Сирийская мешанина
Генсек НАТО Столтенберг выразил озабоченность сообщениями об увеличении российского военного присутствия в Сирии. Это уже не первый официальный чиновник высокого уровня на Западе, который высказывается на данную тему.
То, что активность России на этом направлении резко увеличилась, сомнений не вызывает. Официальные лица в России не комментируют происходящее, что скорее всего объясняется некоторой несвоевременностью: возможно, что-то должен будет прояснить Путин на Генассамблее ООН, поэтому его подчиненные не спешат высказываться ранее руководства. Тем не менее, опровержений как таковых тоже нет. Речь практически точно идет о строительстве аэродрома (или модернизации уже существующего), поставках новой техники, посылке инструкторов и специалистов. Вопрос о посылке военных, которые будут принимать (или уже принимают) участие в непосредственных боевых действиях, пока открыт.
Все эти действия со стороны российских официальных лиц прикрываются заявлениями о необходимости борьбы с терроризмом и Исламским государством, что в общем-то, должно в какой-то мере соответствовать интересам Запада - но пока Запад не столько приветствует, сколько выражает озабоченность. В чем же дело?
Война в Сирии давно перестала носить линейный характер. Только на поле боя непосредственно воюют друг с другом минимум четыре силы: правительственная армия, курдские ополченцы, боевики Джебхат ан-Нусры вместе с бойцами различных исламистских и полуисламистских формирований, которых именуют общим названием Исламский фронт (Джебхат аль-Исламийя) и, наконец, собственно, Исламское государство (или ИГИЛ). Ко всему прочему нужно учесть боевые отряды ливанской Хезболлы, практически не скрывающиеся боевые отряды иранской Аль-Кудс, а также разного рода "отпускники" вооруженных сил сопредельных государств вроде Турции, Иордании, Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ.
Весь этот конгломерат находится между собой в крайне сложных отношениях, хотя в целом можно выделить именно четыре автономных силы - правительство, курды, Ан-Нусра и Исламский фронт и ИГИЛ.
Исламский фронт и Ан-Нусра - наибольшая головная боль правительства. Именно с этими группировками общей численностью около 65-70 тысяч человек идет наиболее ожесточенная борьба. Непосредственное соприкосновение с ИГИЛ у правительства есть - но на довольно локальных участках общего фронта, при этом ИГИЛ воюет как с правительством, так и с Ан-Нусрой и Исламским фронтом и, естественно, с курдами.
Сегодня наиболее угрожаемое направление для правительства - провинции Идлиб, Латакия, Хама, а также районы Забадани на ливанской границе, Дамаск и юг страны. Практически везде столкновения идут именно с Ан-Нусрой и Исламским фронтом - и именно эти группировки и поддерживает Запад. Не просто поддерживает, а снабжает оружием, обучает боевиков, лечит раненых.
Парадокс идущей войны заключается в том, что Россия, решившись на более серьезную помощь Асаду (на мой взгляд, эта помощь запоздала минимум на три года), будет вынуждена помогать ему в борьбе не с ИГИЛ, а именно с Ан-Нусрой и Исламским фронтом. Парадокс в том, что эта борьба сугубо ситуативно будет решать проблемы ИГИЛ, которая воюет с ними же. Атаковать ИГИЛ войска Асада сейчас не могут - слишком мало точек соприкосновения.
Собственно, это и вынуждает Запад нервничать и протестовать - он подозревает, что под прикрытием разговоров о борьбе с ИГИЛ Россия поможет Асаду если не разгромить, то серьезно ослабить западных протеже, чем вне всякого сомнения воспользуется тот же ИГИЛ. У Шуры Исламского государства действует концепция борьбы с "дальними" (Западом) и "ближними" (вероотступники) врагами, причем "ближние" враги в полном приоритете. Ан-Нусра и Исламский фронт для ИГИЛ враги гораздо более важные, чем Асад - они поддерживают связи с Аль-Кайедой аз-Завахири и придерживаются ее идеологической концепции, а значит - подлежат безусловному уничтожению, если не принесут присягу верности халифу Багдади. Асад подождет.
