Ю.Екишев. Придет день
Ю.Екишев
Придет день
Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.
Первое Соборное послание св. Ап. Петра
Придет день. Когда встанет вопрос освобождения. Он уже близко. Пусть он пока для русской души выглядит бледно, размыто и неказисто, неуклюже, неоформленно, не как в кино, но как любое действие народа. Но этот день рядом.
В этот день понадобится концентрация всех сил, которые могут превратить на первый взгляд хаотичное выступление людей - в победу, разрастающуюся как огонь. Каждое из направлений - духовное, политическое, военное и экономическое, имеют стратегические пределы, которые заложены в природе вектора действия. И только сочетание всех факторов, и вернее, их нераздельность, искусство собирания и распределения энергии каждой области, способны преодолеть замкнутый круг детерминированности, которым выглядят цепочки истории.
Культивируемые надежды только на силовой вариант, или исключительно политический, или бинарные сочетания компонентов - не приводят ни к каким результатам, напротив, во многом дезориентируя людей, что они, казалось бы, все попробовали. Хотя на поверку это все оказывается частным и нефундаментальным. На самом деле необходимое все, состоящее из неразрывного трехсоставного огненного действия, не попробовал еще никто в стране. Поскольку только такое все уникально и непобедимо. И можно будет убедиться в этом, именно когда начнется настоящее освобождение, а не очередная петля в двумерной плоскости.
Наши рецепты действия, комплексного действия очищения, могут быть парадоксальными, но связаны именно с нашей жизнью, с наследием, с фундаментом, и в первую очередь с духовной жизнью русского человека. Заимствования, какими бы они ни выглядели гламурными и привлекательными: Че Гевара или кодексы Мао, восстание сипаев или цитаты из Ницше - зачастую только тормозят это еще не отлитое в форму движение освобождения. И во многом это правильно. Поскольку против всех тех цитат и выступлений - давным-давно найдены противоядия и выработаны стратегии подавления, расчленения и уничтожения. Они уже реализовывались и падали.
Сегодня не земле практически нет территории идеи. Все царства мира либо входят в ту область, которую сатана показывал, искушая Бога - поклонись мне и дам все это во владение (конечно и здесь лукавя и обманывая - всегда были те, кто не преклонил колена перед ним, и сейчас есть). Либо держат оборону. Как могут баррикадируются от нового мирового порядка, ведущего цивилизационную войну на уничтожение не только государств, но и внутреннего состояния человека и его отношений с людьми. Все перепробовано - и идеи, и философские построения, и экономические модели, и технократические системы… И как ни странно, для народной души, этот костер, в котором сгорело практически все «добро» и «знания» может стать облегчающим и освобождающим от лишних поисков и надежд.
Потому наши рецепты и проще, и ближе.
Все возможно верующему. И сообща. И нет того огня на земле, который бы погасил распространение Божественного порядка, когда он начнется. Только человек, не способный к проводимости воли этого порядка, затмевающий своим ложным знанием или убеждением может стать слабинкой этого действия, звеном трения и потери, причиной торможения.
Можно ли требовать святости от людей? От тех, кто готов освобождать отчий дом, Святую Русь? Ведь не все же из нас Дмитрии Донские или Александры Невские… Но есть минимум, который доступен каждому.
Не проспать этот день - задача-минимум. Приготовиться к нему по возможности - уже другой уровень отношения. Отчасти искусство предвидения, отчасти плоды мудрости - что понадобится в этот день, а что второстепенно. Быть в самой сердцевине - дар, выпадающий не всем.
Не проспать - кажется самым простым, но зачастую это не так. Уже проспали - Манежку, Крымск, Удомлю, Прихоперье, дело полковника Квачкова… И многое другое. Где без сочетания и единства воли и веры, организованности и активности, возмущения и самоуспокоения - большинство так и не вышло за рамки. Дезориентированные политически «военные ветераны» потратили энергию на собрания и «выборные битвы», заранее проигранные. Молодежь бьется пока в обороне - в другие буфера, выстроенные режимом. Не наученная ничему родителями-пораженцами, потерявшими эту внутреннюю силу, ослабевшими от страха перед системой.
