародыш будущих проблем и возможно, даже гибели, но пока эта система работает, и работает вполне успешно.
Два контура западного управления включают в себе внешний - та самая выборная демократия, политическая борьба, власть-оппозиция, которые меняются местами. Внешний контур обеспечивает сброс социальной энтропии и обеспечивает устойчивость и непрерывность механизма управления.
Второй контур - внутренний. Европейская аристократия, возникшая и выработавшая свои собственные внутренние правила. Этот контур отвечает за стратегию развития, он всегда «за кадром», но именно здесь возникают и отрабатываются ключевые направления развития. Политики из внешнего контура - обслуживающий персонал. Важный, но не входящий в элиту. Они - исполнители, хотя, конечно, качество исполнителей имеет весьма важное значение, а иногда - и определяющее. В критические моменты возможен переход из внутреннего контура во внешний (скажем, Черчилль, будучи представителем именно аристократического истэблишмента, взял на себя текущее управление в критический для страны момент), но обратная мобильность из внешнего контура во внутренний все равно остается невозможной.
Интуитивно мы понимаем наличие и существование "закадровой" элиты, хотя это понимание во многом для нас мифологично. Отсюда и представления о неком «мировом правительстве», о творящем мировую политику Римском или Бильдердергском клубах. В реальности всё, конечно, не так. Европейская элита неоднородна, а значит - внутри нее всегда идет ожесточенная борьба за продвигаемые разными группами стратегии и проекты. Что, кстати, обеспечивает качество выдвигаемых проектов, так как конкуренция - это один из двух базовых источников развития.
Тем не менее, современная евро-атлантическая цивилизация - это именно два контура управления, что и создает дополнительные уровни устойчивости всей модели управления, делая ее успешной в долгосрочном плане.
Качество элиты, кстати, есть параметр исключительно важный. И здесь решение в ходе эволюции евро-атлантической цивилизации тоже нашлось. В Европе ключевым фильтром для элиты является традиция, выработанная за тысячу лет Средних веков и пятьсот лет с момента Возрождения. В Америке традиции возникнуть не успели, а потому их пришлось заменить структурой ФБР, в принудительном порядке обеспечивающей качество американской элиты, зачищая еще на походах нежелательный элемент, пытающийся пробиться во внутренний контур управления. Строго ситуативно ФБР было создано для создания барьера между политическим классом и мафией, но впоследствии структура, показавшая свою эффективность, перешла и на более тонкие методы контроля за чистотой правящего слоя. Не без сбоев и проблем - но у американцев просто не было иной возможности для поддержания элитного уровня, слишком молодая нация по всем меркам. Главное здесь то, что Штаты вполне прагматично оценили перспективы именно современной демократии в плане стратегии, и решили возникшую проблему качества политического класса нетривиально и крайне эффективно.
Прямо сейчас, конечно, западная модель управления выглядит, мягко говоря, неблестяще. Убогие серые бюрократы и стремительно падающий уровень исполнительских компетенций не замечать уже невозможно. Но объяснение этому вполне очевидно: внутри элитного контура управления идет ожесточенная схватка за выбор стратегического проекта развития - изоляционистского и глобального. И пока эта схватка не закончится победой одного из проектов, исполнительский контур просто обязан деградировать - для него нет работы, а поступающие из внутреннего контура управления разнородные и противоречивые команды неизбежно создают хаос на исполнительском уровне.
И вот теперь, наверное, есть смысл вернуться к родным березкам.
(окончание здесь: https://el-murid.livejournal.com/4527286.html)
«…Трудно сказать, что явилось причиной архаической революции, которую смело можно уподобить своего рода социальной мутации, ибо во всей истории человечества она была единственной и потому уникальной по характеру и результатам. Одно несомненно: главным итогом трансформации структуры был выход на передний план почти неизвестных или по крайней мере слаборазвитых в то время во всем остальном мире частнособственнических отношений, особенно в сочетании с господством частного товарного производства, ориентированного преимущественно на рынок, с эксплуатацией частных рабов при отсутствии сильной централизованной власти и при самоуправлении общины, города-государства (полиса)…
Начиная с античной Греции, в цивилизованном мире возникли две разные социальные структуры - европейская и неевропейская, причем вторая (по времени появления - первая) была представлена многими вариантами, различавшимися в разных районах мира, но принципиально сходными, однотипными в главном: ей не были знакомы ни господствующая роль частной собственности, ни античное «гражданское общество»…
Васильев называет античную цивилизацию (которая через ряд трансформаций и даже катастроф с течением времени стала базой для современной западной евро-атолантической цивилизации) «социальной мутацией», имея в виду ее уникальность и неповторимость (возможно, принципиальную).
У этой «мутации» возникли помимо внешних признаков и проявлений сущностные и глубинные отличия на экзистенциальном уровне от всех остальных цивилизаций планеты. И в первую очередь этим отличием можно назвать отличное представление о времени. У восточных цивилизаций время циклично и замкнуто в круг. Они бесконечно повторяют один и тот же сюжет, проходя через одни и те же этапы своего развития. Европейцы создали представление о линейном времени, то есть, о последовательности вытекающих друг от друга событий, развивающихся по спирали (которая может быть как восходящей, так и нисходящей. Поэтому повторяемость сюжетов развития европейцев всегда происходит на ином, чем это было ранее, уровне.
