Иракская кампания глазами американских солдат
Мосул, фото: Мэтт Кетти-Робертс
Где-то в декабре, знакомый резервист из НАТО предложил поехать в Мосул. Набирали добровольцев, в т.ч. парамедиков. Вообще, набирали всех. Отзывали резервистов из всех родов войск. Вначале я согласилась, поскольку мне было интересно поехать с амер. армией и добавить материала к своим, ранее сделанным, заметкам. Мне сказали, что участие в боевых действиях не предусмотрено. Но потом было озвучено требование иметь с собой оружие, которое необходимо будет там оставить. Перед поездкой пройти тренировки и сдать тест на владение оружием. Не, ребята, сказала я тогда, это не Донбасс. Не хватало еще воевать за америкосские интересы. Мой знакомый резервист, кстати, тоже не поехал.
Когда американские войска реально начали стирать Мосул с лица земли, я вернулась к своим записям, сделанным в результате бесед с американскими солдатами и офицерами, принимавшими участие в иракских военных кампаниях. Какие-то из этих бесед состоялись недавно, какие-то - давно, но их рассуждения годы назад ничем не отличаются от сегодняшних. Некоторые из моих собеседников продолжают свою службу в армии и сейчас.
***
Отправляясь на предыдущую войну в Ирак, американские солдаты и офицеры, мало что знали об этой стране, ее культуре, истории, укладе. Как и о Саддаме и проводимой им политике и о том, кто такие сунниты и шииты, и какая разница и противоречия между ними.
- Удивительно, но мы находили портреты Саддама в карманах у убитых нами иракцев. Разве он не был диктатором?
- Это были сунниты.
- А кто такие сунниты?
Они и сейчас этого не знают, даже те, у кого наличествует высшее образование.
За что они воюют здесь, эти американские солдаты? В чужой для них стране, о которой они так мало знают. Для обычных американцев армия - это просто один из способов заработать. Чем дольше ты остаешься в армии, тем больше выгод.
- Воюя в Ираке, ты действительно думал, что распространяешь демократию?
- Фак эту демократию. Когда долго служишь, получаешь много льгот, потому мы идем в армию и потому в ней остаемся.
Они едут, руководствуясь соображениями заработать, но маховик выработки ненависти запущен. И он запущен теми, кто сидит в своих фешенебельных офисах, далеко от кровопролития, и планирует очередную бойню, чтобы получить новый профит. Он также запускается командирами, которые разрабатывают военные операции, и самими солдатами, которые прибыли на эту землю, куда их никто не звал, и другими солдатами, теми, кто был здесь до них. Они запускают маховик ненависти, не понимая и не осознавая, что они на самом деле делают. Немотивированные солдаты становятся мотивированными, когда убивают их товарищей. И уже делается неважным, что их никто не звал на эту землю, что народ, проживающий здесь, имеет право убивать оккупантов. Все это больше неважно, потому что война принимает личный характер. Они мстят за своих товарищей, убивая больше иракцев (или кого бы то ни было), а другая сторона также убивает больше, в желании взять реванш. Ненависть растет. Машина войны работает.
***
- Реванш много значит. Больше того, он был для нас решающим. Если убивали кого-то из наших солдат, то мы возвращались с превосходящей силой, чтобы отомстить. Мы убивали не просто одного человека, но многих, мы уничтожали целые районы. Да, наши действия были карательными, но мы мстили за своих. К тому же, мы восстановили много поврежденных районов.
- Например?
- Мы строили школы, больницы ...
Разрушать, а затем - восстанавливать, как это по-американски...
- Иракцы сотрудничали с вами?
- Нет. Они ненавидели нас.
***
Некоторые из них показали мне свои трофеи.
- Зачем ты взял удостоверения убитых иракцев?
- Это были наши трофеи.
- Но этого нельзя делать. Без удостоверений личности нельзя идентифицировать людей.
- Все брали их, и я взял.