Казалось бы, всеми силы тратятся на благое дело - в целом на решение вопроса русской власти… А парадокс в том, что борьба за то, что в таких движениях называют властью, является всего лишь движением по плоскости, на бумаге, как в игре «змейка» на простеньком телефоне…Скорость растет. Даже очки набранные растут. А результата нет. Есть только процесс. Поскольку цель - странным образом ускользает… И «к власти» змейкой не дойти, не пропетлять… Потому что русская власть - это столб идеи, огня, попаляющего все такие бумажки и петляния, устремленный строго вверх, стоящий именно на таких людях.
Что есть власть вообще?
Цивилизации некоторым своеобразным образом выстраивают систему зависимости, являющуюся внутренним безусловным порядком их существования. Духовная жизнь нации вызывает к свету политическую жизнь, как производную ее. В свою очередь производные от политики - война и экономика, являются следующими в этой цепочке. К примеру, знаменитое выражение Клаузевица, рассматривавшего эту ситуацию, с точки зрения войны, являющейся продолжением политики - как видим, является ограниченным и неполным. И становится лишь красивой фразой вне контекста. Ведь политика сама несамостоятельна, являясь производной в отношении духовной жизни. У немцев к тому же все осложнялось расколом между протестантизмом и католицизмом, а также привнесенными на это поле сегодня векторами рационализации, вытеснившими многие области духовной жизни. Это обусловило определенный расцвет философии и некоторых форм культуры, вызванных к жизни закамуфлировать или подменить этот провал в сознании нации, склеить его воедино, в некую над-человеческую и над-духовную объединяющую функцию (Вагнер, «штурм унд дранг», Ницше, сила, одухотворенная неким восторгом, и так далее). Но провал остался. А поскольку фундамент был изменчив, то и все строения, государственные плоды - были временными постройками. Утилитарно-прагматический Восток, например, высказался словами Мао, что винтовка рождает власть. Ставя все в зависимость от хотений вооруженной массы - что она захочет, то и будет… Поле для манипуляций и конфликтов - неограниченное… Особенно при интерпретации термина «народовластие» (за которым кто только ни прятался - чекисты, атеисты, коммунисты, либералы, конституционалисты)… Власть, как видовая человеческая принадлежность, агрессивная диктатура возносимого и за то ненавидимого вождя, вынужденного расправляться со всеми себе подобными… Тут можно оправдать что угодно, от скрытого каннибализма до бесконечных репрессий.
Те, чьими руками совершались перевороты или революции, в итоге обнаруживали, что плодами их пользовались совсем другие, кто скрытно манипулировал ими, направлял их, и в рамках чьих скрытых замыслов они на самом деле действовали. Такое возможно только при разрыве и ограничении составляющих действия.
Опасность ограничения своего действия и своих возможностей чужими нормами приводит к чужому столу и крохам с того стола… Отсюда и попытки - пристроиться к тому столу… растолкать чуть тех, кто может послабее… Но это не русская власть.
Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.
Это и есть формула русской власти. Где власть - это дар, а не завоевание и не технология. И душа народа точно помнит благодатную руку этой власти, особенной, отличной от всех остальных на земле. И в еще нечетком образе будущего, желаемого, старается приобрести ту власть - которая несет настоящий мир, а не войну против тех, кто жив и активен. Народ стремится к той власти, которая есть истинно отеческая любовь, а не отчимское насилие (по словам Юстиниана, который говорил о двух дарах, данным людям свыше - дары царства и дары священства). Облекая это в формы желания справедливости, порядка, или наоборот, искры, которой еще не достает, чтоб попалить деяния отчимов.
В душе народа хранится неизменным тот порядок, при котором власть дается тем, кто ее не ищет, кто избегает даже ее, кого надо уговаривать принять эту тяжелую ношу, дар распределять обязанности в этом порядке, за который ты дашь ответ не перед историками или философами, а в вечности. Здесь нет победителя, которого не судят. Здесь суд несет тот, кто будет давать ответ за всех и за все, сделанное и несделанное.
