Своими глазами. Певица Надежда Плевицкая
Продолжаем листать страницы мемуаров людей, живших в последние десятилетия существования Российской империи, видевших происходящие события своими глазами и рассказавших об этом. Сегодня вспомним Надежду Плевицкую, прошедшую путь от простой деревенской девочки до любимой певицы императора и трагически завершившей его в эмиграции...
Воспоминания о своей жизни певица написала в эмиграции. Думаю, не столько написала, сколько надиктовала стенографистке или литературному секретарю - с письменной речью у Надежды Васильевны было до конца жизни не блестяще. Но запись получилась удачной - с сохранением живой и образной крестьянской речи, с фиксированием множества впечатлений и бытовых подробностей и даже с интересным сюжетом, достойным женских романов. Изначально они были изданы в Берлине: в 1925 году "Дежкин карагод" с предисловием А. Ремизова и в 1930 - продолжение "С песней по жизни". Тираж был небольшой, рассчитанный на русское эмигрантское сообщество.
В 1993 году мемуары Плевицкой были переизданы в Москве благодаря энтузиазму родственницы певицы писательницы Ирины Ракши, выступившей составителем и издателем сборника; в 1994 они выходили еще и в Санкт-Петербурге и в 2011 в Москве. Так что, у современного читателя есть возможность с ними ознакомиться. Хотя и берлинское издание можно найти в крупных библиотеках, например, в РГБ.
Родилась Надежда Плевицкая (урожденная Винникова) в селе Винниково под Курском в 1884 году, так что ее "сознательное детство" пришлось на последнее десятилетие 19 века, а юность - на начало 20-го. Ее отцом был "николаевский солдат", то есть, человек, чья солдатская служба пришлась на годы царствования Николая I, когда в армии служили долго, в среднем около 25 лет. Отец Надежды прослужил "всего" 18 лет. И вернулся полуслепым инвалидом...
Прослужил восемнадцать лет, а шесть лет ему подарили за его честную и беспорочную кавалерскую службу.
Был он стрелком, да на ученье порохом засорил глаза. И как я помню его, всегда страдал он глазами, а под конец совсем плохо стал видеть. В селе все его звали - Солдат.
Долгими зимними вечерами, когда прялки сестер тихо гудут, приходили к нам посидеть, покалякать почтенные господа мужики: да и к кому же пойти, как не к солдату бывалому?
В семье было 12 детей, но из-за высокой детской смертности, наблюдавшейся в 19 веке и в России, и в других странах, осталось только пятеро:
Семеро было нас: отец, мать, брат, да четыре сестры. Всех детей у родителей было двенадцать, я родилась двенадцатой и последней, а осталось нас пятеро, прочие волею Божьею померли.
Казалось бы, многодетная крестьянская семья, отец - почти слепой инвалид, да и немолоды родители... Но жили Винниковы "крепко" - хозяйство было налаженным, а семья работящей. Корова, овцы, свиньи, гуси, куры, огород, пашня... В погребе и амбарах с запасами полное изобилие... Хотя сама Плевицкая называла свою семью небогатой.
...На Покрова у крестьянина всего полная чаша. Всё собрано, заготовлено, полны закрома зерна. О богатых и говорить нечего, но даже и у таких небогатых, как мы, к Покрову всего вдоволь.
У моего отца было семь десятин пахоты. На семью в семь человек - это немного, но родители мои были хозяева крепкие, и при хорошем урожае и у нас были достатки. Бывало, зайдешь в амбар: закрома полны, пшено, крупы, на балках висят копчёные гуси, окорока, в бочках солонина и сало. А в погребе - кадки капусты, огурцов, яблок, груш. Спокойна душа хозяйская, все тяжким трудом приобретено, зато благодать, зимой семья благоденствует.
Мать усердно гоняла нас в лес: дикие яблоки для сушки возами возились, мешками таскали орехи, которые припрятывались до Рождества. Было и у нас изобилие.
Еще мать любила рыбалку, рыбы ловила много, сетью. Надежда должна была ей помогать, хотя возня с сетью в воде девочке совсем не нравилась. Любая другая работа - но только не рыбалка... Но мать ее не спрашивала - рыба в хозяйстве нужна, значит вопрос с ловлей рыбы не обсуждается. И связки соленой рыбы вскоре добавлялись к прочим запасам.
