Шоумен
Толстый - шоумен. Это основное о нем. Он превращает в шоу любое действие и просто не может жить по-другому.
С Толстым невозможно куда-то пойти, он сделает все для того, чтобы привлечь к себе внимание. Он всегда просил меня съездить с ним в супермаркет, чтобы помочь. И для меня это было мукой. Толстый въезжал в зал в своей коляске со счастливой улыбкой - люди! Много людей: все потенциальные слушатели, собеседники и зрители. И если говорить погромче, то глядишь, в беседу ввяжется кто-то еще. Я оставляла его у мясных нарезок и шла в другой конец зала, куда до меня доносились возгласы Толстого и его радостный смех. На кассах он передавал мне кошелек, я рассчитывалась, и Толстый тут же зычно объявлял всем мое имя, национальность и что я ему помогаю, потому что у него много проблем со здоровьем. Далее он, оглядывая публику, информировал всех о том, какие именно у него проблемы.
Однажды я согласилась пойти с ним в ресторан, отметить день его рождения. Толстый заловил официанта и рассказал ему всю свою биографию. Официант не остался в долгу и выложил свою. Потом они перешли к биографиям своих отцов и дедов. В конце концов, я взорвалась и сказала Толстому, что если меня сейчас не накормят, я встану и уйду, потому что рассказами я уже сыта по горло и хотелось бы нормальной еды. А официанту я сказала, что удивляюсь, как его до сих пор не уволили, потому что заказ был сделан давно, вроде бы зимой, а того и глядишь весна начнется.
Шоу с падением
Я спрашивала, зачем ему нужно, чтобы кто-то жил в доме, ведь он делает все сам. Толстый на это отвечал, что боится упасть, потому что в этом случае сам не поднимется.
- Ну, если ты упадешь при мне, то от меня мало пользы будет. Я тебе помочь не смогу.
- Да, но ты можешь вызвать скорую.
Однажды к Толстому пришел его друг Ричард. Я сидела за компом в своей комнате. Верный кот спал рядом. Внезапно раздался страшный грохот, и дом задрожал. Мы с котом мгновенно глянули друг на друга. Кот считал меня ответственной за все пугающие или раздражающие его звуки, вообще за всё, и посмотрел на меня с мыслью, не она ли это так страшно грохочет и не пора ли ее из-за этого изодрать на мелкие клочки? Я же проверяла, успела эта мысль посетить его голову или у меня есть время добежать до двери. Пока я двигалась к выходу из комнаты, кот следил за мной взглядом. Не успела я открыть дверь, как раздался душераздирающий и очень продолжительный стон. Кот зашипел, я поспешно оставила комнату и прошла в гостиную.
Узкий коридорчик с одной стороны упирался в маленькую спальню. Рядом, по бокам, были ванная и напротив - большая спальня, где жили мы с котом. Далее увешанные фотками Толстого с его ролями или встречами со знаменитостями стены вели нас в гостиную, где одна из них обрывалась, открывая нам комнату с диваном, большим ТВ, столиками, тумбочками и огромным креслом, а другая продолжалась и заканчивалась входом на кухню. Веранда, переделанная в кабинет, длинной линией во весь дом, завершала эту конструкцию.
На веранду-кабинет вела раздвижная стеклянная дверь, которую я начистила до блеска, поскольку не люблю заляпанных стекол. Однажды я неслась (медленно ходить не умею) к Толстому в кабинет, уставившись в какие-то бумаги, и на всем скаку врезалась в эту дверь, причем так сильно, что отлетела дальше в комнату и упала. Толстый неповоротливо выбрался из кресла, вышел из кабинета в комнату, оперся спиной о косяк двери и расхохотался во все горло. Я с трудом поднялась, нос был разбит, из него шла кровь, голова кружилась, на лбу стремительно росла шишка, а я с ужасом думала: ну вот, опять сломала этот нос.
- Чего ты ржешь, - сказала я, - мне же больно.
Мне тоже хотелось посмеяться, но действительно было очень больно.
- Извини, - сказал Толстый, пытаясь сдержаться, но не выдерживал и опять заливался смехом, - жаль не видел, как ты летела.
- Сама бы не против увидеть... То еще зрелище, - сказала я и ушла, чтобы лечь, попросив Толстого принести мне льда и специальные пакеты для компрессов.
В тот же день он сделал красивую табличку, на которой, обращаясь персонально ко мне, сообщал, что дверь закрыта. Табличка была ярко желтой с большими черными буквами и множеством восклицательных знаков.
