Двадцать четырнадцать
В последний день года как-то принято писать о том, чем он запомнился. Самое запоминающееся, что я могу сказать про 14 год - зрелище, как снаряд прошивает насквозь высотку в Донецке. Как на замедленной съемке - вначале брызги летят с одной стороны, затем - с другой. И секунды через три доходит звук. И все это - при абсолютно безлюдных улицах центра города.
Других впечатлений было тоже в избытке, особенно позабавило меня, как работают рефлексы, когда первый раз за четверть века берешь в руки автомат и сразу вспоминаешь всё и сразу. И танк без опознавательных знаков, который ехал навстречу прямо в лоб под Красным Лучом, где вовсю шел бой, и мы только метрах в 50 от него, наконец, увидели, что это наши.
Магазин в Торезе, торгующий последним товаром на фоне бьющего неподалеку "Василька" и деловитый совет продавщицы минут через 5 отъезжать, потому что в ответ прилетит. Девочки лет 15 на посту в Снежном, ростом с берданку и с берданкой же в руках. Инвалид на блок-посту, который явно не мог держать в единственной руке оружие, но помогавший чем мог на кухне кормить ребят и начистивший одной рукой картошку - целый бак.
Было смешно, как донельзя серьезная девочка на высоченных шпильках и мини- (даже микро-, а то и нано-) юбке из губаревского гуманитарного батальона поддергивала торчащую из-под юбки кобуру с ПМ.
Очередь километра в четыре-пять от Изварино почти до Краснодона с машинами беженцев. Горящее темно-красным поле сразу за этой очередью в кромешной темноте. И бабахи где-то на грани слышимости.
Обстрел привокзальной площади, который мы пережидали в кафе за чашкой кофе, а нам категорически запретили курить в помещении - нельзя нарушать закон - только на улице. Да хоть атомная война: "в прымищенни заборонено"!
Абсолютно разбитые дороги, которые были разбиты еще при советской власти. Дома в Торезе, которые были разрушены безо всякой войны, из окон которых торчали десяти-, а то и пятнадцатилетние деревья, проросшие сквозь перекрытия. И разрушенные и сгоревшие дома в Шахтерске. Жуткий запах вдоль дороги между ЗуГРЭСом и Шахтерском от слегка присыпанных холмиков.
Разговор с капитаном ВСУ между блок-постами под Донецком и его полностью отключившийся от всего вид. На автомате пришел, на автомате ушел, разговаривал, подбирая и вспоминая слова.
Хмурый, который за двадцать минут проработал ночную операцию с командирами пяти отрядов, умудрившийся за это время сделать десяток звонков и нашедший из ничего по телефону огромную карту местности метра 3 на три, сотню автоматных рожков, бульдозер, три машины, пару ящиков гранат и еще чего-то там по мелочи.
Стрелков на грани и даже за гранью нервного истощения, умудрявшийся за час принять десяток человек и вникнуть в десятка полтора самых разных ситуаций, по которым тут же принимались решения. И преданный, почти собачий взгляд его охраны, которая порвет на клочки - только мигнет.
Командир изваринского ополчения с позывным "115" (если правильно помню), который в лоб проскочил на своем джипе с нами в 100 метрах от границы чей-то патруль - то ли российский, то ли украинский. Он и сам не понял.
...Но вид совершенно беззвучной картины попадания снаряда в дом - самый сюрреалистичный из всего, что можно себе представить. Наверное, поэтому и запомнился от и до.
Других впечатлений было тоже в избытке, особенно позабавило меня, как работают рефлексы, когда первый раз за четверть века берешь в руки автомат и сразу вспоминаешь всё и сразу. И танк без опознавательных знаков, который ехал навстречу прямо в лоб под Красным Лучом, где вовсю шел бой, и мы только метрах в 50 от него, наконец, увидели, что это наши.
Магазин в Торезе, торгующий последним товаром на фоне бьющего неподалеку "Василька" и деловитый совет продавщицы минут через 5 отъезжать, потому что в ответ прилетит. Девочки лет 15 на посту в Снежном, ростом с берданку и с берданкой же в руках. Инвалид на блок-посту, который явно не мог держать в единственной руке оружие, но помогавший чем мог на кухне кормить ребят и начистивший одной рукой картошку - целый бак.
Было смешно, как донельзя серьезная девочка на высоченных шпильках и мини- (даже микро-, а то и нано-) юбке из губаревского гуманитарного батальона поддергивала торчащую из-под юбки кобуру с ПМ.
Очередь километра в четыре-пять от Изварино почти до Краснодона с машинами беженцев. Горящее темно-красным поле сразу за этой очередью в кромешной темноте. И бабахи где-то на грани слышимости.
Обстрел привокзальной площади, который мы пережидали в кафе за чашкой кофе, а нам категорически запретили курить в помещении - нельзя нарушать закон - только на улице. Да хоть атомная война: "в прымищенни заборонено"!
Абсолютно разбитые дороги, которые были разбиты еще при советской власти. Дома в Торезе, которые были разрушены безо всякой войны, из окон которых торчали десяти-, а то и пятнадцатилетние деревья, проросшие сквозь перекрытия. И разрушенные и сгоревшие дома в Шахтерске. Жуткий запах вдоль дороги между ЗуГРЭСом и Шахтерском от слегка присыпанных холмиков.
Разговор с капитаном ВСУ между блок-постами под Донецком и его полностью отключившийся от всего вид. На автомате пришел, на автомате ушел, разговаривал, подбирая и вспоминая слова.
Хмурый, который за двадцать минут проработал ночную операцию с командирами пяти отрядов, умудрившийся за это время сделать десяток звонков и нашедший из ничего по телефону огромную карту местности метра 3 на три, сотню автоматных рожков, бульдозер, три машины, пару ящиков гранат и еще чего-то там по мелочи.
Стрелков на грани и даже за гранью нервного истощения, умудрявшийся за час принять десяток человек и вникнуть в десятка полтора самых разных ситуаций, по которым тут же принимались решения. И преданный, почти собачий взгляд его охраны, которая порвет на клочки - только мигнет.
Командир изваринского ополчения с позывным "115" (если правильно помню), который в лоб проскочил на своем джипе с нами в 100 метрах от границы чей-то патруль - то ли российский, то ли украинский. Он и сам не понял.
...Но вид совершенно беззвучной картины попадания снаряда в дом - самый сюрреалистичный из всего, что можно себе представить. Наверное, поэтому и запомнился от и до.