Чёрный пудель, рыжий кот - 2
Первая часть
2
- Ты подкаблучник, - сурово сказал Бабкин.
Частный сыщик Макар Илюшин радостно захохотал и повалился на диван.
- Что ты ржешь? - рассердился Сергей. - Налицо деградация твоей гениальной личности. Завтра ты тащишься с ней в эту дыру, а послезавтра решишь бросить дела и осесть в деревне.
- Растить капусту, - непонятно сказал Макар, ухмыляясь во весь рот. - Кстати, почему «ты»?
- Что?
- Почему ты говоришь «завтра ты тащишься с ней»? Мы тащимся, напоминаю.
Бабкин осуждающе шмыгнул.
- А отчего ты вдруг решил составить мне компанию, я что-то подзабыл, - невиннейшим тоном осведомился Илюшин. - Ах да! Тебя жена попросила! И ты как суровый мужик, глава семьи и просто человек, чье слово всегда является законом для домашних, взял и согласился. Ха-ха! Ха-ха-ха!
Смотреть на издевательски хохочущего Илюшина было выше Сергеевых сил, поэтому он ушел на кухню и осушил там терапевтическую бутылку ледяного пива.
В Шавлов поначалу ехать не хотелось. Но когда одна страстно влюбленная женщина дергает за ниточку, все мироздание начинает танцевать под ее дудку. А уж когда две страстно влюбленных женщины делают это, спасения от их шаманства не найти.
- Ты удочки собрал? - крикнул из комнаты Илюшин.
Об удочках он беспокоится, надо же.
Бабкин ворчал, но понемногу скептицизм уступал место приятным ожиданиям.
«Раки... Купаться буду, пока перепонки между пальцев не вырастут». Он уже предвкушал, как проводит эти три дня, предоставленный самому себе. Макар с Сашей отбывают повинность на семейных посиделках. А ему достаётся счастливый билет: блаженное одиночество - чем короче, тем блаженней. Подруга Стрижа пообещала, что в его распоряжении целый дом, покинутый хозяином до осени.
Босиком, босиком по нагревшимся скрипучим половицам. Девахи за палисадником хохочут звонко. На мосту бабки воблой торгуют и мошкару гоняют. «Метеоры» белые снуют...
Бабкин удовлетворенно потер руки. Вся эта затея на глазах обретала черты настоящего подарка.
Три тихих, расслабленных дня в самом начале лета - о чем еще можно мечтать!
3
- Шею бы свернуть этой суке, - низким голосом сообщила Рита. - Вот моя голубая мечта.
- Рита!
- Кого она с собой тащит?
- Подругу какую-то, - призналась мать. - С мужем, кажется.
Черные глаза Риты Сысоевой блеснули недобрым светом.
- Мам, а мам!
- Чего?
- Тетя Клава ведь не приедет?
- В больнице она, с переломом ноги, - недовольно сказала Нина.
Её сестра Клавдия, бой-баба с бешеным нравом, считалась тяжелой артиллерией в предстоящем сражении.
«Додумалась тоже - конечности летом ломать! - ругалась про себя старшая Сысоева. - Ни на кого положиться нельзя».
- Можно я тогда Криську приглашу?
Нина уставилась круглыми птичьими глазами на дочь:
- Курятину что ли?
- Мне скучно без неё будет! - вдохновенно соврала Рита. - А она весёлая.
- Для веселья у нас Елизавета Архиповна приедет, - мрачно возразила Нина. - Ухихикаешься.
- Баба Лиза? - ахнули от дверей.
Мать и дочь обернулись.
Григорий, брат Нины, застыл в дверях с выражением ужаса на опухшем лице.
- Дядь Гриш, ты чего?
Григорий встряхнулся. Твердым шагом прошел к холодильнику, достал запотевшую бутылку.
- С утра начинаешь? - вознегодовала Нина.
Хрустальная стопка победоносно сверкнула в солнечном луче.
- В рамках борьбы с несовершенством этого мира, - осадил ее брат, закусывая петрушкой. - Зачем старуху позвала?
- Не звала я, сама она напросилась. Скучно ей.
Григорий некоторое время без выражения смотрел на сестру, а затем, ни слова не говоря, налил вторую порцию.
- Гриша!
Но было поздно. Со словами «за влюбленных» тот опрокинул стопку и жадно прижал к носу пучок укропа.
- Ну, Григорий...
В обширном семействе Нины годами царил матриархат. Все жизненно важные решения принимались многочисленными елизаветами, тетьтанями и клавдиями. На откуп мужчинам отдавались мировая политика и футбол.