В Божественном порядке власть не берут, ее осторожно избегают. Народ точно знает, что власть - это излечение больных и отсечение омертвевшего. Власть это приобретенные на века земли и не позабывшие тебя наследники. Потому душа народа и тянется к тем примерам из прошлого, которые наиболее соответствуют этому образу. В которых не было места манипуляциям - к общинной простой жизни на земле, воинской спаянности, истинно-монашеской чистоте и аскетике (начало борьбы с которыми началось много ранее революций прошлого века).
Чья под вами земля? Если ничья, то вы не дети России, Руси, государства Иоаннова, которое еще продолжает стоять, захваченное, разграбляемое, попранное. Если земля под ногами это всего лишь кадастровый надел нынешней администрации - то вы уже не хозяин, а пришлец на этой земле. Поскольку народ знает, что под ногами у него русская земля, наша земля. Тем, кто делит сегодня нашу землю, ни Иоанн Грозный, ни Дмитрий Донской, ни остальные собиратели Руси - Алексей, Стефан, Сергий, и многие другие - никто. А собиратели были удивительные. Отдавшие сначала себя. Учившие искусству раздавать. Приобретать, не имея. Творить волю, отказавшись от своей.
Если те дары, которые собрали твои предки, для тебя истощились, превратились в труху, исчезли, растрачены - то ты на территории смерти. Своей смерти. Ты там, где цены на помидоры весят больше истины. Где справедливость измеряется по шкале потребления. Где система координат сведена до уровня старенького мультфильма про дракончика на шоколадной фабрике: я, мне и мое. Там, где смерть пожинает свое, свою очередь, где дефицит жизни, и где в избытке - неразрешимых проблем.
У тебя остались лишь жалкие слова о несправедливости. Никем не услышанные жалобы на этой территории. Ты видишь, как смерть пробегает там, где встречается земное с небесным, и желаешь себе отсрочки. Царит страх. Потому что ты отделился от общности, от души народной. Мыслишь себя отдельно. Поставил себя вне правды и справедливости. Да так, что этим ты ее никогда не добьешься.
Приобретая себе, не можешь насытиться и боишься наглых. Тех, кто для тебя власть. Приседаешь и пригибаешься при встрече с ними. Опаздываешь быть героем наяву, переигрывая для себя все эти встречи внутри.
Это не враг и оккупант силен, умен, совершенен. Это ты боишься смерти, уверяя себя, как раковый больной, что ее нет. Утешая себя, что дети шагнут дальше. Что чья-то память вытащит тебя из темного одиночества, вспомнит. И ежедневным добром твоим тоже является смерть. Смерть на лавочке, среди нехитрых свертков с закуской, в пластиковом стакане. Невидимая и ежедневная. Сладкая и отравляющая. Приятная и туманящая. Смерть без воскресения. Смерть без Бога. Смерть на своей земле посреди ее богатства. Та смерть, в которой ты отказался от воскресения. На стороне тех, кто попытался его убить.
В каждом действии есть твоя вера, логика и то, что ты зовешь любовью. И где логика твоя, раз ты дружишь с захватчиками земли и смертью. И где любовь твоя, раз ты оценил себя и весь мир в стакан яда, в горстку гнева, в труху забот, в гниль наслаждения.
Даже если с логикой ты будешь карабкаться вверх, «прогрессировать», вернее это будет тебе казаться, то найдешь там лишь золотого кумира. Почти себя, только совершенного в наслаждениях. И мертвого и холодного, как кусок металла.
С любовью - не карабкается никуда человек. С любовью он летит, нагруженный обязанностями помощи тем, кто нуждается в его силе и защите, в его оберегании всех, кто готов жить в истине, и ответственностью в отражении всей мерзости, пытающейся проникнуть на нашу землю. Русская власть вносит смысл в его жизнь, дает реализовать созидательность. И русская власть, власть идеи - это полет тяжелый и бесконечный, а не цепляние за землю.