Надежда Плевицкая
Однажды, когда старшие были на работе в поле, Надежда - Дежка, как звали ее дома - позвала к себе подружку Машку, а та нанесла хозяйству большой урон:
Когда пришла пора обедать, спустились мы в погреб за квасом. Погреб - чего только там нет: бочка молодого квасу, большие горшки с творогом, маслом, сметаной - все собрано за Петров пост, когда скоромного не едят. А на полке выстроилось много кувшинов свежего молока: мать, за три дня до Петра, заготовляла молоко для раздачи бескоровным крестьянам, чтобы и они могли разговеться на праздник. И вдруг шкодливая Машутка, нечаянно толкни полку и в единый миг кубганы с молоком полетели на пол… Пропало всё добро, которое было приготовлено для благой цели: Машка оставила бедняков без молока.
Мать, вернувшись, решила наказать Дежку за хулиганство, но узнав правду, устыдилась того, что успела наподдать дочери за чужую вину... Да и пожалела ее.
Мать тут же рассыпалась в милостях: обещала мне купить палевое пальто, шагреневые, со скрипом, полусапожки, назавтра взять с собой в Коренную Пустынь на богомолье, сшить казинетовый тулупчик, а на зиму пустить меня в школу.
Первый раз была мать со мной так гневна и в первый раз я была так счастлива: «Буду, слава Те, Господи, в школе».
Школа была заветной мечтой для девочки. В принципе, школа, хотя бы начальная, была доступна для крестьянских детей, но родители не всегда считали, что в долгой учебе есть необходимость. (Лев Кассиль, книгу которого мы вспоминали недавно, рассказывал, что среди его одноклассников по гимназии было немало крестьянских детей, но это были дети из зажиточных семей, желавших жить по-новому).
В семье Винниковых, по словам певицы, грамотными были все, кроме матери. А та полагала, что младшенькой образованность ни к чему, пожалеть бы надо девочку, не перегружать. У старших дочек была даже грифельная доска с мелом, чтобы упражняться в письме. Дежка порой таскала ее у сестер, чтобы рисовать барынь и собачек... Но ей хотелось знать грамоту! А мать говорила: "Зачем тебе грамота? За лавочника что ли замуж выйти да в лавке сидеть?"
Впрочем, для детей мать ничего не жалела и старалась всегда привезти им гостинчик, что-нибудь вкусное, отличное от привычной домашней еды... И отдать младшую в школу мать тоже в конце концов согласилась.
Она надорвалась бы, лишь было бы хорошо её детям. Бывало, придет из города усталая, измученная, а с сияющим лицом бережно достаёт виноград, купленный на работные гроши, и нас всех оделит. А мы знаем, что она не побаловала себя даже одним зёрнышком-виноградиной. Наша милая мать.
Вообще, мать была женщиной энергичной и если считала что-то важным, не знала преград... Когда она, совсем-совсем юная, только обвенчалась с мужем, а его "забрили в солдаты", мать смело отправилась в Крым, где муж служил. Для неграмотной деревенской девочки это стало настоящим приключением - на волах добраться из Курской губернии до Одессы, потом пароходом в Крым и там разыскать мужа в военной части и обосноваться рядом с ним! Не раз она рассказывала детям о своем непростом путешествии.
Изба Винниковых, была пусть и тесноватой для большой семьи, но ухоженной, чисто выбеленой, украшенной домашним рукоделием. Главной рукодельницей в семье была сестра Надежды Маша. Плевицкая вспоминала:
Сестра Маша на три года старше меня. Сидит Маша в тени и вышивает на пяльцах. Она у нас немного хромая, а потому её мало тревожат: она всего больше занимается рукодельем.
Труд в селе вообще был "делом чести и долести":
Любят крестьянские девушки жнитву. В такое время всё село на поле: есть где показаться работушкой друг перед другом. И как не показаться, когда рядом, на загоне, работа- ют женихи да будущие свекрови - не ударить же лицом в грязь. Работящая девка - сокровище в доме.
