Когда они поднялись на палубу, все были в сборе. Яков Семеныч возвышался на юте, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
В кают-компании Боцман появился последним и произвел на Машу неизгладимое впечатление. Он был смугл, как прокопченный на солнце лещ, лыс, нос имел приплюснутый, щеки впалые, а глаза - такой чистейшей голубизны, как будто за годы хождения под парусом в них въелось море. Маша заподозрила бы линзы, если бы перед ней стояла кокетливая девушка, а не старикан лет семидесяти. Лысина его была безупречна: коричнево-красная, гладкая, как отполированное дерево. Легко можно было представить, что перед сном он протирает ее мягкой замшевой тряпочкой.
Перед тем, как выйти на палубу, Боцман нахлобучил белый пробковый шлем: «Привыкайте, хлопцы. Головушку защищаем. Тут не Россия!»
«Хлопцы» дружно закивали. Солнце вроде бы и мягкое, а не успел обернуться - от тебя уже одни угольки дымятся. Вон у Боцмана физиономия какая! Как у кочегара.
- Будем учиться ставить паруса! - обрадовал Яков Семеныч. Голос у него был хриплый, прокуренный. - Первое, что вы должны знать: снасти на руку не наматываем! - А почему? - встряла блондинка с татуировкой. - Потому что руку оторвет, - флегматично информировал Боцман. - А без руки некрасиво.
Он подождал немного, но больше вопросов не поступало.
- Обувь у всех удобная? - оглядел их Яков Семеныч. - Чудно. Сейчас Антоха страховочные пояса разберет, и начнем, помолясь.
Следующие несколько часов Маша карабкалась на мачты, запоминала, чем шкот отличается от браса, как крепят ходовой конец и что означает «набить ванты». К концу занятия голова у нее распухла от новых сведений, пальцы покрылись волдырями, несмотря на защитные перчатки, ноги гудели от бесконечного лазанья вверх-вниз.
Она посмотрела на своих спутников. Блондинка со змеей на предплечье, воспользовавшись перерывом, фотографировалась возле борта. Маша уже знала, что ее зовут Яна, а ее мужа - Владимир. Но только теперь она обратила внимание, до чего девушка хороша собой.
Гибкая, подвижная, она и сама напоминала змейку: маленькую, экзотическую и очень опасную. Серебристые брови. Белоснежные волосы. Синие, широко расставленные глаза с необычайно яркой черной точкой зрачка. Когда Маша видела таких красивых людей, ей казалось, что перед ней существа с другой планеты. Прилетели в рамках культурного обмена: заимствуют у нас традиции и ритуалы, а нам на память оставляют комплекс неполноценности.
Маша на секунду ощутила себя большой и неуклюжей лошадью. Рыжей.
- Володя, теперь вот так! - задорно крикнула Яна.
Хоп - и одним прыжком взлетела на борт, забалансировала на цыпочках.
- За ванты держись! - потребовал ее муж. - Даже не подумаю!
Боцман обернулся. В несколько быстрых шагов преодолел разделяющее их расстояние и успел как раз вовремя, чтобы подставить руку спрыгнувшей девушке.
- Что я вам говорил три часа назад? - поинтересовался он. - Яков Семеныч, больше не буду! - клятвенно пообещала Яна и прижала руку к сердцу. В уголках губ дрогнула усмешка.
«Будет, - подумала Маша. - Из принципа, чтобы сделать по-своему».
Похоже, Боцман тоже это понял. Он погладил щетинистый подбородок и позвал: - Подойдите-ка сюда, хлопцы.
Дождавшись, когда пассажиры соберутся вокруг, похлопал рукой по верхней доске борта. Маша уже выучила, что она называется планшир.
- Вот с этого самого места, - неторопливо начал он, - несколько месяцев назад свалился человек. Вроде бы и ничего страшного, угу? - он обвел всех внимательным взглядом. - Вода же внизу.
Все молчали.
- Вода! - наставительно повторил Боцман. - У воды бывает два состояния... - Три, - грубо перебил его Владимир. - В школе учились, нет? Три агрегатных состояния воды: жидкое, твердое, газообразное.
Маша усилием воли подавила в себе острую неприязнь. Ей определенно не нравился этот человек. И рубашка-гавайка его, разрисованная оскалившимися акулами, не нравилась. И модная стрижка с выбритыми висками. И бульдожье лицо с крепкой нижней челюстью. И даже его манера двигаться враскачку с первой минуты пребывания на корабле, как будто он уже сотню раз ходил в шторм по палубе, а не поднялся только что вместе со всеми. Она вообще недолюбливала людей, убежденных, что они хозяева жизни.
Яков Семенович кротко глянул на Владимира голубыми глазами и снова перевел взгляд за борт, где солнце плело в волнах золотые сети.
- Два состояния, - повторил он, будто не слышал. - Либо она вас спасает, либо убивает. Для нас «Мечта» - быстроходный парусник, а для моря - воз. - Что? - переспросил Владимир. - Воз. Потому что в море что с воза упало, то пропало.