Глядя на фотографии убитых иракцев, я думала о тех, кто ждал их возвращения с войны. Я помню, как одна русская женщина, получившая официальное уведомление о том, что ее сын погиб в Афганистане, сказала: «Пока я не увижу его мертвым, я буду верить, что он жив». Я рассказываю от этом американскому солдату. Потом еще рассказываю, как ждали с войны своих мужчин наши женщины в Отечественную. Иногда они ждали всю жизнь.
- Знаете ли вы, как это больно, ждать из года в год и надеяться, что он жив? Как это невыносимо больно - не иметь возможности даже навестить могилы тех, кого вы любите? Тела этих иракцев могли не быть идентифицированы без удостоверений личности.
- Это все эмоции, - слышала я в ответ, - я не думал об этом. Все брали, взял и я. Я был на этой войне. Это - мой трофей.
***
Заметив, как резко они отделяют себя от «тех коричневых», я задала вопрос:
- Вы, американцы часто называете себя исключительной нацией. Об этом достаточно громко заявляют ваши лидеры. У меня такое ощущение, что было чувство вседозволенности, что вы считаете, что вас нельзя убивать, потому что вы - американцы.
- Не совсем так, но да, когда убивают наших, то это сплачивает оставшихся в живых и повышает патриотизм. Может наши политики и делают что-то не так. Знаешь, я не люблю наше правительство, как и большинство из нас, но я люблю свою страну и горжусь ею. Я думаю, что Америка - самая могущественная и справедливая страна.
- Несмотря на то, что вы идете в чужую вам страну убивать?
- Это не так, мы боремся с терроризмом.
Никто уже давно не верит, что США борется с терроризмом, кроме тех американцев, у которых совсем промыты мозги. Если вначале, когда официально была объявлена «война с террором», это была группа ультра радикалов, число которых было не более нескольких сотен человек, то сейчас число приверженцев исламского экстремизма выросло до сотен тысяч. Исламские радикалы, правильно сформировав идеологические установки, распространили их не только на все государства, которые уничтожала Америка, насаждая "демократию", но и на европейские страны. И одна из главных причин этого заключается в том, что люди ищут альтернативу американским стандартам и «демократии», которые в наши дни не имеют ничего общего с интересами людей. Ответственность за распространение исламского радикализма лежит на США, которые в течение 16 лет бомбили Ближний Восток, разрушая одну страну за другой и создавая тем самым крупнейший в мире после Второй мировой войны кризис беженцев, а также сами же финансировали и снабжали вооружением боевиков ИГИЛ.
***
Мы сидели на берегу и смотрели на Мексиканский залив и голубое флоридское небо.
- Какое небо чистое и красивое, - сказал мой собеседник, - я смотрю и вспоминаю Ирак. Вот такое прекрасное небо, и наши ракеты сотнями сверкающих молний летят на землю. Неповторимое зрелище! Это как оркестр небес!
Я почувствовала, что у меня взрывается мозг.
- Эти ракеты... Ты знаешь, сколько людей они уничтожили? Скольких оставили калеками? Там, внизу, под тем небом, была кровь, крики, пыль... Там было все уродливо и страшно!
- Да, это грустно, конечно, но я - художник и вижу красоту в несущихся вниз ракетах.
Когда беседуешь с солдатами, воевавшими в Ираке, не знаешь, что поражает больше: их циничные действия или то спокойствие, с которым они об этом говорят.
Часто, если иракцы приезжали в американские полевые госпиталя, их не лечили, отказывая даже детям. По словам американских солдат, с которыми я разговаривала, им оказывали медицинскую помощь только в том случае, если они получили ранения от американских солдат. Если пули не принадлежали американскому оружию, то, соответственно, иракцам не помогали, их оставляли умирать. «Я вынужден был говорить многим иракцам, что все, что им остается - это просто смотреть, как умирают их дети. Грустно, но мы должны были действовать в соответствии с приказами».
