Написала пост в телеграм и лишь сутки спустя вспомнила, что почти то же самое, слово в слово, писала о культуре извинений два года назад, когда Татьяна Мужицкая в свою книгу позаимствовала пост Алики Рикки
rikki_t_tavi.
* * *
Ладно, теперь серьёзно.
Вторые сутки в личках обсуждается, что должен был сделать писатель Иличевский после того как журналистка Гаврилова опубликовала свой пост.
И вот здесь мы переходим к одной общей трагической черте русскоязычных людей.
Я говорю о полном отсутствии культуры извинений.
Что в действительности сделал Иличевский после того, как его обвинили в плагиате?
Он принялся рубить хвост собаке по частям.
Для начала объявил, что с Гавриловой всё было улажено заранее (спойлер: не было). В этот момент ещё можно было подозревать, что случился сбой коммуникации. Люди неправильно друг друга поняли. Бывает.
Но тут всплыли отрывки из Мурзина.
Перехватив топор поудобнее, Иличевский принялся тереть комменты.
Затем сообщил, что писатель Мурзин ему неизвестен (собака заорала на Иличевского матом).
Потом выкрикнул, что литература не может существовать без внутреннего обмена буквами.
Затем потёр и эти реплики.
К этому моменту уже клокотало повсюду. Иличевский стоял в белом плаще с коричневым подбоем среди бурлящих говн и скорбно бормотал: «Вот к чему привели меня мои благие намерения!»
Следующим шагом писатель опубликовал заявление о том, что из электронной версии удалят «все спорные части текста». В комментах заорали «за Мурзина ответь, скотина». Вообще покойный писатель Мурзин начал отчетливо приобретать черты святого, которому плюнули на мощи.
Тогда, сутки спустя, Иличевский наконец с достоинством изрёк, что отрывки разных авторов о природе были сложены у него в голове и он невольно использовал чужой для своей книги. И принес, цитирую, «публичные извинения за использование прекрасного описания Владимира Мурзина черепашьей свадьбы в романе «7 октября».
В комментах уже шли с хоругвями. С них укоризненно смотрел ученый, филантроп, писатель, любитель природы Мурзин.
Вам ничего не напоминает поведение Иличевского?
Шок, отрицание, гнев, торг, депрессия - вот стадии извинения русского человека. Вместо завершающей стадии принятия русский человек презрительно складывает руки на груди и произносит: «Подавитесь, мрази». Что считается серьезной уступкой озлобленной толпе.
Ну хорошо, а что же должен был сделать писатель, когда запахло жареным? - спросили меня.
Да извиниться, черт возьми! Нормально, по-человечески извиниться! Когда всплыл Мурзин и стало ясно, что под коврик собачий хвост замести не удастся, - выйти на площадь, снять шапку и сказать:
- Братцы, я обосрался. Простите Христа ради. Бездумно, в упоении собственной книгой взял я чужое. Виноват. Украденное верну. Остальное постараюсь исправить честным трудом.
ВСЁ. На этом казус Иличевского можно было бы считать завершенным. Пошумели бы немного, обсудили специфику заимствований в постмодернистской литературе - и стихли.
Но никто не желает и не умеет извиняться. Я не про те вымученные лицемерные извинения, которые принес Иличевский, а про человеческие. Извинение у нас - синоним унижения. Извиниться - это зашквар. Считай упал брюхом в грязь и ползешь среди чужих ботинок.
Вот и бегает вокруг писателя воющая собака с обрубком хвоста.