В силу этой огненной энергии появляется потребность в науке, на тех направлениях, которые востребованы русской общностью, а не в хаотичном развлечении-игре разума. В этот же подчиненный ряд встают необходимые, создаваемые технологии (а не наоборот, когда при манипулятивной основе, все, в том числе и жизнь, и власть - становятся в конце концов лишь технологиями). Только при русском порядке разворачивается технологический потенциал, служащий в некотором роде больничному обходу властью своей земли, обзору территории и уничтожению заразы. Это технологии защиты. Это знание победы над недугами. Общественными и привнесенными извне агрессией. И так далее. Так сразу, быстро, как столб огня, разворачивается вся бесконечно красивая мотивационная структура русского бытия и возможностей.
Почему ты так не живешь?
Почему ты не живешь по-другому? Ведь ты сам выстроил причины. Нет причин для того, чтоб не жить другой жизнью. Нет причин, держащих тебя в цепях. Нет причин для твоего поражения. Все, что тебе говорят о поражении - это выдумки. Все равно, что объяснять крушение необозначенным на карте оврагом, о который споткнулась конница.
На самом деле ты там, где нужно. Но только отворачиваешься от дела идеи, потому что оно страшно. Ты там, где спасение рядом, но отцепиться от тонущего корабля и проплыть не так уж далеко до своей родной земли с нашим порядком на ней - страшно. Выбор твой ты отдаешь другим, оправдываясь логикой, убеждениями, цифрами статистики, поведением большинства, чему угодно… И не признаешься себе, что просто боишься.
Ты предпочитаешь откладывать свое спасение даже до смерти, ожидая, что чей-то выстрел начнет изменения, а ты лишь продолжишь. Подбадриваешь себя сказками о том, как рождается власть из винтовки или из разрушения. И принимаешь лекарство от сегодняшней смерти в виде отравы.
Ты делаешь все, чтоб не быть счастливым, даже тогда когда счастье твое - рядом.
Просто смотришь вокруг и вниз, не смотря вверх. Ощущая себя в центре своего мира.
Ты не рад дарам идеи, дарам спасения, всегда ища чего-то «лучшего». Это отравленное «лучшее» питает тебя иллюзией собственных сил. В конце концов наступает момент, когда тебе кажется, что ты живешь.
Живущий в русском порядке человек по сути ничего не совершает, но им совершает радостная, творческая общая, огненная сила. Будь то защита крепости или завоевание, скажем, Сибири. Это не его. Он не присваивает. Он проводит, стараясь не пригасить огня. Как сверх-проводник идеи.
Настоящий человек не добивается ничего наглостью, но служит совершенным инструментом, переходящим смерть заранее, обыденно, внутренне, очищаясь от страха. Его никто не судит, что бы ни совершили его руки. Настоящий человек хочет и этого рождения свыше, сознавая свою бесполезность без общности таких же, верных, крепких. Забывая себя, выходишь к тому, кем ты мог бы быть. Все ведь просто: будь верен Божественному порядку. Будь верен тем, кто служит ему, кто живет им, кто растворился в нем, кто защищает его. В этом кругу нет страха. Такие люди способны удержать государства и очистить от скверны.
Русь собирали те, кто жил в этом порядке, что вера содержит твой мир, а надежда превращает всю взятую силу в то, что ты сделал. Их правила были просты: стой в вере, двигайся в надежде и не оскудевай в любви. Оставляя земное, получи дары. Твой дар - Бог. Твоя награда - Бог. Твоя сила - Бог. Твоя жизнь - Бог. Твое дело - Его дело. И это твое огненное счастье, радость твоей души. Прежде суда осуди себя, чтоб очиститься.
Тогда не будет никакого страха, как у рязанского князя перед тяжелой битвой: «Лучше нам смертью жизнь себе купить, нежели в поганой неволе быть!»
Жизнь. Можно купить. Ценой смерти.
Русская власть.
