Она
Она сидела на краю окна, свесив ноги. Длинные серебряные волосы развивались на ветру. Словно тонкие нити они устремлялись в даль и возвращались к ней со свертками. Напевая себе под нос всякий бред, она принимала свертки и начинала работу.
Стежок за стежком. Маленькие и аккуратные. Уже вдоль и поперек перештопанная материя поддавалась с трудом. Она впитывала каждую каплю крови из пораненных пальцев. Но она не замечала ран. Для нее это было привычным делом. Уже на протяжении многих лет, она по вечерам садилась на окно и шила. Она зашивала боль и ревность, зашивала потерю и обман. Она вышивала любовь в места, где невозможно было сшить.
Она рассказывала сказки и нелепые истории, а сердца в ее руках слушали. Тонкими пальцами она аккуратно сводила разорванные края и обещала, что это в последний раз. Каждому сердцу в ее руке она обещала. И каждое сердце верило.
Их были миллионы, каждое разорванное по своему, каждая боль особенная. Но попадая в ее руки они успокаивались, начинали биться ровнее.
Она вшивала в них веру и звездный свет. Она вшивала в них надежду и силу. Настолько бережно и тонко, что хозяева не замечали ран. Новое утро с новым сердцем. Оно бьется также, чувствует также, но что-то новое есть.. что-то блестит как шрам, а... нет, это просто паутинка памяти. Они и не знают, что ночью их сердца тщательно зашивают.
Отпуская последнее сердце на рассвете, она подняла взгляд. Больше не было боли и страдания... Все раны покрылись корочкой, но завтра будут новые. Работа на каждый день.
Рука ее дрогнула и потянулась к своей груди, что б наткнуться на уродливый шрам.
Она когда-то предала свое сердце, она попросила Богов не чувствовать свою боль. Она молила забрать ее сердце. И они забрали его, но отдали ей чужие. Истерзанные и побитые. Раненые и испорченные. Они молили и рыдали. Они кровоточили и гноились. И опять взмолилась она Богам, сжалится. И дали они ей иглу из лунного света и стали ее волосы шелком.
Теперь каждую ночь она зашивала чужие сердца...