17
Я недолго оставался в воде, вышел на берег - мокрый и растерянный. Вокруг всё было так же, лишь по мосту медленно плёлся товарняк. Одежда Вэ лежала рядом с моей, самого его не было. Что мне делать дальше, я не понимал совсем. Лучшее, что я смог тогда придумать, - вернуться домой и зарыться под одеяло. Сон пришёл быстро.
Проспал я почти до одиннадцати утра. За окном был яркий, солнечный день, что ещё больше контрастировало с утренним кошмаром. Я взялся за телефон, зная, что Костя колесит по Сибири, стал сразу звонить Усову, но он не брал трубку. Наконец, я дозвонился до Рудкина, он сразу сказал, что попытается оповестить родственников. Также решили, что мне стоит дозвониться до местной службы спасения на водах. Я нашёл Химкинский телефонный справочник, в течение полутора часов пытался что-либо выяснить, дозвонился до спасателей, которые курировали эту акваторию. Они сказали, что, к сожалению, в летний период такие случаи бывают часто, отыскать утонувшего в воде без спецоборудования маловероятно, а водолазы стоят дорого и вряд ли возьмутся за такую работу. В общем, надо ждать трое суток, пока тело всплывёт само, а мне стоит сходить в милицию и написать заявление о случившемся.
Одному идти в милицию было стрёмно, я позвонил Соколу и мы пошли вместе. В дежурке сидел усатый лейтенант, он хмуро выслушал наши сбивчивые объяснения и сунул мне в руки бумагу. «Пиши, как всё было, кратко. Адрес свой, телефон… Если будут вопросы - вызовем. Кем Вам приходился утонувший?». «Ну… Мы играли в одной группе вместе, музыку…» - сбивчиво объяснил я. «Хорошо, укажи название коллектива». Упомянуть название Мёртвый Ты мы не решились, было как-то жутко. В результате я написал, что "с Вадимом Зуевым я играл в рок-группе Чернозём".
18
В тот день меня хватило только на то, чтобы дозвониться до еще одного друга с Шаболовки - Серёжи Кабакова. Он пообещал приехать как можно быстрее. Дальше все уже звонили мне сами: Рудкин, Усов, левобережные ребята, а главное, - сестра Вэ, Лариса. Она старалась говорить ровно, но голос заметно дрожал. Выслушав меня, Лариса попросила телефоны спасательных служб и мы сразу договорились встретиться на следующий день, чтобы поговорить более обстоятельно. «Я даже не знаю, умел он плавать или нет, в детстве мы его точно не учили, - сказала она, - Как вы думаете, есть шанс, что он выплыл, может, где-то прячется?». «Вряд ли», - честно сказал я.
Вскоре из Тюмени уже звонил Костя, плохие новости доходят удивительно быстро. Он был с Джеффом на квартире Димона. «Хорошо, что зашли, - сказал Костя, - его тут совсем под штангу загибает. Ты-то как? Держись. Эх, Вадик, Вадик, начудил…».
Кабаков привёз какой-то еды, водки, пробыл со мной почти сутки, я до сих пор ему за это благодарен. Мы слушали вперемешку кассеты, в том числе и Вэ, пили, молчали. Спать легли рано, я был полностью вымотан всем этим.
Утром Серёжа уехал, а я поехал встречаться с Ларисой. Я передал ей вещи, которые остались у меня от Вэ, в том числе тетрадку черновиков, оставил себе только пару кассет, они сохранились у меня до сих пор. Её переговоры со службами спасения тоже закончились ничем. Оставалось только ждать. «Когда будут какие-то новости, я вам сразу позвоню», - пообещала она.
Вечером того дня пришли Сокол, Володя, Тимоха, сильно хромавший Серёга. «Если бы не закрыли этот блядский лабаз, Вэ был бы жив», - то и дело говорил он. Кроме него никто не вспоминал пятницу, наоборот, по возможности старались отвлечь меня, но от этого было не легче. Когда все разошлись, я долго не мог заснуть; ходил из комнаты в комнату, выходил на балкон, смотрел в сторону канала, дул сильный ветер, погода менялась. По ночному ТВ показывали какой-то мрачный грузинский фильм про наркоманов, после которого я наконец заснул около трёх ночи.
Проснулся поздно, без аппетита поел, помыл посуду, пытался что-то читать, слушать. Под вечер случайно набрал Лешему, все выходные он был на даче и ничего не знал. «Да, пиздец! - сказал он, услышав от меня новости, - Давай приезжай, выпьем, поговорим, чего тебе там одному маяться». И я поехал. Мы сидели до глубокой ночи, слушая по кругу тюменский концерт МТ, Dead Kennedys, Ника Кейва, пили водку.
С утра было похмелье, я вернулся на Левый, зашёл в квартиру и первым делом открыл шторы на окнах, так на улице было пасмурно. Снова перед глазам предстали дорога, лесок, мост, серая гладь воды за ним… Раздался звонок. Это была Лариса. «Алексей, его нашли сегодня утром, - сказала она, - я всё не могла до вас дозвониться».