Повисло молчание. Волна с разбегу ударила о борт, плеснула громко, будто хлопнула в ладоши, и все вздрогнули.
Маша живо представила, как их деревянная телега неторопливо движется по синему тракту, а за ней следуют, облизываясь, морские гады, высовывая костистые головы из бурунов. - И что же, помер этот дядечка? - нервно усмехнулась Яна. - Который свалился?
Боцман перевел взгляд на нее. - А кто вам сказал, что это был дядечка?
Яна на миг опешила, а когда открыла рот, чтобы возразить, ее уже перебили.
- Значит, если человек упадет за борт, он погибнет?
Женщина в цветастом шарфе вся подалась к Якову Семеновичу. Даже черные очки сняла, будто боялась упустить что-нибудь важное. Маша вспомнила, что у нее редкое имя: Кира. Ее муж, которого она приняла за музыканта, оказался режиссером с необычной фамилией Бур. Аркадий Бур.
- ...погибнет? - настойчиво повторила Кира, не замечая обращенных к ней недоуменных взглядов. - От обстоятельств зависит. Если ясный день и море спокойное, то гибнуть ему не с чего. - А если плавать не умеет? - не отступала женщина. Она волновалась и пыталась это волнение скрыть, но получалось плохо. Пальцы безостановочно теребили край шарфа, словно отрабатывали гамму.
Маше стало неловко. Как будто перед ней начали раздеваться без приглашения. Она отвела взгляд.
- Вытащим! - великодушно пообещал Боцман. - Вот если ночью или в шторм, тогда дело другое. Вахтенный не услышал, сам человек испугался - и выйдет нехорошо.
Даже это «выйдет нехорошо», за которым стояла вполне однозначная картина, у него звучало на удивление философски и успокаивающе. Мол, помрет бедолага, ясное дело. Ничего радостного. Но и ужасного, однако ж, тоже нет, все мы смертны. Кира кивнула и отступила, словно что-то уяснив для себя. - Вы не умеете плавать? - сочувственно спросил юноша с раскосыми глазами. - А? - женщина подняла на него рассеянный взгляд. - Умею, и неплохо. А что? Прозвенел гонг, и матрос Антоша сообщил, что обед готов.
После борща кок, ко всеобщему восторгу, выставил на поднос тарелки с дымящейся вермишелью. - Макароны по-флотски! - Ура! - Разбираем, товарищи!... - С детства не ел, - признался режиссер, наматывая на вилку клубок макаронин. - У нас в семье это блюдо считалось плебейским, только бабушка меня изредка радовала, когда приезжала погостить. Нет ничего хуже снобизма в еде. - Последние два слова лишние, - вполголоса заметила Кира. - Отчего же? А, понял! - Аркадий улыбнулся. - Не помню, кто сказал: интеллектуальный сноб это тот, кто не замечает красивую девушку, сидящую рядом с ним в самолете, из презрения к книге, которую она читает. - И это вполне оправдано!
Аркадий повернулся к Яне, непринужденно вмешавшейся в их разговор, и поправил очки. - Чем же? - Ее глупостью, - пожала та плечами. - Допустим, она читает пошлейший любовный романчик. Какие-нибудь «Сто тридцать оттенков серо-буро-малинового». Что интеллектуальному снобу делать рядом с такой женщиной? - Отчего же вы отказываете нашей красивой девушке в уме и любопытстве? - искренне удивился режиссер. - Вы придумали за нее целую историю: мол, она читает книгу, потому что ей по душе всякая муть. Но она может читать ее по совершенно другим причинам. Например, чтобы разобраться в феномене успеха. Или понять, отчего эта книга понравилась ее подруге. Вариантов много. Вы же предпочли самый невыигрышный. И в этом тоже, простите, заключается некоторый снобизм.
Яна не обиделась. - А я и есть первостатейный сноб! Она скорчила высокомерную физиономию и брезгливо оглядела тарелки, поджав губы. Сначала засмеялась Маша, а за ней и все остальные. - Актриса, блин! - проворчал Владимир, однако общий смех как дань артистизму жены ему явно польстил. - На, пей компот.
И заботливо придвинул стакан, в котором на дне плавала разварившаяся рыжая курага.
_________________ "Порой роль доброго дядюшки начинает меня тяготить.
Вы только поймите правильно: роль-то необходимая! Людям на корабле должно быть хорошо. Но плавание, скажу я вам начистоту, штука не слишком комфортная. Мы ж не океанский лайнер с бассейном, официантами и променадом. А вся романтика закончится, как только вас вывернет наизнанку после завтрака.
Вот и выходит: люди плыли за мечтой, а получили качку, паршивое самочувствие и кучу обязанностей впридачу. А если вы думаете, что ставить паруса - это просто, добро пожаловать к нам на борт.