Душа народа знает и носит тот образ, который сначала является идеальным, и потом в действиях становится явью. Так появляется территория идеи.
Есть власть, которая родила тебя.
Есть власть, которая вселила в тебя душу.
Есть власть, которая позвала к жизни твоих предков.
Есть власть, которая обнадежила их и укрепила, продолжить свою жизнь. И появился - ты.
Есть власть, которая просветила тебя.
Есть власть, которая ждет тебя, твоего возвращения, как отец ждет погибшего сына.
Есть власть, приносящая тебе мир, укрепляющая руки твои, так что в этот день ты можешь положить тысячи и не оскверниться.
Придет день, и руки твои освятятся в крови врагов, не просто ради неких усвоенных книжных образов и убеждений, а как огонь, попаляющий лукавые иллюзии, созданные не-властью, анти-властью, лукавыми и соблазняющими шепотками узурпаторов и хищников, самозванцев и служителей «разорения», как называл их Иоанн.
Настанет минута и ты встанешь. И вся тяжесть реальности, что повисла на твоих ногах - будет лишь иллюзией. И весь страх - безделицей. Стыдно будет, что он держал тебя в своих лапках, как связанного.
Настанет миг и ты увидишь зло, услышишь вновь мерзкий шепоток поклониться и покориться, ничего не делать и наслаждаться, который раньше казался сладким и налился горечью в твоем сердце.
Настанет мгновение, когда ты распознаешь, как оно меняло твою реальность.
Придет это время, и ты увидишь, что все соблазны, которыми тебя манили, все «права» твои, за которые ты «боролся» - только иллюзии.
Ты увидишь, что не было и нет никакой власти у наглых хищников, стороживших захваченное. Что тот, кто нашептывал тебе твои фантазии настолько скуп, что никогда не поделится ни с кем ни каплей драгоценности, если не получит в обмен бесконечно большего - твой поклон и твою душу. И то обманет.
Придет час, когда ты увидишь, что все ласковые слова о твоем сыновстве и наследстве были лишь приманкой, а единственный сынок-кукушонок узурпатора будет жестоким повелителем, сеющим только смерть и страх.
Горько будет, что ты взял его отравленные дары, сам себя уговаривая, что дается тебе благо.
Мучительно будет в коже утраченной реальности, за которую ты возвратил ему все с процентами своей души, поскольку отдать было нечего, а договор был именно таков.
Границы русской власти - границы этого отодвинутого лукавства и страха. Пусть кто угодно живет так, но не мы.
Горечь поражения.
Горько обнаружить то, что тебе не понравится: тебя на самом деле нет. И даже на горизонте еще не видно. Ценой отсрочки ты купил себе вечную погибель.
Ты жестоко ошибся, думая, что в прекрасной «сказочной рыночной республике» управляют люди. И надо лишь «выбрать получше». Ты ошибся уже в том, что принял возможность этого выбора. Соблазнившись красивой картинкой. Сказав, что она - истина. И не ощутив - а как достичь ее. И зачем. И для кого.
Заплутав в трех простых вещах: что, как и зачем, ты оправдываешь свое состояние, забивая каждую минуту времени важными «занятиями», в которых лишь ты, кажущийся себе хорошим.
Не замечая, что привычка казаться не отдаляет тебя от смерти, не продлевает твою жизнь, а убивает тебя. Убивает в тебе тебя. Убивает в тебе того, кем ты призван и можешь быть. Убивает твой мир. Опускает твои руки. Заставляет этому кажущемуся себе искать занятие-счастье, следующую иллюзию дела.
Хотя это не твое дело. Это не твое счастье. Это всего лишь культурные русла оцивилизованного озверения, по которым ты течешь, не выбиваясь из рамок неведомого тебе процесса. И причина неведения твоего - тебе известна. Она спрятана за твоим страхом заглянуть в твои дела, ты боишься увидеть там зверя. Эта причина - оскал твоей смерти.
Она уже убила тебя, спрятавшись в тебе. Ты ее себе купил. Ценой маленького беззаботного комфортного продления твоей жизни. Твоего времени. Твоего бездействия.