Тридцать лет назад юная Нина Лобанова, прогуливаясь по вокзалу, заметила у киоска с прессой тощенького ушастого лейтенанта и немедленно забрила его в мужья. Родня удивлялась и крутила пальцем у виска. Но в голове Нины зрели амбициозные планы. В мечтах видела она, как ее раздобревшему лейтенанту нашивают генеральские погоны, как чеканит он шаг в новеньком мундире, а сама она выступает рядом генеральшей в норковом манто.
Отчего-то именно манто ярче всего сияло перед Ниной, и манило, и нашептывало нежные глупости.
Однако в спонтанно родившемся плане таилась червоточина. Зловредного червяка воплощал сам без пяти минут генерал, Петр Сысоев, для домашних - Петруша.
Петруша был человеком смирным, покладистым и лишенным инициативной жилки в той же степени, насколько лишена ее тля, безропотно позволяющая доить себя муравьям. Вершины устремлений у лейтенанта Сысоева попросту не было: его желания представляли собой ровное плато. «Быть сытым и в тепле - что еще нужно человеку? - рассуждал Петруша. - Ну еще чтоб жена добрая, и детки».
Нина попыталась укоренить в муже стремление к лучшей жизни. С тем же успехом можно было прививать ветку сакуры к арбузу. Тогда Нина сама выступила в роли главнокомандующего и отдала Петру приказ стремиться ввысь. Сысоев с тоской посмотрел в небеса и зажмурился. Нина раздала родне духовые инструменты и закатила скандал с увертюрой и ораторией. Сысоев упал на спину и притворился дохлым.
Нина испробовала все. Но стало ясно, что рожденный ползать ни летать, ни бежать, ни кувыркаться не станет.
Нина надеялась, что ее Петр - камень. А оказалось, что в кулаке у нее зажата горсть щебенки.
К чести Лобановой следует сказать, что она могла задушить мужа мутоновой шубой, так и не переродившейся в норковое манто, однако не сделала этого. Когда их семейную лодку после всех водопадов вынесло в спокойное русло, роли распределились так: на носу сидела Нина, указывала, куда грести, и сама же махала веслами. А Петруша лежал в лодке, улыбаясь, и целиком полагался на волю провидения и жены (причем жене доверял больше).
Расстановка эта имела для семейства Лобановых неожиданные последствия. Брат Нины Гриша внезапно начал крепко выпивать. Родственницы пытались излечить его от пагубного пристрастия, но Лобанов-младший был непоколебим. «Я на Петьку посмотрел, - отвечал он на все увещевания, - и осознал, что жизнь моя была полна ложных ценностей. Идите к черту, бабьё!»
Получив твердый отпор от мужского представителя своего клана, женщины растерялись. «Хочу пить - и пью! - орал Григорий. - Обретаю свободу!»
С алкоголизмом сталкивались и прежде. Но впервые он был возведен в ранг политической программы.
«Пить или не пить? - провозглашал Григорий. - Что за вопрос!»
И пил.
Его даже стали уважать. Он сломал невидимую ограду. Вырвался из сыромятных пут женского владычества. Удрал с пастбища в дикие прерии. До него подобное удалось лишь деду Пахому, впавшему к старости в маразм. На эту территорию женщинам прохода не было.
- Значит, Елизавета явится! - Григорий нервно хохотнул. - Веселый семейный вечерок намечается! Этих-то сколько будет?
- Трое, - сухо ответила Нина.
- Первая - невестушка. А остальные?
- Подругу везет с мужем.
Григорий подкрутил ус и крякнул.
- Мужа - это она зря. Муж нам тут не нужен. Мы и сами справимся. Верно, бабоньки мои?
«Бабоньки» переглянулись. Очень уж странный тон был у Григория.
- С чем справимся, дядь Гриш? - осторожно спросила Рита.
- Ну как же... Встретить дорогих гостей, накормить, с родней познакомить.
Нина расслабилась. На какую-то секунду ей показалось, что брат лишь прикидывается ничего не понимающим. Нет, слава богу, и в самом деле слеп, как все мужчины.
- Ритк, а Ритк, - позвал Григорий.
- Что, дядя Гриша?
- Ты веревочку уже приготовила?
Рита подняла на него недоумевающие глаза.
- Какую веревочку?
- А задушить эту красотку?
Вот тебе и раз, подумала Нина. Вот тебе и слепец.
Она быстро обернулась к двери - не подслушивает ли кто.
- С ума сошел! Что несешь-то?