Две принципиально различные цивилизационные структуры были обязаны создать и два типа управления, кардинально отличающиеся друг от друга. Восточные цивилизации тяготеют к классической модели деспотии, что и обуславливает конечность любой социальной системы и возвращение ее после своего краха на исходную нулевую позицию нового круга. Старого деспота меняет новый - и все начинается заново. Вокруг нового мудрого правителя появляются и садятся на все ресурсно значимые места новые прихлебатели и друзья, немедленно закупоривается социальная мобильность, система замыкается, и в ней тут же начинают идти энтропийные процессы (термодинамика всегда права - в закрытой системе энтропия не может убывать, она лишь прирастает). Смена одного деспота на другого - всегда катастрофический процесс, ломающий структуру управления, но оставляющий неизменной саму систему.
Однако и для западной цивилизации не все так хорошо - создав демократию, как инструмент «размыкания» системы, она очень быстро подошла к проблеме охлократического управления, когда управляемая толпа начинает управлять своим управляющим контуром, создавая положительную обратную связь, загоняющую систему в те или иные виды резонансов, разрывающих социальную систему на клочки. Сама по себе демократия теоретически может работать хорошо, но предъявляет чрезвычайно высокие требования к управляемому ею социуму, требуя от него невозможного: сочетания тактического текущего мышления на уровне сегодняшних потребностей и стратегических решений, которые практически всегда создают существенные сложности для сегодняшних нужд.
Поэтому античные демократии рано или поздно, но заканчивались все той же старой доброй деспотией восточного типа, и самый показательный пример - Византия, которая на пике своего могущества вообще мало что оставила от своего прародителя Рима. Однако возвращение к истокам приводило и ко всем «родовым травмам» восточных цивилизаций - спираль замыкалась, развитие останавливалось, цивилизация «замирала».
Второй шанс Запад получил в эпоху Возрождения, причем разомкнув круг, он тут же вышел на новый, принципиально иной по сравнению с античным, уровень разрешения базового противоречия демократического устройства. Запад нашел ответ, как использовать демократию, не подвергая опасности стратегию развития.
Западная цивилизация с момента Возрождения отрефлексировала и создала действующую модель демократии, которая теперь выглядит как двухконтурная система управления. Без сомнения, она тоже несет в себе зародыш будущих проблем и возможно, даже гибели, но пока эта система работает, и работает вполне успешно.
Два контура западного управления включают в себе внешний - та самая выборная демократия, политическая борьба, власть-оппозиция, которые меняются местами. Внешний контур обеспечивает сброс социальной энтропии и обеспечивает устойчивость и непрерывность механизма управления.
Второй контур - внутренний. Европейская аристократия, возникшая и выработавшая свои собственные внутренние правила. Этот контур отвечает за стратегию развития, он всегда «за кадром», но именно здесь возникают и отрабатываются ключевые направления развития. Политики из внешнего контура - обслуживающий персонал. Важный, но не входящий в элиту. Они - исполнители, хотя, конечно, качество исполнителей имеет весьма важное значение, а иногда - и определяющее. В критические моменты возможен переход из внутреннего контура во внешний (скажем, Черчилль, будучи представителем именно аристократического истэблишмента, взял на себя текущее управление в критический для страны момент), но обратная мобильность из внешнего контура во внутренний все равно остается невозможной.
Интуитивно мы понимаем наличие и существование "закадровой" элиты, хотя это понимание во многом для нас мифологично. Отсюда и представления о неком «мировом правительстве», о творящем мировую политику Римском или Бильдердергском клубах. В реальности всё, конечно, не так. Европейская элита неоднородна, а значит - внутри нее всегда идет ожесточенная борьба за продвигаемые разными группами стратегии и проекты. Что, кстати, обеспечивает качество выдвигаемых проектов, так как конкуренция - это один из двух базовых источников развития.
Тем не менее, современная евро-атлантическая цивилизация - это именно два контура управления, что и создает дополнительные уровни устойчивости всей модели управления, делая ее успешной в долгосрочном плане.
Качество элиты, кстати, есть параметр исключительно важный. И здесь решение в ходе эволюции евро-атлантической цивилизации тоже нашлось. В Европе ключевым фильтром для элиты является традиция, выработанная за тысячу лет Средних веков и пятьсот лет с момента Возрождения. В Америке традиции возникнуть не успели, а потому их пришлось заменить структурой ФБР, в принудительном порядке обеспечивающей качество американской элиты, зачищая еще на походах нежелательный элемент, пытающийся пробиться во внутренний контур управления. Строго ситуативно ФБР было создано для создания барьера между политическим классом и мафией, но впоследствии структура, показавшая свою эффективность, перешла и на более тонкие методы контроля за чистотой правящего слоя. Не без сбоев и проблем - но у американцев просто не было иной возможности для поддержания элитного уровня, слишком молодая нация по всем меркам. Главное здесь то, что Штаты вполне прагматично оценили перспективы именно современной демократии в плане стратегии, и решили возникшую проблему качества политического класса нетривиально и крайне эффективно.
Прямо сейчас, конечно, западная модель управления выглядит, мягко говоря, неблестяще. Убогие серые бюрократы и стремительно падающий уровень исполнительских компетенций не замечать уже невозможно. Но объяснение этому вполне очевидно: внутри элитного контура управления идет ожесточенная схватка за выбор стратегического проекта развития - изоляционистского и глобального. И пока эта схватка не закончится победой одного из проектов, исполнительский контур просто обязан деградировать - для него нет работы, а поступающие из внутреннего контура управления разнородные и противоречивые команды неизбежно создают хаос на исполнительском уровне.
И вот теперь, наверное, есть смысл вернуться к родным березкам.
(окончание здесь: https://el-murid.livejournal.com/4527286.html)