Учитывая, что Запад (и в целом, и США в частности) пребывают сегодня в тяжелейшем кризисе доверия с Россией - пожалуй, даже более серьезном, чем в годы Холодной войны, никакие заверения российских официальных лиц о том, что нужно совместными усилиями бороться с ИГИЛ, западных политиков не впечатляют. Российские политики верят западным примерно с той же степенью наивности.
Проблема в том, что борьба с ИГИЛ в конкретных условиях сирийской войны автоматически означает отказ от поддержки Асада - и это тот маркер, по которому можно хоть как-то ориентироваться в каше и мешанине событий. Либо Россия поддерживает Асада - и тогда она будет вынуждена просто в силу сложившейся оперативной обстановки вести борьбу с прозападными группировками Ан-Нусры и Исламского фронта, либо сдаст Асада - и тогда плечом к плечу с террористами сможет воевать с ИГИЛ, получив при этом ответ в виде террористической войны на своей территории. Нет никаких сомнений в том, что именно второй вариант устроит США, и под него они могут пообещать если не снять санкции, то хотя не вводить новые. Пообещать, конечно - не значит жениться, но немалая часть нашей номенклатуры будет рада и этому.
Правда, есть нюанс, который нужно будет раскрывать отдельно. Он заключается в том, что вернуть Сирию к довоенной ситуации уже невозможно. Ее распад, скорее всего, уже не остановить. Борьба идет за то, на какие именно территории будет разделена Сирия после войны, которая будет длиться еще долгие годы. Россия упустила шанс на быстрое завершение этой войны, выкрутив Асаду руки в 2012 году и вынудив его пойти на перемирие под гарантии Кофи Аннана - которое завершилось атакой Дамаска и Алеппо уже в июле 2012 года. Минский сговор в череде предательств - далеко не первый эпизод российской политики.
Тем не менее, это уже в прошлом. Стратегические интересы России, безусловно, требуют контроля Асадом хотя бы прибрежной части Сирии и, по возможности, приграничной с Ливаном полосы. Это более чем очевидное решение, так как позволит России продолжать держать руку на "сирийском кресте" - то есть, перекрестке потенциальных газопроводов из Ирана и Катара (из-за чего, собственно, и началась в немалой степени эта война). Оказав помощь Асаду практически в последний момент, Россия будет иметь дело уже не с прежней Сирией, а ее огрызком, практически беспомощным без внешней помощи. Ничего личного - только бизнес. В таком случае возможности России влиять на решения этого огрызка, касающиеся вопросов допуска к побережью, становятся практически абсолютными.
Отдельной строкой можно отметить, что выход к морю - практически единственный предмет для торга с Исламским государством, и если Россия смотрит хотя бы на 10-15 лет вперед, то ей нужно начинать воспринимать это государство как весьма вероятную данность, а значит - нужно начинать хотя бы предварительно просчитывать возможности и точки соприкосновения.
Будь в Кремле хоть немного иное руководство, можно было бы рассматривать его действия с точки зрения государственных интересов, а каша в регионе Ближнего Востока, в которую отчетливо не хотят лезть Соединенные Штаты - прекрасная возможность возвращения утраченных позиций, а возможно - и приобретения новых. К сожалению, после событий на Донбассе подозревать российское руководство в продвижении российских интересов не приходится. В лучшем случае - оно решает задачи своих олигархов, причем задачи краткосрочные и очень ситуативные. Это и есть основная причина всех феерических провалов российской политики последних десятилетий.
Поэтому оценивать планы российского руководства, исходя из текущей обстановки и возникающих в ней возможностей для нас очень проблематично. Вполне возможно, что у Кремля есть какие-то альтернативные соображения на этот счет - но по сложившейся практике, в них охлос никто посвящать не намерен. Есть пропагандисты, которые объяснят любой вывих российской политики взаимоисключающими техисами, призванными замутить любую, даже кристалльно ясную картину.
Поэтому есть смысл подождать выступления Путина на Генассамблее. Особых надежд на то, что он произнесет там что-то внятное, конечно, нет - в последние года полтора ни в одной публичной встрече или речи Путина внятности обнаружить было весьма затруднительно. Тем не менее, ничего другого не остается - слушать чиновников, задача которых - только выкручиваться, не произнося ничего толком, вообще невозможно.