- Не задушить? - удивился Григорий. - Топориком тюкнуть?
- Гриша!
- Молчу-молчу! - он приложил палец к губам и сделал большие глаза. - Могила!
Рита вздрогнула.
- Я - могила! - захохотал ее дядюшка. - А ты что подумала?
Нина отложила разделочный нож и вытерла руки полотенцем. Григорий, почувствовав неладное, мигом подобрался и отступил на шаг.
- Гриш, давай-ка начистоту. Никто из нас этой свадьбе не радуется. И Олежку нам жалко - слов нет! Но раз уж он решил жениться, мы мешать не будем. Правда, Рит?
Взгляд ее настойчиво требовал ответа, и Рита подчинилась.
- Правда, - мрачно ответила она.
- Вот и ладушки, - заворковала Нина Борисовна, из капитана корабля, готового вешать на реях, немедленно превращаясь в милую простушку. - А ты, Гриш, учти: девочка там непростая, московская.
- Стерва! - быстро вставила Рита.
Мать сделала вид, что не услышала.
- Так что в грязь лицом нам ударить нельзя, - продолжала она. - Нас за деревенщину держат. Думают, мы станем на гармошке играть и напиваться как свиньи...
- Что, не станем? - огорчился Григорий.
Нина пригвоздила его взглядом к холодильнику.
- Только попробуй! Достаточно с нас Елизаветы. Один чёрт знает, что она выкинет! Так что уж будь ласков, веди себя прилично. И жену свою дурой не выставляй.
- Она и без меня справится, - буркнул Григорий.
Нина вздохнула. Что верно, то верно.
Она взглянула на часы. Почти десять, а они только ещё овощи для салата порезали. За окном собирались облака.
- Дождь к вечеру пойдет. Готовь навес в саду, Гриш. Рита, а ты укрась его. Чтоб никто не смел сказать, что не по-человечески гостей встретили.
Дочь и брат кивнули.
- Так я Кристину приглашаю? - напомнила Рита.
Ах, Кристину!
Нина Борисовна усмехнулась, и была эта улыбка многозначительна, как у Моны Лизы.
- Ну приглашай...
- И Валеру, - поспешно добавила девушка. - Я, собственно, уже...
Григорий поперхнулся огурцом. Мать уронила ложку в салат, и улыбка сползла с ее лица.
(продолжение следует)
2
- Ты подкаблучник, - сурово сказал Бабкин.
Частный сыщик Макар Илюшин радостно захохотал и повалился на диван.
- Что ты ржешь? - рассердился Сергей. - Налицо деградация твоей гениальной личности. Завтра ты тащишься с ней в эту дыру, а послезавтра решишь бросить дела и осесть в деревне.
- Растить капусту, - непонятно сказал Макар, ухмыляясь во весь рот. - Кстати, почему «ты»?
- Что?
- Почему ты говоришь «завтра ты тащишься с ней»? Мы тащимся, напоминаю.
Бабкин осуждающе шмыгнул.
- А отчего ты вдруг решил составить мне компанию, я что-то подзабыл, - невиннейшим тоном осведомился Илюшин. - Ах да! Тебя жена попросила! И ты как суровый мужик, глава семьи и просто человек, чье слово всегда является законом для домашних, взял и согласился. Ха-ха! Ха-ха-ха!
Смотреть на издевательски хохочущего Илюшина было выше Сергеевых сил, поэтому он ушел на кухню и осушил там терапевтическую бутылку ледяного пива.
В Шавлов поначалу ехать не хотелось. Но когда одна страстно влюбленная женщина дергает за ниточку, все мироздание начинает танцевать под ее дудку. А уж когда две страстно влюбленных женщины делают это, спасения от их шаманства не найти.
- Ты удочки собрал? - крикнул из комнаты Илюшин.
Об удочках он беспокоится, надо же.
Бабкин ворчал, но понемногу скептицизм уступал место приятным ожиданиям.
«Раки... Купаться буду, пока перепонки между пальцев не вырастут». Он уже предвкушал, как проводит эти три дня, предоставленный самому себе. Макар с Сашей отбывают повинность на семейных посиделках. А ему достаётся счастливый билет: блаженное одиночество - чем короче, тем блаженней. Подруга Стрижа пообещала, что в его распоряжении целый дом, покинутый хозяином до осени.
Босиком, босиком по нагревшимся скрипучим половицам. Девахи за палисадником хохочут звонко. На мосту бабки воблой торгуют и мошкару гоняют. «Метеоры» белые снуют...
Бабкин удовлетворенно потер руки. Вся эта затея на глазах обретала черты настоящего подарка.
