(no subject)
Наверное, лучшая книга про жизнь Блока. Во всяком случае из тех, что встретились мне. Все факты биографии перечислены, но без холодной отстраненности и презрительного наукообразия, которым так грешат критики, пишущие о возвышенном. (Они словно нехотя приоткрывают завесы, - за строками видится скорченная физиономия и слышится шип сквозь зубы: На, лопай, профан! И пошел вон, к телевизору. Им доступна святая святых - архивы, они узнают там все факты, и в их воле представить прошлое под каким угодно углом.) Сам Александр Александрович и его матушка смотрели на факты (это их семейная терминология, так они именовали реальные события и видимые глазу явления) снисходительно, всегда прозревая за любым происшествием направляющую руку. Об этом Аврил Пайман не забыла упомянуть, за что ей великая благодарность.
Изящество и легкость изложения, а также замечательное отсутствие суждения, кристальная и легкая беспристрастность, о которой с такой неприязненностью отзываются критики второго порядка, всплывающие на первых же страницах браузера. Нет, не в чести у буквоедов отстраненное отношение исследователя литературы к своему герою, надо критиковать, судить, очернять и обличать показывать жизнь гениев без глянца. Закидать какой угодно грязью, только бы прекратить нестерпимое сияние светлого образа! Блок не терпел черни во всех ее видах, и теперь она ему мстит, дорвавшись до клавы и пера. Незнакомок считают проститутками, а мировую скорбь - похмельным синдромом и банальной депрессией. Каждый судит по себе, и как учил другой герой Серебряного Века, Георгий Гурджиев, валет не способен постичь уровень короля.
Аврил Пайман не вступает ни в какие споры, она изящно избегает любых оценок, ее непредвзятость превыше всяких похвал. И человеку, знакомому с подлинной культурой, чтение двухтомника о Блоке доставит немало замечательных часов.
Описывая жизнь и творческую работу Блока, да и ту эпоху в целом, крайне трудно избежать суждений о всякого рода мистицизме. Для кого-то все это было только шарлатанством, а для кого-то пищей для души. Сами символисты играли с неведомым непрерывно, все были отравлены ядовитыми испарениями, как наркотическим дурманом, таков был сам дух такой эпохи. Валерий Брюсов увлекался вульгарным спиритизмом. Изданы отрывки из его дневников, где он смачно описывает (в той самой терминологии, какую используют для писания на заборах), где он лазил руками во время спиритических сеансов. Для Брюсова все начиналось с забавной и острой игры, которая служила поводом для его вдохновений, а истерические героини и герои переходили в литературу. И он играл в эту игру всю свою творческую жизнь. Он был скорее всего материалист и шарлатан, и таких, только менее талантливых, в те времена хватало.
Блок является противоположностью. Любой оккультист, почитав стихи или статьи Блока, скажет, что у него была прямая связь с Космосом. Поэтому Блок никогда не вступал ни в какие эзотерические и философские общества, не интересовался ни теософией, ни магией. Он не нуждался в практиках, расширяющих сознание, не слушал лекций Штайнера. Двери восприятия у него были не просто раскрыты, они были широко распахнуты. Современники постоянно упоминают о его застывшем лице. Блок непрерывно слушал музыку, из этой музыки рождались образы и ритмы, переходившие в строки его стихов. Он ничего не выдумывал, стихи писались сами. Это особенно заметно в его раннем творчестве. Никакая литература невозможна без правки; зрелые вещи Блок несомненно продумывал и доводил до совершенства. В ранних его стихах очень много мистического тумана. Эта атмосфера волшебства понятна и приятна не каждому, и даже некоторые поэты часто находили стихи Блока «косноязычными», а Бунин высказывался в плане того, что Блок «тешит читателя галиматьей». Как высказался один из современников, Блок был «не совсем человеком». Это очень хорошо понимает Аврил Пайман. О поэте, наделенном таким, почти сверхъестественным даром, следует писать бережно.
Современный читатель часто забывает то, что Блок был по тем временам публичным человеком, творения его раскупались моментально, вся культурная публика знала известных литераторов в лицо, на любые публичные выступления шли, как ходят на выступления известных музыкантов. Как в 70-е ломились в театры на Таганке и Юго-Западе. Не было ни радио, ни телевидения. Все новости культуры и жизни узнавали из газет и журналов, выпускавшихся в огромном количестве. Вынести бремя славы и популярности человеку с такой чувствительностью, как Блок, было крайне тяжело. Я думаю, отсюда проистекают многие горькие строки и разочарования. Нельзя безнаказанно тиражировать Божественное и возвышенное. А горечь и боль почему-то можно.
Читатель проглотит сколько угодно горьких пилюль и скажет: «Спасибо, some more please!»
На страны Европы надвигалась мировая война, на Россию - революция. Предчувствия катастрофы являлись очень многим, сохранилось масса тому свидетельств. Блок не слишком понимал, какими ужасами грозит революция. Он слышал музыку, получал сигналы, претворял все это в поэтические строки.
Революция случилась, музыка прозвучала последний раз и затихла навсегда.
Не хочется возвращения тех эпох, не хочется и существовать в бункере, на воде и консервах, при свете огарка. Мы и так живем по погода в сырой и мерзлой хмари, как в подвале. Душа жаждет миновать твердый фирмамент и приблизиться к звездам. Блок не только не ведал этих препятствий, он умел донести драгоценный дар всем, каждому, кто способен приоткрыть Дверь хоть немножечко.
Дух улетел, но когда ты предпримешь усилие и отвалишь могильный камень, тебя встретит ангел и возвестит Воскресение.
Аминь.