То, что активность России на этом направлении резко увеличилась, сомнений не вызывает. Официальные лица в России не комментируют происходящее, что скорее всего объясняется некоторой несвоевременностью: возможно, что-то должен будет прояснить Путин на Генассамблее ООН, поэтому его подчиненные не спешат высказываться ранее руководства. Тем не менее, опровержений как таковых тоже нет. Речь практически точно идет о строительстве аэродрома (или модернизации уже существующего), поставках новой техники, посылке инструкторов и специалистов. Вопрос о посылке военных, которые будут принимать (или уже принимают) участие в непосредственных боевых действиях, пока открыт.
Все эти действия со стороны российских официальных лиц прикрываются заявлениями о необходимости борьбы с терроризмом и Исламским государством, что в общем-то, должно в какой-то мере соответствовать интересам Запада - но пока Запад не столько приветствует, сколько выражает озабоченность. В чем же дело?
Война в Сирии давно перестала носить линейный характер. Только на поле боя непосредственно воюют друг с другом минимум четыре силы: правительственная армия, курдские ополченцы, боевики Джебхат ан-Нусры вместе с бойцами различных исламистских и полуисламистских формирований, которых именуют общим названием Исламский фронт (Джебхат аль-Исламийя) и, наконец, собственно, Исламское государство (или ИГИЛ). Ко всему прочему нужно учесть боевые отряды ливанской Хезболлы, практически не скрывающиеся боевые отряды иранской Аль-Кудс, а также разного рода "отпускники" вооруженных сил сопредельных государств вроде Турции, Иордании, Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ.
Весь этот конгломерат находится между собой в крайне сложных отношениях, хотя в целом можно выделить именно четыре автономных силы - правительство, курды, Ан-Нусра и Исламский фронт и ИГИЛ.
Исламский фронт и Ан-Нусра - наибольшая головная боль правительства. Именно с этими группировками общей численностью около 65-70 тысяч человек идет наиболее ожесточенная борьба. Непосредственное соприкосновение с ИГИЛ у правительства есть - но на довольно локальных участках общего фронта, при этом ИГИЛ воюет как с правительством, так и с Ан-Нусрой и Исламским фронтом и, естественно, с курдами.
Сегодня наиболее угрожаемое направление для правительства - провинции Идлиб, Латакия, Хама, а также районы Забадани на ливанской границе, Дамаск и юг страны. Практически везде столкновения идут именно с Ан-Нусрой и Исламским фронтом - и именно эти группировки и поддерживает Запад. Не просто поддерживает, а снабжает оружием, обучает боевиков, лечит раненых.
Парадокс идущей войны заключается в том, что Россия, решившись на более серьезную помощь Асаду (на мой взгляд, эта помощь запоздала минимум на три года), будет вынуждена помогать ему в борьбе не с ИГИЛ, а именно с Ан-Нусрой и Исламским фронтом. Парадокс в том, что эта борьба сугубо ситуативно будет решать проблемы ИГИЛ, которая воюет с ними же. Атаковать ИГИЛ войска Асада сейчас не могут - слишком мало точек соприкосновения.
Собственно, это и вынуждает Запад нервничать и протестовать - он подозревает, что под прикрытием разговоров о борьбе с ИГИЛ Россия поможет Асаду если не разгромить, то серьезно ослабить западных протеже, чем вне всякого сомнения воспользуется тот же ИГИЛ. У Шуры Исламского государства действует концепция борьбы с "дальними" (Западом) и "ближними" (вероотступники) врагами, причем "ближние" враги в полном приоритете. Ан-Нусра и Исламский фронт для ИГИЛ враги гораздо более важные, чем Асад - они поддерживают связи с Аль-Кайедой аз-Завахири и придерживаются ее идеологической концепции, а значит - подлежат безусловному уничтожению, если не принесут присягу верности халифу Багдади. Асад подождет.