Три тихих, расслабленных дня в самом начале лета - о чем еще можно мечтать!
3
- Шею бы свернуть этой суке, - низким голосом сообщила Рита. - Вот моя голубая мечта.
- Рита!
- Кого она с собой тащит?
- Подругу какую-то, - призналась мать. - С мужем, кажется.
Черные глаза Риты Сысоевой блеснули недобрым светом.
- Мам, а мам!
- Чего?
- Тетя Клава ведь не приедет?
- В больнице она, с переломом ноги, - недовольно сказала Нина.
Её сестра Клавдия, бой-баба с бешеным нравом, считалась тяжелой артиллерией в предстоящем сражении.
«Додумалась тоже - конечности летом ломать! - ругалась про себя старшая Сысоева. - Ни на кого положиться нельзя».
- Можно я тогда Криську приглашу?
Нина уставилась круглыми птичьими глазами на дочь:
- Курятину что ли?
- Мне скучно без неё будет! - вдохновенно соврала Рита. - А она весёлая.
- Для веселья у нас Елизавета Архиповна приедет, - мрачно возразила Нина. - Ухихикаешься.
- Баба Лиза? - ахнули от дверей.
Мать и дочь обернулись.
Григорий, брат Нины, застыл в дверях с выражением ужаса на опухшем лице.
- Дядь Гриш, ты чего?
Григорий встряхнулся. Твердым шагом прошел к холодильнику, достал запотевшую бутылку.
- С утра начинаешь? - вознегодовала Нина.
Хрустальная стопка победоносно сверкнула в солнечном луче.
- В рамках борьбы с несовершенством этого мира, - осадил ее брат, закусывая петрушкой. - Зачем старуху позвала?
- Не звала я, сама она напросилась. Скучно ей.
Григорий некоторое время без выражения смотрел на сестру, а затем, ни слова не говоря, налил вторую порцию.
- Гриша!
Но было поздно. Со словами «за влюбленных» тот опрокинул стопку и жадно прижал к носу пучок укропа.
- Ну, Григорий...
В обширном семействе Нины годами царил матриархат. Все жизненно важные решения принимались многочисленными елизаветами, тетьтанями и клавдиями. На откуп мужчинам отдавались мировая политика и футбол.
Тридцать лет назад юная Нина Лобанова, прогуливаясь по вокзалу, заметила у киоска с прессой тощенького ушастого лейтенанта и немедленно забрила его в мужья. Родня удивлялась и крутила пальцем у виска. Но в голове Нины зрели амбициозные планы. В мечтах видела она, как ее раздобревшему лейтенанту нашивают генеральские погоны, как чеканит он шаг в новеньком мундире, а сама она выступает рядом генеральшей в норковом манто.
Отчего-то именно манто ярче всего сияло перед Ниной, и манило, и нашептывало нежные глупости.
Однако в спонтанно родившемся плане таилась червоточина. Зловредного червяка воплощал сам без пяти минут генерал, Петр Сысоев, для домашних - Петруша.
Петруша был человеком смирным, покладистым и лишенным инициативной жилки в той же степени, насколько лишена ее тля, безропотно позволяющая доить себя муравьям. Вершины устремлений у лейтенанта Сысоева попросту не было: его желания представляли собой ровное плато. «Быть сытым и в тепле - что еще нужно человеку? - рассуждал Петруша. - Ну еще чтоб жена добрая, и детки».
Нина попыталась укоренить в муже стремление к лучшей жизни. С тем же успехом можно было прививать ветку сакуры к арбузу. Тогда Нина сама выступила в роли главнокомандующего и отдала Петру приказ стремиться ввысь. Сысоев с тоской посмотрел в небеса и зажмурился. Нина раздала родне духовые инструменты и закатила скандал с увертюрой и ораторией. Сысоев упал на спину и притворился дохлым.
Нина испробовала все. Но стало ясно, что рожденный ползать ни летать, ни бежать, ни кувыркаться не станет.
Нина надеялась, что ее Петр - камень. А оказалось, что в кулаке у нее зажата горсть щебенки.
К чести Лобановой следует сказать, что она могла задушить мужа мутоновой шубой, так и не переродившейся в норковое манто, однако не сделала этого. Когда их семейную лодку после всех водопадов вынесло в спокойное русло, роли распределились так: на носу сидела Нина, указывала, куда грести, и сама же махала веслами. А Петруша лежал в лодке, улыбаясь, и целиком полагался на волю провидения и жены (причем жене доверял больше).