Всегда я завидовала старшим сестрам - они большие, и чтобы показаться, что и я не маленькая, старалась подымать меры с зерном или картошкой, да за это получала лишь подзатыльники - надорвешься, мол. Я обижалась, но тринадцати лет поднимала мешки в пять пудов. Тогда разве знала я, что буду петь, а готовилась быть «сокровищем в доме».
Я подсматривала, как сестры на ночь мажут сливками лицо от загара и делала то же; ещё таскала я у них помаду и репейное масло, которым они душили волосы, за что также награждали меня подзатыльником.
Словом, мешали мне всячески стать большой.
В детской жизни Надежды в родном доме было много радостей и праздников. И воспоминания у нее остались светлые:
Утро радостное. На переборке, над кроватью, весело бегали солнечные зайцы. В избе пахло блинами.
С нетерпением ожидала я Покрова: первое - в школу пойду, а второе - предстояла на Покров свадьба Афоняки, старшего сына Потапа Антоныча. Все говорили, что свадьба должна быть богатая: Афоняка в городе жил, а вернулся домой хорошо одетым, с деньгой.
Висит на шесте моё розовое платье, передник с петухами и шагреневые полусапожки, что за «шишку» я получила. Уж не раз я в них щеголяла. Сегодня, для мягкости, полусапожки мои смазаны салом.
И вот я нарядно одета, в моей косичке красуется лента, которую мне подарила дьяконова дочь, Наталья Ивановна, за то, что я носила продавать её стряпни пирожки на станцию железной дороги: два месяца назад провели в трех верстах от нашего села чугунку. И на удивление всему селу прогремел, дыша огнем, поезд.
Тут-то Наталья Ивановна и порешила кормить путешественников теплыми пирожками. А кто же, как не Дёжка, поспеет к поезду, пока пирожки не остыли.
Но вскоре боевой характер позвал девочку вдаль от дома...
Посты из серии "Своими глазами":
Академик М.Н. Тихомиров: http://eho-2013.livejournal.com/979011.html
http://eho-2013.livejournal.com/979555.html
http://eho-2013.livejournal.com/980360.html
http://eho-2013.livejournal.com/980646.html
Писатель Л.А. Кассиль: http://eho-2013.livejournal.com/981495.html
http://eho-2013.livejournal.com/990391.html
Воспоминания о своей жизни певица написала в эмиграции. Думаю, не столько написала, сколько надиктовала стенографистке или литературному секретарю - с письменной речью у Надежды Васильевны было до конца жизни не блестяще. Но запись получилась удачной - с сохранением живой и образной крестьянской речи, с фиксированием множества впечатлений и бытовых подробностей и даже с интересным сюжетом, достойным женских романов. Изначально они были изданы в Берлине: в 1925 году "Дежкин карагод" с предисловием А. Ремизова и в 1930 - продолжение "С песней по жизни". Тираж был небольшой, рассчитанный на русское эмигрантское сообщество.
В 1993 году мемуары Плевицкой были переизданы в Москве благодаря энтузиазму родственницы певицы писательницы Ирины Ракши, выступившей составителем и издателем сборника; в 1994 они выходили еще и в Санкт-Петербурге и в 2011 в Москве. Так что, у современного читателя есть возможность с ними ознакомиться. Хотя и берлинское издание можно найти в крупных библиотеках, например, в РГБ.
Родилась Надежда Плевицкая (урожденная Винникова) в селе Винниково под Курском в 1884 году, так что ее "сознательное детство" пришлось на последнее десятилетие 19 века, а юность - на начало 20-го. Ее отцом был "николаевский солдат", то есть, человек, чья солдатская служба пришлась на годы царствования Николая I, когда в армии служили долго, в среднем около 25 лет. Отец Надежды прослужил "всего" 18 лет. И вернулся полуслепым инвалидом...
Прослужил восемнадцать лет, а шесть лет ему подарили за его честную и беспорочную кавалерскую службу.
Был он стрелком, да на ученье порохом засорил глаза. И как я помню его, всегда страдал он глазами, а под конец совсем плохо стал видеть. В селе все его звали - Солдат.