Все, кто заходил в гости, с удивлением взирали на эту табличку, и Толстый объяснял:
- Это для нее. Она иногда врезается в двери.
Больше он ничего не добавлял, а я тем более, и присутствующие удивленно меня оглядывали, поскольку я была довольно хрупкого телосложения, и слово «врезается» привносило загадочности в ситуацию.
Но вернемся к тому дню, когда раздался страшный грохот, и дом задрожал (еще б не задрожать: дома картонные, тем более, тот) Я дошла до гостиной и увидела следующую картину: Толстый стоял на согнутой ноге, вторая была вытянута назад, если можно так сказать. Правой рукой он опирался на журнальный столик, а левой ни на что не опирался, хотя мог. Ричард носился по свободному пространству комнаты, заламывая руки. «Бьется лебедь средь зыбей», пришло мне в голову, но посмотрев на его развевающуюся черную шевелюру, я подумала, скорее уж коршун. Он, хоть и не «бился», но носился, размахивая крылами.
- Вы что, с ума сошли? Обалдели? Котика моего нервируете!
Толстый перестал стонать и спокойно ответил:
- Я упал.
- А кричишь зачем?
- Я встать не могу.
- Но кричать-то зачем? Да еще так громко?
Я посмотрела на Ричарда, который продолжал носиться по незаставленным мебелью участкам комнаты, и спросила:
- Ты ему помогал?
- Да, да! - отчаянно воскликнул Ричард, - У меня не получилось!
Тогда Ричард мало знал Толстого и верил каждому устраиваемому тем спектаклю.
- Позови соседей, - предложила я Ричарду.
- Я хотел... Там нет никого, - неуверенно ответил Ричард.
- Что значит «нет никого»? Ты в двери стучал? Нет, конечно?
- Нет, я просто посмотрел, нет ли кого на улице.
- Кого можно вообще увидеть на улице? Все по домам сидят. Иди, стучи в двери.
Толстый внимательно следил за нашим диалогом, но стоило мне перевести взгляд на него, начинал охать, опускал голову, глубоко вдыхал, но издать громоподобный стон ему не удавалось, потому что я, изучив все его повадки за время совместного общения, внушительно предупреждала:
- Только попробуй заорать. Тогда сам пойдешь в мою комнату и пусть разнервированный кот тебя дерет, а не меня.
И я решила вернуться посмотреть, как там мой кот. Он сидел посреди комнаты и шипел свое протяжное «Хххыыыы». «Блин», подумала я, придется ждать, когда успокоится.
Вернувшись в гостиную, я увидела что Ричард тоже вернулся и, заламывая руки, опять начал носиться по комнате с воплями:
- Что делать? Никого нет! Как помочь?!
- Ну, в двери ты не стучал, дураку понятно.
- Не стучал, - поник головой Ричард.
- Ты ж говорил, что скорую надо вызвать, если упадешь, - обратилась я к Толстому.
- Да, но они не приедут.
- Ну, не знаю. В России МЧС вызывают в таких случаях.
Поняв, что придется обойтись своими силами, я внимательно осмотрелась. Толстый занимал позицию с одной стороны рядом с журнальным столиком, а с другой - с диваном. Этот диван был с большими такими круглыми подлокотниками, и левая рука Толстого как раз была рядом с подлокотником, упиралась в него. Дальше стоял маленький столик, и Толстый старательно делал вид, что пытается дотянуться до него.
- Если ты рукой на что-то обопрешься, а Ричард поможет с другой стороны, то сможешь встать?
- Если немного приподняться, то смогу согнуть вторую ногу в колене, тогда поднимусь.
- Обопрись рукой. Ричард, хватит метаться, как гигантская курица, помоги ему с этой стороны.
Толстый опять беспомощно замахал левой рукой, как бы пытаясь достать до отдаленного столика.
- Все твои приемы я знаю наизусть, - сказала я ему, - на фига тебе тот столик? Чего ты к нему привязался? Вот, на подлокотник опирайся, можешь локтем, так даже удобней.
Толстый недовольно глянул на меня, оперся о подлокотник, подбежавший Ричард подхватил его правую руку. Толстый, было, застонал, но, услышав мое «Не нервируй мне котика», замолчал.
Поднялся он намного легче и быстрее, чем даже я ожидала от него, что заставило меня задуматься о том, все ли я его приемы и уловки изучила.