Мне рассказали такой случай. Американский офицер принес в госпиталь раненую иракскую девочку с тяжелым ранением в ногу, сопровождавшимся обильным кровотечением. Девочке была необходима срочная помощь, иначе она могла лишиться ноги и даже умереть от кровопотери. Она была испугана и страдала от боли. Медперсонал быстро положил ее на стол, подготавливая к операции.
- Эй, подождите, - сказал вдруг офицер, тот самый, который ее принес, - я немного ошибся. Мы не должны оказывать помощь иракцам в наших госпиталях.
- Но девочка в критическом состоянии! И она уже здесь, дайте нам возможность оказать ей помочь.
- Нет, - возразил офицер, - это не по уставу. Мы не можем нарушить приказ.
- Но она может погибнуть!
- Приказ есть приказ, - офицер вынул пистолет. Нет, он не направил его на медперсонал, он просто держал его в руке. Затем он унес девочку и оставил где-то умирать на обстреливаемых улицах города.
Я спрашиваю офицера, который рассказал мне эту историю, не считает ли он действия того офицера преступными?
- Он просто выполнял приказ, - был ответ, - он не несет ответственность за составленные тем или иным образом приказы.
- Но чисто по-человечески, разве это не преступление - неоказание помощи ребенку при возможности сделать это?
- Он действовал в соответствии с приказом.
Мы живем и действуем, руководствуясь неписанными человеческими правилами, теми, что дают нам право называть себя «людьми». Однажды этот офицер вернется домой, может быть, даже получит награду, как хороший солдат, неукоснительно следовавший приказам. Вспомнится ли ему маленькая иракская девочка, которую он оставил на обстрелеваемых улицах, когда поведет своих детей в Аквапарк, Зоопарк или Диснейленд? Вряд ли. Ни один из тех солдат и офицеров, с которыми я разговаривала, не испытывал никакого сочувствия к иракским жителям.
О каком сочувствии я говорю, если даже в официальных СМИ серьезно поднимался вопрос о проводимых американцами пытках? Сейчас хорошо известно, как иракцев подвергали пыткам, а затем помещали в больницы для излечения, чтобы, подлечив, их можно было снова пытать. Некоторых пытали до тех пор, пока они не умирали, или пока их мозг не переставал работать от непрекращающейся боли. Характерно, что именно от американца я слышала, что вероятно, в большинстве случаев, иракцы не располагали информацией или просто не могли понять, о чем их спрашивают. Ну, что ж, им не повезло. Они были замучены до смерти.
***
Парамедик, воевавший в Ираке, сказал мне, что вертолеты из подразделения MEDEVAC, имеющие на своих бортах символику красного креста и предназначенные для эвакуации раненых, использовали иногда для проведения операций спецназа, что является недопустимым действием. В вертолетах MEDEVAC установливали пулеметы, и во многих случаях им приказывали открывать огонь каждые несколько секунд, пока они летели над «горячими» зонами, независимо от того, куда они стреляют. С тем, чтобы те, кто их видит, думали, что их атакуют.
- Ты сказал, что считал свои выстрелы и за год их было примерно около миллиона. Ты понимаешь, что таким образом мог убить сотни или даже тысячи людей?
- Я выполнял приказ.
- Но ты понимаешь, что такой беспорядочной стрельбой вы убивали невинных людей?
- А ты знаешь, сколько было убито наших американских солдат?
Я спросила, не считает ли этот офицер военным преступлением тот факт, что армейский медицинский персонал открывает беспорядочный огонь с вертолета с красным крестом - символом медицинской помощи? Ответ был: «Нет, не считаю. Это был приказ, и мы делали это на всякий случай, чтобы защитить себя от возможного выстрела».
***
Время от времени у меня возникало чувство, что я разговариваю с роботами. Независимо от того, что вы говорите, ответ одинаков: «Это был приказ», «Они убивали наших людей».