Долгими зимними вечерами, когда прялки сестер тихо гудут, приходили к нам посидеть, покалякать почтенные господа мужики: да и к кому же пойти, как не к солдату бывалому?
В семье было 12 детей, но из-за высокой детской смертности, наблюдавшейся в 19 веке и в России, и в других странах, осталось только пятеро:
Семеро было нас: отец, мать, брат, да четыре сестры. Всех детей у родителей было двенадцать, я родилась двенадцатой и последней, а осталось нас пятеро, прочие волею Божьею померли.
Казалось бы, многодетная крестьянская семья, отец - почти слепой инвалид, да и немолоды родители... Но жили Винниковы "крепко" - хозяйство было налаженным, а семья работящей. Корова, овцы, свиньи, гуси, куры, огород, пашня... В погребе и амбарах с запасами полное изобилие... Хотя сама Плевицкая называла свою семью небогатой.
...На Покрова у крестьянина всего полная чаша. Всё собрано, заготовлено, полны закрома зерна. О богатых и говорить нечего, но даже и у таких небогатых, как мы, к Покрову всего вдоволь.
У моего отца было семь десятин пахоты. На семью в семь человек - это немного, но родители мои были хозяева крепкие, и при хорошем урожае и у нас были достатки. Бывало, зайдешь в амбар: закрома полны, пшено, крупы, на балках висят копчёные гуси, окорока, в бочках солонина и сало. А в погребе - кадки капусты, огурцов, яблок, груш. Спокойна душа хозяйская, все тяжким трудом приобретено, зато благодать, зимой семья благоденствует.
Мать усердно гоняла нас в лес: дикие яблоки для сушки возами возились, мешками таскали орехи, которые припрятывались до Рождества. Было и у нас изобилие.
Еще мать любила рыбалку, рыбы ловила много, сетью. Надежда должна была ей помогать, хотя возня с сетью в воде девочке совсем не нравилась. Любая другая работа - но только не рыбалка... Но мать ее не спрашивала - рыба в хозяйстве нужна, значит вопрос с ловлей рыбы не обсуждается. И связки соленой рыбы вскоре добавлялись к прочим запасам.
Надежда Плевицкая
Однажды, когда старшие были на работе в поле, Надежда - Дежка, как звали ее дома - позвала к себе подружку Машку, а та нанесла хозяйству большой урон:
Когда пришла пора обедать, спустились мы в погреб за квасом. Погреб - чего только там нет: бочка молодого квасу, большие горшки с творогом, маслом, сметаной - все собрано за Петров пост, когда скоромного не едят. А на полке выстроилось много кувшинов свежего молока: мать, за три дня до Петра, заготовляла молоко для раздачи бескоровным крестьянам, чтобы и они могли разговеться на праздник. И вдруг шкодливая Машутка, нечаянно толкни полку и в единый миг кубганы с молоком полетели на пол… Пропало всё добро, которое было приготовлено для благой цели: Машка оставила бедняков без молока.
Мать, вернувшись, решила наказать Дежку за хулиганство, но узнав правду, устыдилась того, что успела наподдать дочери за чужую вину... Да и пожалела ее.
Мать тут же рассыпалась в милостях: обещала мне купить палевое пальто, шагреневые, со скрипом, полусапожки, назавтра взять с собой в Коренную Пустынь на богомолье, сшить казинетовый тулупчик, а на зиму пустить меня в школу.
Первый раз была мать со мной так гневна и в первый раз я была так счастлива: «Буду, слава Те, Господи, в школе».
Школа была заветной мечтой для девочки. В принципе, школа, хотя бы начальная, была доступна для крестьянских детей, но родители не всегда считали, что в долгой учебе есть необходимость. (Лев Кассиль, книгу которого мы вспоминали недавно, рассказывал, что среди его одноклассников по гимназии было немало крестьянских детей, но это были дети из зажиточных семей, желавших жить по-новому).
В семье Винниковых, по словам певицы, грамотными были все, кроме матери. А та полагала, что младшенькой образованность ни к чему, пожалеть бы надо девочку, не перегружать. У старших дочек была даже грифельная доска с мелом, чтобы упражняться в письме. Дежка порой таскала ее у сестер, чтобы рисовать барынь и собачек... Но ей хотелось знать грамоту! А мать говорила: "Зачем тебе грамота? За лавочника что ли замуж выйти да в лавке сидеть?"