Расстановка эта имела для семейства Лобановых неожиданные последствия. Брат Нины Гриша внезапно начал крепко выпивать. Родственницы пытались излечить его от пагубного пристрастия, но Лобанов-младший был непоколебим. «Я на Петьку посмотрел, - отвечал он на все увещевания, - и осознал, что жизнь моя была полна ложных ценностей. Идите к черту, бабьё!»
Получив твердый отпор от мужского представителя своего клана, женщины растерялись. «Хочу пить - и пью! - орал Григорий. - Обретаю свободу!»
С алкоголизмом сталкивались и прежде. Но впервые он был возведен в ранг политической программы.
«Пить или не пить? - провозглашал Григорий. - Что за вопрос!»
И пил.
Его даже стали уважать. Он сломал невидимую ограду. Вырвался из сыромятных пут женского владычества. Удрал с пастбища в дикие прерии. До него подобное удалось лишь деду Пахому, впавшему к старости в маразм. На эту территорию женщинам прохода не было.
- Значит, Елизавета явится! - Григорий нервно хохотнул. - Веселый семейный вечерок намечается! Этих-то сколько будет?
- Трое, - сухо ответила Нина.
- Первая - невестушка. А остальные?
- Подругу везет с мужем.
Григорий подкрутил ус и крякнул.
- Мужа - это она зря. Муж нам тут не нужен. Мы и сами справимся. Верно, бабоньки мои?
«Бабоньки» переглянулись. Очень уж странный тон был у Григория.
- С чем справимся, дядь Гриш? - осторожно спросила Рита.
- Ну как же... Встретить дорогих гостей, накормить, с родней познакомить.
Нина расслабилась. На какую-то секунду ей показалось, что брат лишь прикидывается ничего не понимающим. Нет, слава богу, и в самом деле слеп, как все мужчины.
- Ритк, а Ритк, - позвал Григорий.
- Что, дядя Гриша?
- Ты веревочку уже приготовила?
Рита подняла на него недоумевающие глаза.
- Какую веревочку?
- А задушить эту красотку?
Вот тебе и раз, подумала Нина. Вот тебе и слепец.
Она быстро обернулась к двери - не подслушивает ли кто.
- С ума сошел! Что несешь-то?
- Не задушить? - удивился Григорий. - Топориком тюкнуть?
- Гриша!
- Молчу-молчу! - он приложил палец к губам и сделал большие глаза. - Могила!
Рита вздрогнула.
- Я - могила! - захохотал ее дядюшка. - А ты что подумала?
Нина отложила разделочный нож и вытерла руки полотенцем. Григорий, почувствовав неладное, мигом подобрался и отступил на шаг.
- Гриш, давай-ка начистоту. Никто из нас этой свадьбе не радуется. И Олежку нам жалко - слов нет! Но раз уж он решил жениться, мы мешать не будем. Правда, Рит?
Взгляд ее настойчиво требовал ответа, и Рита подчинилась.
- Правда, - мрачно ответила она.
- Вот и ладушки, - заворковала Нина Борисовна, из капитана корабля, готового вешать на реях, немедленно превращаясь в милую простушку. - А ты, Гриш, учти: девочка там непростая, московская.
- Стерва! - быстро вставила Рита.
Мать сделала вид, что не услышала.
- Так что в грязь лицом нам ударить нельзя, - продолжала она. - Нас за деревенщину держат. Думают, мы станем на гармошке играть и напиваться как свиньи...
- Что, не станем? - огорчился Григорий.
Нина пригвоздила его взглядом к холодильнику.
- Только попробуй! Достаточно с нас Елизаветы. Один чёрт знает, что она выкинет! Так что уж будь ласков, веди себя прилично. И жену свою дурой не выставляй.
- Она и без меня справится, - буркнул Григорий.
Нина вздохнула. Что верно, то верно.
Она взглянула на часы. Почти десять, а они только ещё овощи для салата порезали. За окном собирались облака.
- Дождь к вечеру пойдет. Готовь навес в саду, Гриш. Рита, а ты укрась его. Чтоб никто не смел сказать, что не по-человечески гостей встретили.
Дочь и брат кивнули.
- Так я Кристину приглашаю? - напомнила Рита.
Ах, Кристину!
Нина Борисовна усмехнулась, и была эта улыбка многозначительна, как у Моны Лизы.
- Ну приглашай...
- И Валеру, - поспешно добавила девушка. - Я, собственно, уже...
Григорий поперхнулся огурцом. Мать уронила ложку в салат, и улыбка сползла с ее лица.
(продолжение следует)