Учитывая, что Запад (и в целом, и США в частности) пребывают сегодня в тяжелейшем кризисе доверия с Россией - пожалуй, даже более серьезном, чем в годы Холодной войны, никакие заверения российских официальных лиц о том, что нужно совместными усилиями бороться с ИГИЛ, западных политиков не впечатляют. Российские политики верят западным примерно с той же степенью наивности.
Проблема в том, что борьба с ИГИЛ в конкретных условиях сирийской войны автоматически означает отказ от поддержки Асада - и это тот маркер, по которому можно хоть как-то ориентироваться в каше и мешанине событий. Либо Россия поддерживает Асада - и тогда она будет вынуждена просто в силу сложившейся оперативной обстановки вести борьбу с прозападными группировками Ан-Нусры и Исламского фронта, либо сдаст Асада - и тогда плечом к плечу с террористами сможет воевать с ИГИЛ, получив при этом ответ в виде террористической войны на своей территории. Нет никаких сомнений в том, что именно второй вариант устроит США, и под него они могут пообещать если не снять санкции, то хотя не вводить новые. Пообещать, конечно - не значит жениться, но немалая часть нашей номенклатуры будет рада и этому.
Правда, есть нюанс, который нужно будет раскрывать отдельно. Он заключается в том, что вернуть Сирию к довоенной ситуации уже невозможно. Ее распад, скорее всего, уже не остановить. Борьба идет за то, на какие именно территории будет разделена Сирия после войны, которая будет длиться еще долгие годы. Россия упустила шанс на быстрое завершение этой войны, выкрутив Асаду руки в 2012 году и вынудив его пойти на перемирие под гарантии Кофи Аннана - которое завершилось атакой Дамаска и Алеппо уже в июле 2012 года. Минский сговор в череде предательств - далеко не первый эпизод российской политики.
Тем не менее, это уже в прошлом. Стратегические интересы России, безусловно, требуют контроля Асадом хотя бы прибрежной части Сирии и, по возможности, приграничной с Ливаном полосы. Это более чем очевидное решение, так как позволит России продолжать держать руку на "сирийском кресте" - то есть, перекрестке потенциальных газопроводов из Ирана и Катара (из-за чего, собственно, и началась в немалой степени эта война). Оказав помощь Асаду практически в последний момент, Россия будет иметь дело уже не с прежней Сирией, а ее огрызком, практически беспомощным без внешней помощи. Ничего личного - только бизнес. В таком случае возможности России влиять на решения этого огрызка, касающиеся вопросов допуска к побережью, становятся практически абсолютными.
Отдельной строкой можно отметить, что выход к морю - практически единственный предмет для торга с Исламским государством, и если Россия смотрит хотя бы на 10-15 лет вперед, то ей нужно начинать воспринимать это государство как весьма вероятную данность, а значит - нужно начинать хотя бы предварительно просчитывать возможности и точки соприкосновения.
Будь в Кремле хоть немного иное руководство, можно было бы рассматривать его действия с точки зрения государственных интересов, а каша в регионе Ближнего Востока, в которую отчетливо не хотят лезть Соединенные Штаты - прекрасная возможность возвращения утраченных позиций, а возможно - и приобретения новых. К сожалению, после событий на Донбассе подозревать российское руководство в продвижении российских интересов не приходится. В лучшем случае - оно решает задачи своих олигархов, причем задачи краткосрочные и очень ситуативные. Это и есть основная причина всех феерических провалов российской политики последних десятилетий.
Поэтому оценивать планы российского руководства, исходя из текущей обстановки и возникающих в ней возможностей для нас очень проблематично. Вполне возможно, что у Кремля есть какие-то альтернативные соображения на этот счет - но по сложившейся практике, в них охлос никто посвящать не намерен. Есть пропагандисты, которые объяснят любой вывих российской политики взаимоисключающими техисами, призванными замутить любую, даже кристалльно ясную картину.
Поэтому есть смысл подождать выступления Путина на Генассамблее. Особых надежд на то, что он произнесет там что-то внятное, конечно, нет - в последние года полтора ни в одной публичной встрече или речи Путина внятности обнаружить было весьма затруднительно. Тем не менее, ничего другого не остается - слушать чиновников, задача которых - только выкручиваться, не произнося ничего толком, вообще невозможно.