19
Похороны были назначены на четверг, их организацию взяла на себя семья. Мне надо было только собрать тех, кто хотел бы проститься, и довезти до ритуальной конторы на улице Маяковского в Химках. Там мы должны были забрать венок и сесть в похоронный автобус. Встречались на станции «Химки» у билетных касс Леший, Усов, Белов, Рудкин, Захар Мухин, Эля. Пришли далеко не все, кто хотел, многих просто не было в Москве в последний месяц лета.
У ритуальной конторы нас уже ждала Лариса, рядом, обхватив голову руками, на корточках сидел приехавший из Тюмени Димон, у его ног виднелась полупустая бутылка водки. Диму я до этого не видел, он узнал только Рудкина и Усова, поздоровался со всеми, старался держаться ровно, хотя был сильно пьян. Вскоре подъехал ритуальный автобус яркого оранжевого цвета.
Дальше был Сходненский морг, где мы забрали тело в закрытом гробу. Сам гроб был обтянут ярко-голубой материей, что, видимо, символизировало цвет неба. Кладбище было близко, мы доехали меньше чем за полчаса. Туда же прибыл выделенный Ларисе на работе микроавтобус, привёз маму Вэ - худощавую женщину в чёрном платье и платке. В одно время подтянулись со станции «Сходня» левобережные ребята, последним прибыл Каплан в полном составе.
Нужно было вынуть гроб из автобуса, пронести метров двадцать и поставить на табуретки возле вырытой ямы. Впряглись я, Белов, Стасыч, ещё кто-то. Гроб показался мне ужасно тяжелым.
Мы молча стояли и смотрели на крышку гроба, мыслей в голове не было никаких, женщины плакали, что-то невнятное бормотал Димон. Могильщики опустили гроб в могилу, вытянули веревки и отошли за лопатами. В образовавшейся паузе Димон присел на выкопанную кучу грунта, земля под ним начала оползать, как будто утягивая за собой. Один из могильщиков подошёл, резко схватил его за локоть и увёл в сторону. Мы бросили на крышку гроба по горстке земли и пошли к автобусу.
На поминки поехали не все. Каплан поехал поминать к Кэт, левобережные в Химки, а остальные в микроавтобусе на «Новокузнецкую». Там был накрыт стол, еды было много, хотя есть никому не хотелось. Пили водку, с трудом привыкая говорить про Вэ в прошедшем времени. Лариса поставила Баха, пластинку, которую он любил. Димон заснул, потом проснулся, но лучше ему не стало, было ощущение, что он бредит. «Эх, братцы, да как же так?!» - то и дело повторял он, не обращаясь ни к кому лично. Потом обстановка из удручающе-мрачной стала удручающе-нервной - всё были пьяны, кто-то повысил голос, кто-то сказал нечто совсем неуместное, нарываясь на конфликт, вместо Баха крутился чуть ли не по кругу концертный бутлег Sex Pistols. Что ж, Вэ любил и эту пластинку. В какой-то момент я понял, что надо уходить…
Далее был смутный путь на Шаболовку с Лешим и Беловым, нелепая драка у метро с кавказцами, боль, падение на асфальт, фингал под глазом. Потом очень тихая звёздная ночь, квартира Лешего, Белов сидит в проёме того окна, куда две недели назад вылезал Вэ, и говорит, слушая вступление к “Papa Won’t leave you, Henry”: «Как-то уж слишком чисто у них всё сыграно».
20
В создании тумана Вэ вполне преуспел. Ничего гарантированного, однозначного или очевидного… Я искренне полагал, что в Москве он живёт по впискам, а родственники, если и есть, то далеко. «У меня нет дома, дом - это просто ненужный хлам!» - то ли в шутку, то ли всерьёз пел он. Из фотографий вырезал ножницами своё лицо, некоторые уничтожил. На групповом фото группы Каплан сел за выступ пианино так, что виден только краешек его носа.
В конце нулевых мы с Костей Чалым поехали на Сходненское кладбище, хотели посетить могилу, сфотографировать памятник, была идея сделать мемориальный сайт. Мы долго бродили вдоль металлических оградок, но ничего не нашли. Хотя само кладбище c 1994-го разрослось не сильно. «Значит, Вэ это не надо», - сказал, узнав об эпизоде, Рудкин. Сайт так и не состоялся, кстати.
Подозреваю, что моя мемуарная проза совсем не в стиле Вэ, я собрал только факты, хотя и мог, конечно, в чём-то напутать. Ладно, всё-таки я старался писать не только о нём. Это примерно семь тысяч слов о нашей странной юности, тотальном погружении в то, что принято называть «андеграундом», о Москве 90-х, обо всём том, что решительно и бесповоротно изменило нас.
Группа Огонь в молодёжном клубе "Движение Ф", 01 августа 1994 года.
Текст: Алексей Слёзов
Вычитка и корректура: Анна Салтыкова, Константин Чалый.
После слов:
О Вэ я начал писать еще в 2014 году, правок и вариантов было много, так как тема была сложной и болезненной для меня.
Первоначальный вариант планировалось выложить в Сеть в 2016-ом, но потом я решил этого не делать, а сделать частью своей мемуарной книги о 90-х. Но книга не сложилась, поэтому решено было опубликовать текст на ресурсах издательства "Выргород" при помощи Насти Белокуровой.