* * *
Два года назад я случайно купила сервиз. Как позже выяснилось, довольно старый, саксонский. В нем не хватало блюдец и десертных тарелок, но это не имело значения; он был сказочный. Прозрачный, бело-голубой, воздушный и снежный; чашки оказались невесомыми, как яичные скорлупки.
Покупка эта была абсолютно бессмысленна. Во-первых, в нашей семье у каждого своя чашка (у меня их больше дюжины; куда мне ещё?).
Во-вторых, сервиз негде хранить.
В-третьих, он просто не нужен. Зачем мне пузатый чайник на два литра? К чему кофейник с молочником, если я варю кофе в кофе-машине? Они громоздкие. В них быстро остывает содержимое.
В общем, выкинутые деньги. Так я думала, освобождая кухонный шкафчик под сервиз.
За эти два года не было дня, когда он бы меня не радовал. При каждом взгляде на него меня охватывает эстетический восторг, к которому примешивается нечто вроде благоговения. Сервиз выпустили между 1865 и 1891 годом. Ему больше ста тридцати лет. Хрупкие чашки, которые, кажется, могут рассыпаться прямо в пальцах. Блюдца, на которых не до конца стерлась позолота. Сто тридцать лет! И они все еще прекрасны. Они не закрыты за стеклянной дверцей, не спрятаны; ими пользуются, их достают почти каждый день, наливают в них горячий чай и моют с мыльной пеной.
Это, пожалуй, одно из самых удачных моих "бессмысленных приобретений". Меня при первом взгляде на него охватило такое чувство, будто мне доверили что-то чудесное, и за два года оно не стерлось, не истаяло.
Покупка эта была абсолютно бессмысленна. Во-первых, в нашей семье у каждого своя чашка (у меня их больше дюжины; куда мне ещё?).
Во-вторых, сервиз негде хранить.
В-третьих, он просто не нужен. Зачем мне пузатый чайник на два литра? К чему кофейник с молочником, если я варю кофе в кофе-машине? Они громоздкие. В них быстро остывает содержимое.
В общем, выкинутые деньги. Так я думала, освобождая кухонный шкафчик под сервиз.
За эти два года не было дня, когда он бы меня не радовал. При каждом взгляде на него меня охватывает эстетический восторг, к которому примешивается нечто вроде благоговения. Сервиз выпустили между 1865 и 1891 годом. Ему больше ста тридцати лет. Хрупкие чашки, которые, кажется, могут рассыпаться прямо в пальцах. Блюдца, на которых не до конца стерлась позолота. Сто тридцать лет! И они все еще прекрасны. Они не закрыты за стеклянной дверцей, не спрятаны; ими пользуются, их достают почти каждый день, наливают в них горячий чай и моют с мыльной пеной.
Это, пожалуй, одно из самых удачных моих "бессмысленных приобретений". Меня при первом взгляде на него охватило такое чувство, будто мне доверили что-то чудесное, и за два года оно не стерлось, не истаяло.