Ты украл у себя целый мир. Заветный. Справедливый. В котором ждут тебя твои любимые люди.
Отец твой там ждет тебя, а ты отвлекся. Ты посчитал что-то важнее.
Яд соблазна рассек твою душу с твоим телом. Он парализовал ноги твои, которые сами бы бежали навстречу отцу. Сердце бы твое радостно билось, что вот он, за поворотом.
Выйдя из своей обыденности, ты бы пожелал необычных для зверя вещей. Ты бы пожелал встретить свою смерть достойно. И пожелал бы всем сердцем, чтоб кто-то принял твою жертву. Чтоб увидел кто-то, наконец, что ты опротивел себе в своем состоянии и что ты забыл себя, искренне, ради других, тех, кого ты мог защитить и мимо кого проходил мимо.
Устав от потоков яда и лукавства, ты бы пожелал безмолвия и одиночества. В которых бы ловил те слова, что не шептали тебе о тебе самом. Ты бы жил этими словами и складывал в своем сердце, как дары мира.
Ты бы пожелал вдохнуть другого воздуха, чистого и нетронутого ничьим смрадом, пожелал бы его остальным, тем, кто выше тебя, лучше, кто к юному возрасту живет такими идеями, к которым ты только приполз и не смеешь поднять головы от стыда, что всю жизнь отдал другому.
Выйдя из себя, став не-собой-нынешним, отринув всего себя прежнего, смытого, скомканного в повседневности, ты бы перестал бояться. Смеялся бы в лицо врагам. Искал бы друга в этой войне и радовался каждому не покорившемуся, и не трусливому, и не гордому.
Ты бы жил иным порядком, заветным, подаренным тебе, защищающим твое тело и твое сердце больше всяких экипировок и лат.
Ты бы искал с кем поделиться этой защитой, искал бы тех, кто выше и сильней, ждал бы очищения в их кругу от всех ненужных забот.
Ты бы посмеялся над своим одиночеством, в котором ты не видел всей налипшей грязи, которую смыли с тебя друзья, которую стыдно носить на территории истины.
Их любовь и верность не позволили бы тебе больше никогда вернуться назад, вновь надеть змеиную кожу, образ казавшийся тебе привлекательным.
Ты бы жалел о времени, потраченном на корм свиньям. Каждый проступок встал бы перед тобой, как иголочка в сердце, движущаяся при слове - отец мой, дети моя, земля моя, родина моя, отечество мое, близкие и дальние русские люди, братья мои, положившие головы за меня.
Ты бы ждал минуты, когда потребуется твоя жизнь, нашей общей войны, на которую страшнее всего опоздать. Ты бы выкинул из груди гнев, которым тебя погнали не на твою войну.
Мир в твоей душе и война в твоих руках провели бы черту справедливости по земле. Так ты отделил бы зло от добра. Провел бы пропасть, через которую больше никогда не шагнул и не прополз враг на нашу землю. Только так обретут безопасность твои дети.
Установлением пропасти между тем миром поганой неволи, где все продается, - и новым, где продается только жизнь, которую можно купить даже ценой смерти.
Не говори, что ты не знаешь о чем речь.
Каждый день неволи ты покупаешь ценой своей жизни и жизни тех, кто не родился, кто пролил свои слезы и кровь. Каждый неоплаченный твоей смертью день - оплачен кем-то другим, ближним, ради которого ты еще не встал на ноги, не вышел из себя, не забыл себя, не возненавидел себя такого, живущего за чужой счет.
День первый
Итак, чтоб выйти из плоскости максимум двумерных действий - необходимо иметь пусть эскизную картину первого дня освобождения. В этот день все станет принимать свои места, любовь и ненависть, сила и спокойствие, зверь и человек.
Безусловно, вначале этот день будет выглядеть как «обычное» движение народа, возмущенного конкретным случаем. То ли опять убили русского парня, то ли наглость олигархов перешагнула все границы. То ли закроют градообразующее предприятие. То ли затопят город. Собственно, внешних причин можно насчитать столько, сколько есть точек напряжения, соприкосновения народа с неправдой режима.