Впрочем, для детей мать ничего не жалела и старалась всегда привезти им гостинчик, что-нибудь вкусное, отличное от привычной домашней еды... И отдать младшую в школу мать тоже в конце концов согласилась.
Она надорвалась бы, лишь было бы хорошо её детям. Бывало, придет из города усталая, измученная, а с сияющим лицом бережно достаёт виноград, купленный на работные гроши, и нас всех оделит. А мы знаем, что она не побаловала себя даже одним зёрнышком-виноградиной. Наша милая мать.
Вообще, мать была женщиной энергичной и если считала что-то важным, не знала преград... Когда она, совсем-совсем юная, только обвенчалась с мужем, а его "забрили в солдаты", мать смело отправилась в Крым, где муж служил. Для неграмотной деревенской девочки это стало настоящим приключением - на волах добраться из Курской губернии до Одессы, потом пароходом в Крым и там разыскать мужа в военной части и обосноваться рядом с ним! Не раз она рассказывала детям о своем непростом путешествии.
Изба Винниковых, была пусть и тесноватой для большой семьи, но ухоженной, чисто выбеленой, украшенной домашним рукоделием. Главной рукодельницей в семье была сестра Надежды Маша. Плевицкая вспоминала:
Сестра Маша на три года старше меня. Сидит Маша в тени и вышивает на пяльцах. Она у нас немного хромая, а потому её мало тревожат: она всего больше занимается рукодельем.
Труд в селе вообще был "делом чести и долести":
Любят крестьянские девушки жнитву. В такое время всё село на поле: есть где показаться работушкой друг перед другом. И как не показаться, когда рядом, на загоне, работа- ют женихи да будущие свекрови - не ударить же лицом в грязь. Работящая девка - сокровище в доме.
Всегда я завидовала старшим сестрам - они большие, и чтобы показаться, что и я не маленькая, старалась подымать меры с зерном или картошкой, да за это получала лишь подзатыльники - надорвешься, мол. Я обижалась, но тринадцати лет поднимала мешки в пять пудов. Тогда разве знала я, что буду петь, а готовилась быть «сокровищем в доме».
Я подсматривала, как сестры на ночь мажут сливками лицо от загара и делала то же; ещё таскала я у них помаду и репейное масло, которым они душили волосы, за что также награждали меня подзатыльником.
Словом, мешали мне всячески стать большой.
В детской жизни Надежды в родном доме было много радостей и праздников. И воспоминания у нее остались светлые:
Утро радостное. На переборке, над кроватью, весело бегали солнечные зайцы. В избе пахло блинами.
С нетерпением ожидала я Покрова: первое - в школу пойду, а второе - предстояла на Покров свадьба Афоняки, старшего сына Потапа Антоныча. Все говорили, что свадьба должна быть богатая: Афоняка в городе жил, а вернулся домой хорошо одетым, с деньгой.
Висит на шесте моё розовое платье, передник с петухами и шагреневые полусапожки, что за «шишку» я получила. Уж не раз я в них щеголяла. Сегодня, для мягкости, полусапожки мои смазаны салом.
И вот я нарядно одета, в моей косичке красуется лента, которую мне подарила дьяконова дочь, Наталья Ивановна, за то, что я носила продавать её стряпни пирожки на станцию железной дороги: два месяца назад провели в трех верстах от нашего села чугунку. И на удивление всему селу прогремел, дыша огнем, поезд.
Тут-то Наталья Ивановна и порешила кормить путешественников теплыми пирожками. А кто же, как не Дёжка, поспеет к поезду, пока пирожки не остыли.
Но вскоре боевой характер позвал девочку вдаль от дома...
Посты из серии "Своими глазами":
Академик М.Н. Тихомиров: http://eho-2013.livejournal.com/979011.html
http://eho-2013.livejournal.com/979555.html
http://eho-2013.livejournal.com/980360.html
http://eho-2013.livejournal.com/980646.html
Писатель Л.А. Кассиль: http://eho-2013.livejournal.com/981495.html
http://eho-2013.livejournal.com/990391.html