Иногда, слушая их рассказы, я говорила:
- Только представьте себе, что, например, Китай вторгся в США, и китайские солдаты не понимают наш язык, а мы не понимаем, о чем, черт возьми, они говорят, и они тогда просто пытают нас или стреляют в нас все время? Представьте себе, что наши дети играют на улице, а пролетающий над их головами вертолет с красным крестом начинает поливать их огнем из автомата. Вы понимаете, что такое настоящий терроризм? Вы думаете, если люди носят хорошую дорогостоящую форму и используют высокие технологии, то они не террористы?
***
Когда стрельба идет с земли, то при помощи высокоточных портативных систем целеуказания, координаты отправляются контроллерам, которые, в свою очередь, передают их в командные центры для последующих ударов с воздуха или артиллерийских атак. Эти системы были разработаны для уменьшения числа случайных жертв и нанесенного ущерба, особенно в гражданских районах, поскольку они определяют координаты с точностью до 1 кв.м от места, откуда произошел выстрел. Однако, даже, если был один выстрел, ответка на него идет не одним снарядом, а сотнями, уничтожая целые кварталы городов. После этого там не остается ничего живого. Ничего. Только пыль от разрушенных зданий...
Я спросила солдата, который отсылал координаты контроллерам, как он относится к тому, что из-за него, возможно, были убиты сотни людей.
- Я лично никого не убивал, - сказал он.
- Но ты сам сказал, что целый район был уничтожен американской артиллерией после того, как ты отправил координаты.
- Да, но это была стандартная процедура, и я действовал в соответствии с ней. Я выполнял приказ. Я не преступник, я солдат. На войне всегда совершаются преступления. Невозможно обойтись без них.
- Но вы добровольно идете на эту войну. Война не пришла в ваш дом, это вы едете убивать.
- Да, потому что нам угрожают 24 часа 7 дней в неделю.
- Господи...
- Все совершают преступления на войне. Вы, русские, сейчас дружите с Сирией, а тогда Сирия была нашим союзником. Мы передавали им раненых. И ты знаешь, что они делали? Они их грузили в свои вертолеты, а потом выбрасывали с большой высоты! И мы просто перестали им передавать раненых. И сейчас ты меня опрашиваешь, а потом, наверное, где-то напишешь. Что ж вы об этом не пишите?
- Не было приказа сбрасывать раненых с вертолетов. Это была личная инициатива экипажа. В этом разница. Ваш терроризм - узаконен.
Война сама по себе - преступление. Только, если бы все ее так воспринимали, то не было бы добровольцев, отправляющихся в чужую страну убивать за деньги.
В целом, несмотря на то, что мои собеседники были смешанных возрастов, служили в различных родах войск, имели разные воинские звания и обладали неодинаковым опытом военных действий, все они в равной мере хладнокровно говорили о войне. Как будто не было в этом ничего особенного. Во время этих разговоров я не заметила ни малейшего сомнения в их действиях, в том числе, когда я разговаривала с женщинами-офицерами. На их лицах не отражалось никаких эмоций. Даже когда они описывали, как убивают людей. Только если я говорила: «Представь, что это был твой ребенок», что-то могло измениться в их глазах.
Что в действительности распространяют Соединенные Штаты, это не демократия, а смерть и разрушения. Стоят ли финансовые и карьерные выгоды, за которые американские солдаты в действительности воюют, смерти детей, их слез и боли? Кому нужна эта долбанная демократия такой ценой? Что остается после этой «миссии»? Полностью разрушенная инфраструктура, жизнь без воды, электричества... Как там выживать вообще?
Тем не менее, многие американцы все еще считают, что военное вмешательство в мусульманский мир необходимо для борьбы с терроризмом. Намеренно плохое образование, установленное правительством для того, чтобы было легче контролировать людей и манипулировать ими, непрекращающаяся пропаганда, смешанная с чрезмерным патриотизмом, который легко превращается в высокомерие, расизм и враждебность по отношению к людям из других стран, являются основными столпами американской политики, как и непонимание того, что внешняя политика США является самой большой причиной нестабильности и радикализма на Ближнем Востоке.