Отнять и поделить!
У каждого самого знаменитого художника есть пять-десять самых знаменитых картин, которые знает каждый. И есть работы не очень известные, а то и совсем забытые... Не включают их в альбомы репродукций, не вспоминают в популярных очерках, не размещают в основных экспозициях музеев. Между тем, эти работы часто бывают очень интересны и с художественной точки зрения, и как свидетельство своего времени. К таким работам с несчастливой судьбой относится картина Кузьмы Петрова-Водкина "Новоселье", ставшая волей судеб последней большой работой художника. Работал над ней мастер по заказу оргкомитета выставки "Индустрия социализма" в течение нескольких лет и завершил в 1937 году, к двадцатилетию Октября. Но размещать полотно на выставке, открывшейся в 1938 году, отказались - не уловил Петров-Водкин "победной поступи социализма", чего от него все ожидали... И картина была передана в запасники Третьяковской галереи.
Кузьма Петров-Водкин. Новоселье
Композиция многофигурная, даже несколько "перенаселенная", и очень говорящая. Действие явно происходит в первое послереволюционное время - новые хозяева жизни обживают жилье, отнятое у "бывших". Военный с рукой на перевязи, который подъезжает к девушке в розовом ("Я на колчаковских фронтах раненый!"), награжден орденом Красного знамени. Орден был введен в обращение осенью 1918 года, значит, запечетленное новоселье случилось не раньше 30 сентября 1918, когда первые награды были вручены.
Комната в квартире "бывшей буржуазии"; дом, судя по виду из окна на Неву и Петропавловскую крепость, расположен на престижной Дворцовой набережной. Остатки обстановки, принадлежавшей прежним хозяевам, говорят не о роскоши, а скорее об интелигентности их жизни. Картины на стенах, портрет дамы в кружевах (чья-то покойная бабушка), фарфоровая лампа с шелковым абажуром, при свете которой так уютно было читать вечерами...
Что случилось с людьми, жившими в этой квартире? Их уплотнили? Выселили? Отправили на Гороховую в ЧК? Поставили к стенке? Урицкий в рамках "красного террора" широко практиковал массовые расстрелы заложников, принадлежавших по мнению чекистов к "эксплуататорским слоям"... В лучшем случае хозяевам удалось убежать за границу, потеряв родину и навсегда разбив свою жизнь.
Добровольно или принудительно, но жилье свое они оставили поспешно, не успев забрать даже портрет бабушки и пристроить попугая...
И теперь их жилье превращено в коммуналку и поделено между новыми хозяевами... Новым досталась только одна комната - дверь в смежную заперта и задвинута столом. И быт тут уже другой - с ковром соседствует деревенский полосатый половик, разбитое стекло в окне забито фанеркой, кроме изящных ореховых стульев "мастера Гамбса" появились грубые самодельные табуретки. Посреди комнаты возникла буржуйка (ну, это не от хорошей жизни), но ее кривую трубу как-то особо затейливо протянули и подвесили под потолком через всю комнату...
Царит и определенная простота нравов - хозяйка при гостях кормит ребенка грудью и одновременно беседует с большевичкой в красной косынке (революционный шик), которая размахивает папиросой чуть ли не у лица младенца и, вероятно, роняет на него пепел. Дедушка в валенках, видимо, привезенный из деревни вместе с половиком, строго отчитывает военного - дед, как человек простой и практически мыслящий, не в восторге от происходящего и раздраженно тычет пальцем в представителя нового мира... Группа мужчин у стола похоже ведет политический диспут, молодой комсомолец по школьной привычке тянет руку вверх, чтобы ему дали высказаться... А за его спиной чекист с усиками и в характерной тужурке прислушивается с саркастическим выражением лица. Ой, парень, наговоришь ты себе беду!
Можно еще долго рассматривать полотно, находя интересные вещи, но вот праздника революционной победы в этой картине и вправду не чувствуется... не зря ее на помпезную выставку не взяли.
Кузьма Петров-Водкин. Новоселье
Композиция многофигурная, даже несколько "перенаселенная", и очень говорящая. Действие явно происходит в первое послереволюционное время - новые хозяева жизни обживают жилье, отнятое у "бывших". Военный с рукой на перевязи, который подъезжает к девушке в розовом ("Я на колчаковских фронтах раненый!"), награжден орденом Красного знамени. Орден был введен в обращение осенью 1918 года, значит, запечетленное новоселье случилось не раньше 30 сентября 1918, когда первые награды были вручены.
Комната в квартире "бывшей буржуазии"; дом, судя по виду из окна на Неву и Петропавловскую крепость, расположен на престижной Дворцовой набережной. Остатки обстановки, принадлежавшей прежним хозяевам, говорят не о роскоши, а скорее об интелигентности их жизни. Картины на стенах, портрет дамы в кружевах (чья-то покойная бабушка), фарфоровая лампа с шелковым абажуром, при свете которой так уютно было читать вечерами...
Что случилось с людьми, жившими в этой квартире? Их уплотнили? Выселили? Отправили на Гороховую в ЧК? Поставили к стенке? Урицкий в рамках "красного террора" широко практиковал массовые расстрелы заложников, принадлежавших по мнению чекистов к "эксплуататорским слоям"... В лучшем случае хозяевам удалось убежать за границу, потеряв родину и навсегда разбив свою жизнь.
Добровольно или принудительно, но жилье свое они оставили поспешно, не успев забрать даже портрет бабушки и пристроить попугая...
И теперь их жилье превращено в коммуналку и поделено между новыми хозяевами... Новым досталась только одна комната - дверь в смежную заперта и задвинута столом. И быт тут уже другой - с ковром соседствует деревенский полосатый половик, разбитое стекло в окне забито фанеркой, кроме изящных ореховых стульев "мастера Гамбса" появились грубые самодельные табуретки. Посреди комнаты возникла буржуйка (ну, это не от хорошей жизни), но ее кривую трубу как-то особо затейливо протянули и подвесили под потолком через всю комнату...
Царит и определенная простота нравов - хозяйка при гостях кормит ребенка грудью и одновременно беседует с большевичкой в красной косынке (революционный шик), которая размахивает папиросой чуть ли не у лица младенца и, вероятно, роняет на него пепел. Дедушка в валенках, видимо, привезенный из деревни вместе с половиком, строго отчитывает военного - дед, как человек простой и практически мыслящий, не в восторге от происходящего и раздраженно тычет пальцем в представителя нового мира... Группа мужчин у стола похоже ведет политический диспут, молодой комсомолец по школьной привычке тянет руку вверх, чтобы ему дали высказаться... А за его спиной чекист с усиками и в характерной тужурке прислушивается с саркастическим выражением лица. Ой, парень, наговоришь ты себе беду!
Можно еще долго рассматривать полотно, находя интересные вещи, но вот праздника революционной победы в этой картине и вправду не чувствуется... не зря ее на помпезную выставку не взяли.