Но в этот день все не должно закончиться лишь требованиями. Или сожжением буровых установок. Или митингом протеста.
Если народ русский действительно пожелает освобождения. Если ему действительно понадобится государство, которое будет защищать его привычный мирный, общинный, безманипулятивный порядок. Если ему нужна будет сила, выметающая грех, то кроме возмущения необходимы те, кто пойдет дальше, до конца. Дальше политических требований. До расчищения территории идеи, до освобождения дома отча.
И в установлении нового русского порядка на этой территории востребован будет весь духовный строй русского мира. Тот неписаный закон Святой Руси, именем которого мобилизуют население или останавливают мечущихся силовиков, разоружают непокорных и тварных служителей режима, и ставят на новые места по древнему иоаннову рецепту «лучших». Но не тех лучших, кто лучше поет и рассказывает сказки, про права. А тех лучших, кто берет обязанности справедливо распределять поземельные обязанности.
Чтоб полюбить и принять эту власть и приготовить ее приход, необходимо возненавидеть весь смрад греха, всю бездну, в которой сейчас валяется народ. Как бы ты проклинал себя, если увидел в себе не того, кем ты сейчас себе кажешься, а тем, кем ты призван быть в этот день. Только так, возненавидев всю нынешнюю мерзость, становишься способен к внутреннему очищению и к очищению земли от носителей зла. К развитию идеи в тебе. К служению.
Без этого дня ты так и не увидишь себя, настоящего, нигде, ни в отражениях городских стекол. Не услышишь себя в громе автострад. Не распознаешь среди выросших на яде либерализма и рынка поганок-небоскребов.
Ты никто без отцовского зова.
Без этого дня ты его и не услышишь. Он не в политических шахматных партиях. Не в бряцании оружием. Не в громких фразах, в которых тонет разорванное сознание. В этот день все, кто окажется на этой территории будут поставлены в отношение выбора к простому и понятному каждому русскому сердцу порядку: община трудится, воин защищает и идет вперед, неся дальше этот порядок, распространяет территорию идеи. В этом свете сразу увиден будет весь хаос не существующих ныне русской политики, экономики, и войны.
Власть, как наследство.
Отца не выбирают. Он вызывает тебя к жизни. Его власть - только над любящими его и не считающими его мертвым. Его власть над теми, кто защищает слабых и укрепляет немощных, кто льет слезы о заброшенных селениях и кто гневается на пришлую нечисть.
Его власть не может тебя убить, даже если ты будешь желать смерти, и даже умерев, ты окажешься в его власти, только перейдя границу. И если твой сын и дочь найдут тебя там - то нечего больше будет тебе желать, и не от кого прятаться и нечего скрывать.
Чем ты измеришь любовь свою к детям? Чему на земле ты приравняешь их чистоту и целомудрие, их радость и жизнь? Разве они не больше тебя? Разве каждый удар их сердца не реальнее всего, что ты просмотрел по всем каналам? Разве каждое движение их рук не важнее всех соблазнов, что тебя очаровывали? Разве в той заветной Святой Руси, образ которой ты носишь - не прекрасны все образы, все действия тех, кто уже там, кто принес тебе этот мир? Разве усталость от рабского труда и несчастье от бесправия, взявшего тебя в плен - твой удел? Что ты как жертва, заискиваешь перед насильником, ища его расположения и блея о своих правах? Разве еще не ясно тебе, что прав ищут те, кто их не имеет? А наследники - вступают в наследство, расчищая землю от сорняков зла.
Разве сила твоя в твоей силе, который ты хвалишься? И мудрость в той мудрости, которую выставляют напоказ, потрясая книжками? И богатство в том богатстве, которое считают? Не хвались силою своею, но пусть твоя сила станет частью общей, той, что наведет порядок, не похваляясь.
