Домой
Я не верю в совпадения. Не верю в то, что жизнь состоит из ничего не значащих фрагментов. Значение имеет все. Любая мелочь, поэтому так важно помнить. Вот вам пример, так сказать, в прямом эфире. Уже 23 с половиной года назад я приехал из Минска в Израиль. Самая первая улица здесь, на которой я жил, недолго, носила имя Залмана Шнеура. Эта улица была и осталась сегодня маленьким адом - ряды обшарпаных малоэтажек образца поздних пятидесятых, с низкими входами в подъезд, странными соседями и грязью. Везде, на всем. Улица Залмана Шенура произвела на меня тяжелое впечатление. Ее хотелось забыть как можно быстрее, но я не забыл. Даже название осталось. Я вообще удивительно хорошо запомнил это черное время. Но одна деталь ускользнула из моего внимания - кто такой Залман Шнеур?
И вот сегодня, 23 года спустя я открыл субботнее приложение к газете "Хаарец" и наткнулся на статью с многообещающим названием: "Секс и маленький городок". Речь в ней была о выходе на иврите любовного романа писателя на идиш Залмана Шнеура. Итак, теперь я знаю чьим именем называлась эта помойка. Я вчитался в текст статьи и узнал много интересного. Оказывается это еврейский писатель, преуспевший духовно и материально в первой половине 20-го века, перу которого принадлежат десятки романов на идиш и несколько сборников стихов на иврите. Он родился в городе Шклов Минской губернии в конце 19 века, но практически всю свою жизнь прожил вдалеке от него и посвятил Шклову не одну свою книгу. Раз за разом он селил своих героев не в Нью Йорке, не в Париже, а в Шклове. Герои его говорили языком простых белорусских евреев, без американизмов и без всяких веяний нового времени. Этот в чем то анахронисткий стиль пришелся по вкусу миллионам его читателей во всем мире, поскольку был обращен к людям потерявшим себя с переездом в другие страны. Полный, тотальный развал человеческой личности, свойственный любому эмигранту, его неопределенная самоидентификация, часто лживая, придуманная - все это способствовало тому, что люди переживающие духовную и физическую эммиграцию находили отдушину в книгах Шнеура. Ничего в жизни эмигрантов не было однозначным и ясным кроме названия места, из которого они все уехали, кроме культуры, которую они покинули, кроме травмы ими всеми пережитой. Поразительно, но эти книги пришли к читателю 20, 30. 40 лет спустя после их переезда из России в Америку. Впрочем не поразительно, а вполне закономерно.
Ну а при чем же здесь я? Вполне логично, что первая улица моей новой жизни носила имя писателя, прожившего всю жизнь в Варшаве, Париже и Нью Йорке, но про этом оставшегося простым парнем из Шклова. И это несмотря на то, что он не жил там в течение более 50 лет и даже не приезжал. Но, оставив часть своей души в этом мало кому известном городе он воспел его, и таким образом подарил ему вечность. А заодно и свое имя страшной улице, с которой я начал свой собственный путь к пониманию, к любви. Улице, с которой я начал свой длинный путь домой. Я уже говорил и не раз, что человек с самого рождения и до сaмого конца, всего то навсего и делает, что идет домой.