9-й класс. Перешла в другую школу. Здание старое, говорят, ему почти сто лет. Паркетные полы в холлах и раздевалке. Коричневые темные стены. Что-то серое, крохотное высоко подпрыгнуло и исчезло. Наверное, мышь. Чувство такое, что вот ты, а вот - все остальное, - пол, стены, потолок, фигуры учителей и неразличимая масса одноклассников…
Постепенно лица стали проявляться, некоторые ожили и живут в памяти до сих пор. Завязались дружеские отношения с кем-то из девочек…
За школьной оградой шла совершенно другая жизнь, где обитали, мыслили и работали серьезные взрослые люди.
ВТ открыл дверь лаборатории и пригласил войти. Он показался мне слишком модным, слишком импозантным, чтобы быть в моем вкусе. Но он сам начал проявлять ненавязчивые знаки внимания, и мне это было более чем приятно. Впервые я почувствовала, что расцветаю.
Прошло какое-то время, и я стала замечать А, моего тогдашнего одноклассника. Непонятно, с чего он запал мне в душу, ведь место, казалось, было прочно занято. Мы с подругой сидели в среднем ряду за третьей партой, А - за второй партой в ряду у двери. Сзади и наискосок я видела контур его щеки и мягкие, светлые волосы. Он ухаживал сразу за двумя девочками (снова одновременное?). Посвящал им стихи. Я тоже тогда начинала:
Среди легенд, сказаний новых,
Живу измученной душой.
Олень серебряной подковой
Разбил хрустальный замок мой.
И вот одна стою, нагая,
Среди морозной тишины.
А звезды больно обжигают,
Касаясь шеи и спины.
На экскурсии я старалась встать с ним рядом, но А не обратил на меня внимания. Рассказала подруге, одной из тех, за кем он безуспешно ухаживал. Она посоветовала поговорить с ним о поэзии и почитать ему что-нибудь. Помогло. Мы стали общаться и читать друг другу стихи. А увлекался Евтушенко, я - Вознесенским и никому не известным Яковом Белинским (о Блоке - ни полслова). Друг другу мы стихов не посвящали, хотя какое-то одно невзрачное он, кажется, мне все-таки посвятил. Разборов творчества друг друга тоже не проводили. Однажды он собрал в одной тетради все, что считал у себя самым удачным и показал отцу. Папа стихи переделал. Стихи напрочь утратили всякий след поэтического звучания…
Свое творчество я показала ВТ. Он прочел и сказал: «Я думал, что будет хуже.» Для меня это была великая похвала.
Наконец мы с А решили поцеловаться, чего до того ни один из нас не пробовал. Попытка настигла нас в старом лифте, где дверки открывались вручную. Лифт приехал на первый этаж. Мы прилипли друг к другу. Стало неприятно. А покинул лифт, а я поднялась к себе. Дома никого не было. Зашла в большую комнату. Включила свет. Слева от двери, под потолком находилось что-то невидимое. Его присутствие явственно ощущалось. Страшно не было. Лишь слегка тревожно. Подождав некоторое время, я потихоньку отключила свет, закрыла дверь и перешла в свою комнату. Впоследствии это явление ни разу не повторялось.
Поздней осенью или зимой мы с классом посетили выставку Константина Васильева на Малой Грузинской. Она произвела огромное впечатление на нас обоих. Впоследствии, уже в интернете, А написал мне, что Васильев навсегда остался его любимым художником. Для меня творения Васильева тоже веют давно минувшей юностью, неся отблеск нашей влюбленности.
Наступила зима. Мы поехали в дальний парк. Все было покрыто снегом, и его свежесть смешивалась с ароматом пудры Lancom из черной коробочки с золотой розой. Мы шли рядом, беседовали. Стоило мне подумать, как А. высказывал мою мысль вслух, повторяя ее дословно, точь-в-точь такой, какой она рождалась в моей голове. Мы очень удивлялись происходящему. Только А огорчался: «Ты - медиум, а я реципиент, это неправильно. Я как мужчина должен думать мысль, а ты повторять ее.». Я про себя тихо злорадствовала.
Однажды мы встретились в пустой квартире. Принесли тортик и бутылку рислинга. Там А учил меня курить, хотя я давно уже умела. Он давал мне нюхать фильтры в свежеоткрытой пачке, рассказывал о разных марках: Ява Явская, Ява Дукатская, Ява Дубовая, Столичные. Были еще болгарские сигареты: непопулярный Опал, ВТ, ТУ-104 и Стюардесса. (ВТ курил исключительно Болгарию и щедро угощал меня. Про пачку ВТ я говорила, что это у него сигареты с монограммой.)
Мы распили Рислинг, но торт целиком разъесть не получилось, осталось больше половины. Последовала неудачная попытка со стороны А склонить меня к сожительству. Но я не дала, и мы собрались по домам.
Я ехала до дому на трамвае, на фоне темного зимнего вечера повсюду горели огоньки. Внутри ощущался легкий хмель и приятное возбуждение. Окружающее казалось волшебным.
- Часто ли наступает волшебное настроение после выпивки? - спросила я при встрече ВТ, умолчав о подробностях.
- Бывает, но только очень редко, - ответил он.
В дальнейшем мы с А стали вести себя все хуже и хуже: ходили по школе в обнимку, стояли рядышком, облокотившись о стенку и друг о друга, и непрерывно друг на друга пялились. Окружающие стали показывать на нас пальцем и справедливо глумиться.
Наши отношения разрушились. В десятом классе мы уже не общались и не подходили друг к другу.
Мы не встречались много лет. С появлением интернета иногда переписывались. В 2007 одноклассники организовали встречу. А настойчиво звал меня туда, я отказалась: «Зачем встречаться с людьми, большинство из которых я и в лицо не узнаю? Они давно стали чужими, живут своей жизнью.» Предложила пойти вдвоем в кафе. Он не ответил.
В прошлом году его не стало. Переболел ковидом, вылечился. Поехал на машине на дачу работать, там, за рулем и сразил его инфаркт…
А с ВТ мы встречались очень долго, хотя и не часто. Он добился всего, чего хотел достичь в своей специальности: почтенный профессор, доктор наук, автор учебников. Даже кафедрой некоторое время заведовал.
Вряд ли он меня вспоминает. Только до сих пор приходит во снах, молодой, как прежде.
Ничего, что он гордый и злой,
Ничего, что он любит других.
Предо мной золотой аналой.
И со мной сероглазый жених.
(Ахматова)