Это черта, отделяющая тебя от мстительного зверя. Тогда ты сможешь остановиться, когда исчерпана будет чаша неправедной крови, когда взыскано будет все, что должно быть взыскано. Когда восстановится погибшее и все, считающие нас мертвыми, удивятся, что мы живы. Все, считавшие нас погибшими, удалятся прочь скорее, в свои пустыни и горы, только чтоб избежать нашей руки. Все, кто похвалялся своим имением, будут в страхе перепрятывать его, боясь сами себя.
Ты смеялся над собой и боролся сам с собой, как с кривым отражением, пока не нашел тех, в ком ты отражаешься настоящий. Сильный, а не слабый пороками. Богатый небесным сокровищем, а не земным золотым прахом. Мудрый не своим разумом, но отцовской золотой мыслью, проскакивающей как огонь в тебе, поскольку ты очистился и можешь принять ее.
И каждый просверк этой мысли, что бы ты ни делал - будет радовать тебя, твое сердце, твои руки, истосковавшиеся по созиданию, твои глаза, истосковавшиеся по русской нетронутой красе.
Разве ты не возненавидишь все, что убивает в русском человеке русского человека?
Где можно найти это сегодня? Рецепты просты - общности, не готовые к созиданию и защите - бесполезны на этой земле идеи.
Пришло время твоей общности. Кто нуждается в защите и просит твоей помощи - надо уже быть там, в ту же минуту. Эти отношения - общинные, дружинные, созидательные, воинские, друг за дружку, как их ни назови - опаснее для нынешнего порядка всех вместе взятых террористов и любых запрещенных книжек. Там, где русские начинают жить общей жизнью, активно реагируя на привходящее зло, то ли этнокриминал, то ли еще какое насилие - там начало возрождения. Там где твердая, налаженная крепкая как алмаз, чистая как сверхпроводник связь - там начало освобождения.
Случилось что-то - ты уже там, со своими.
Враг пришел скрытыми путями тайных обществ, образуя раковые грибницы и метастазы - наш парадоксальный ответ может быть открытым, даже без всяких внешних громких оформлений: русская жизнь тиха и скромна, но быстра на ответ.
Общий хлеб твоей общины - вот первые плоды, которых ты можешь пожелать, зная, что только они лишены яда. Бодрые действия соратников - огонь идеи. Не надоело еще тебе сиротство и беспризорничество? Не надоело выглядывать куски за чужим столом? Бродяжить… Мечтать о казенных милостях режима… И даже быть облагодетельствованными и тяготиться этой добротой… Быть постоянно виноватым… Есть хлеб кровью и потом добытый, но как чужой, как милость, подаяние. И жуя этот самый горький хлеб, наливаться злобой и ждать, когда ж отчим уволочется… и уже ненавидеть следующего, поскольку они все хозяйничают на том месте, откуда должна происходить отчая любовь, на месте твоего наследства…
Даже презрение к себе, что отчим тебя не трогает, хоть ты и провинился, и то ранит и калечит, развращает, еще более тянет жить наперекор всему.
В одиночку ты только жертва. Даже не ошибаясь, во всем можно ошибаться. Веря в справедливость - покорежить ее. Веря в превосходство нации - дойти до ее разрушения, через мнимые победы - к полному поражению. Веря в науку - заплутать в ней так, что на краю гибели отречься от нее.
Только одна есть вера особенная у человека, не травмирующая, но возвращающая, не калечащая, но исправляющая. Вспомни свое юношество. Чем ты жил, какими идеями? Когда стал любить то, что говорит отец? Когда научился слушать и распознавать мудрость? впитывать основы сыновства, семьи… когда преодолел юношеский максимализм и отрицание всего, когда стал способен взрослеть? Когда добро перевесило наносимое зло? Когда стали осмысленными заповеди семейной жизни? Кто дал их тебе? Кто даст их твоим детям?
Ровно так же и с русской властью. Ее не завоевывают. Для нее расчищают место. Сообща. Когда придет этот день. Путь прост: самоорганизация, действие, взаимодействие, укрепление этих связей до алмазного звона… И придет день. Не может не прийти.