Одно время Мастер хотел табличку заказать: «Избавляем от иллюзий. Недорого». Еле отговорили. Люди устают, нервничают, боятся. Узнают о себе.. разное. Скажем, кто-то думал, что море - это его мечта. А походил под парусом и понял, что его мечта - это пляж в пятизвездочном отеле. Там море домашнее, людьми облагороженное. А у нас - дикое, и черта с два его приручишь. Разница такая же, как между кошкой и тигром.
Все думают, что любят тигров. Только любить их в телевизоре и встретиться в джунглях нос к носу - разные вещи.
Вот тут-то и нужен я. Вовсе не затем, чтобы научить и объяснить. Это ерунда, это и Антоха сумеет! А вот слово правильное вовремя сказать, подбодрить, похвалить - это труднее. Хвалить-то с умом надо, с пониманием. Антоха славный парнишка, но такого понимания у него нету.
Скажем, попались у нас как-то в группе муж и жена. Она - живая, юркая, схватывает на лету. А он - ну, тугодум. Все медленно делает. Отстает от нее.
И вижу я, как он мрачнеет и мрачнеет. Еще бы - малютка-жена его по всем пунктам обходит. А он же мужик! У него самоуважение замешано на том, что он первый по каждому пункту.
Но наконец-то и у него начало получаться. Тут наш Антоха к нему подваливает с таким лицом, будто у него в карманах по два кило счастья, и заявляет: «Здорово вы с такелажем разобрались! Не хуже супруги!»
Я чуть по лбу его не хлопнул. Вот же дурень! Для этого мужика одна мысль о том, что он с женой соревнуется, хуже горькой редьки. А ты ему еще и без обиняков дал понять, что она круче.
Пришлось исправлять ситуацию. Подхожу я к нашему красавцу, а он уже смурнее тучи. Насупился, как орангутанг, у которого банан отобрали. Того гляди в грудь себя бить начнет. Я, значит, вежливо: так и так, Степан Иваныч, не поможете ли с тросами? Другие-то слабоваты для такой работы.
А он, может, и медлительный, но силач. Взялся за бухту - а она тяжеленная! - и пыхтит: куда, мол, волочить? Потом ходил довольный, смотрел орлом. Еще бы: пять бухт перетащил с бака на ют! Я честно сказал: больше никому на корабле такое не под силу. Может, капитану. И то вряд ли.
И с этой минуты, считай, пошло нормальное плавание у нашего силача. Потому что похвалили его грамотно. А тросы мы потом с Антохой на пару потихоньку обратно перетаскали. На черта они мне на юте!
Но бывает, человека не хвалить хочется, а с трапа спустить. Нынче руки у меня так и чесались, причем дважды.
Первый раз, когда мордастый вылез жене на подмогу. Бабу свою защищать - дело хорошее. А вот варежку разевать попусту - это совсем никуда не годится. Боцман для салаг - авторитет, власть и скорая помощь в одном лице.
В другое время я бы про нахала забыл через пять минут. Ну, понервничал человек, агрессивным стал от избытка впечатлений, бывает. Но в этот раз во мне будто заноза засела. И поставил я мысленно напротив Владимира Руденко, бизнесмена тридцати шести лет, женатого, бездетного первую зарубку.
А второй случай совсем дурацкий.
После обеда старпом подсел к группе и давай задушевно общаться. У Артемыча это хорошо выходит, особенно с тетками. Зубами сверкнет - и все дамы сердечно размягчаются.
Но сегодня вышла промашка. Старпом поинтересовался у салаг, что им пока труднее всего переносить на корабле.
Обычно народ что отвечает? Правильно: качку. Тогда наш Артем достает таблетки и каждому выдает запас. Очень всем нравится такая предусмотрительность и забота.
Салаги и в этот раз не подвели. Качку! - кричат. - Волны! И вдруг посреди этого слаженного хора чистый такой, хрустальный голосок: «В основном, вас».
Я чуть вермишелью не подавился.
Пригляделся, кто это у нас такой прямолинейный. А это девица-русалка! Сидит бледная, серьезная, как комсомолка на вручении почетной грамоты. Ручки на коленях сложила. А ейный парнишка компотом булькает с таким видом, будто ничего удивительного не услышал. Я, кстати, только тут заметил, что волосы-то у него заплетены в косу, а коса свернута под затылком в несколько раз - вроде как у воина.
Артем тоже опешил, но быстро взял себя в руки. Отчего же, спрашивает с улыбкой, именно я вас так раздражаю, и в моих ли силах это исправить?
А девица ему: да не вы, господин старпом, а вообще люди вокруг меня. И смотрит эдак печально и строго.
Тут я понял, что у меня второй кандидат на полет по трапу. Потому что если у тебя, голубушка, непереносимость человеков, а по-умному - мизантропия, на кой ляд ты потащилась в двухнедельное плавание на паруснике?
Сюрприз на сюрпризе от наших овечек!
Как говаривал в таких случаях мой дед, спаси господь волков от нашего стада".