Пара слов о князьях Юсуповых. Часть 9
Продолжение.
Начало см.: http://eho-2013.livejournal.com/353832.html
http://eho-2013.livejournal.com/355147.html
http://eho-2013.livejournal.com/356635.html
http://eho-2013.livejournal.com/357566.html
http://eho-2013.livejournal.com/360528.html
http://eho-2013.livejournal.com/363308.html
http://eho-2013.livejournal.com/365179.html
http://eho-2013.livejournal.com/366885.html
Несмотря на требование Александры Федоровны отдалить от себя Дмитрия Павловича, Николай посмел «ослушаться». По сравнению с кузеном он был намного старше, Дмитрий годился ему скорее в сыновья, чем в братья, и, наверное, как раз и заменил царю того сына, о котором Николай долго и безнадежно мечтал. Маленький Алексей, очаровательный, умненький, но слабенький и болезненный, был до безумия любим родителями, и все же... Он оставался Беби, несчастным птенчиком, которого надо вечно держать под крылом в теплом гнездышке, помня о его смертельном недуге.
А взрослого сына - сильного, храброго, способного воевать, сутками не вылезать из седла, пойти, если нужно, в рукопашную, и дать дельный совет, когда требуется принять тактическое решение в Ставке, - такого сына, офицера, надежной опоры и верного помощника, у Николая не было. Но был юный кузен Дмитрий, которому всегда так не хватало отца...
Николай Александрович не нашел сил отправить Дмитрия из Ставки в полк, двоюродный брат был нужен царю... Но отношение Александры к молодому князю от этого в лучшую сторону не изменилось, отнюдь. Она продолжала добиваться своего, действуя и напрямую, и через приближенных, и к концу 1916 года даже сам Дмитрий почувствовал, что ему недолго оставаться в Ставке при царской особе...
Дмитрий Павлович с семьей Николая II на речной прогулке
Судьба могла повернуться по-всякому, в России вообще наступали непредсказуемые времена, а молодежь чувствовала это острее других. И Дмитрий торопил Феликса - нужно было уничтожить Распутина, пока великий князь еще обладал положением и влиянием.
Планы заговорщиков вступили в решающую фазу. Через свою приятельницу, которую он именует в мемуарах «барышня Г.» (знакомые Феликса легко опознали в загадочной «Г.» Маню Головину, девушку, которая была когда-то влюблена в старшего брата Феликса, убитого на дуэли, - она оказалась вхожей в распутинский круг) Юсупов ищет знакомства с царским фаворитом.
«Приручив» Распутина, Феликс под вымышленным предлогом пригласит его в свой дом и за чаем угостит пирожными с ядом... Казалось бы, все просто и, к тому же, легко выполнимо. Сцену убийства Феликс готовил, как театральную постановку. Трагедия должна была развернуться в подвале дворца Юсуповых, и молодой князь за считанные дни превратил мрачное помещение со сводчатыми потолками в роскошно обставленные покои. Им было продумано все. Косметический ремонт, ковры, шторы, драпировки, старинная резная мебель из дуба, обтянутая кожей, светильники, сервировка стола и даже хрустальное распятие в серебряной филиграни итальянской работы ХVI века - все это должно было притупить подозрительность старца и послужить прекрасной декорацией для драматического действа в стиле семьи Борджиа.
Но за всей суетой у Феликса постоянно сдавали нервы. «...Все во мне восстало: невыносимо было думать, что мой дом станет ловушкой, - вспоминал он. - Кто бы он ни был, не мог я решиться убить гостя. Друзья понимали меня. После долгих споров положили, однако, ничего не менять. Спасти родину надо было любой ценой, ценой даже и насилия над собственной совестью».
Интерьер Юсуповского дворца на Мойке
Приближался 1917 год… Чуткие люди ощущали, что страна балансирует на краю пропасти, но в большинстве не желали задумываться об этом всерьез. Подданные доживавшей последние дни империи охотно занимались обыденными делами - готовились к встрече Рождества и Нового года, покупали обновы и подарки, наряжали елки, встречались с друзьями, и все это в обстановке ненависти и полного душевного разброда. Жизнь России превращалась в некий театр абсурда. «Вся страна с надеждой ждет, кто ее погубит», - говорилось в известной эпиграмме.
За день до того, как заговорщики, готовившиеся избавить династию и империю от Распутина, приступили к выполнению своего плана, Палеолог записал: «Графиня Р., проведшая три дня в Москве, где она заказывала себе платья у известной портнихи Ламановой, подтверждает то, что мне недавно сообщали о раздражении москвичей против царской фамилии:
- Я ежедневно обедала, - говорит она, - в различных кругах. Повсюду сплошной крик возмущения. Если бы царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна такая добрая, сострадательная, чистая, не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции».
Ощущая это горячее дыхание, «спасители династии» торопились с подготовкой убийства «старца Григория». Если этот страшный человек исчезнет, все еще наладится, все вернется на круги своя…
Увы, «красивого элегантного преступления», которое планировал Феликс, не получилось. Убийство - не спектакль, и заговорщикам пришлось столкнуться с кровью, ужасом и со всеми мучениями верующего человека, решившегося преступить заповедь «Не убий».
С самого начала все пошло наперекосяк. В последний момент Феликс вновь почувствовал угрызения совести, так сильно мучившие его все эти дни. «Невыразимая жалость к этому человеку вдруг охватила меня. Цель не оправдывала средства столь низменные. Я почувствовал презрение к самому себе. Как я мог пойти на подобную гнусность? Как решился?»
И вот с таким настроением, полностью потеряв кураж, Феликс повез Распутина в приготовленную для «старца» западню. Распутин капризничал, не хотел ни чая, ни вина, отказывался от начиненных ядом пирожных. Немало трудов стоило его уговорить... Но яд не подействовал. Да и Распутин, догадавшись о планах Феликса, не захотел превращаться в легкую жертву.
Начался настоящий кошмар со стрельбой, с дракой, и со всей кровью и грязью, сопровождающей подлинные, а не сценические смерти... Тяжело раненый Распутин долго сопротивлялся, доведя своих убийц до настоящего исступления, и с сатанинской силой накинулся на Феликса, пытаясь его задушить. Крепкий организм деревенского мужика не брали ни яд, ни нанесенные раны.
Реконструкция сцены убийства Распутина
Несколько раз доктор Лазоверт констатировал смерть, но обладающий фантастической жизненной силой старец приходил в себя и вновь делал все, чтобы убийцам их задача не показалась слишком простой... Когда заговорщики в очередной раз посчитали старца убитым, он снова очнулся, вскочил на ноги и кинулся бежать. «Добить» его пришлось Пуришкевичу - Феликс Юсупов, взявший на себя главную роль палача, к тому времени так ослабел, что у него все путалось в голове.
«Хрипя и рыча как раненый зверь, Распутин проворно пополз по ступенькам, - вспоминал Феликс Юсупов. - У потайного выхода во двор он подобрался и навалился на дверку. Я знал, что она заперта, и остановился на верхней ступеньке, держа в руке гирю.
К изумлению моему, дверка раскрылась, и Распутин исчез во тьме! Пуришкевич кинулся вдогонку. Во дворе раздалось два выстрела. Только бы его не упустить! Я вихрем слетел с главной лестницы и понесся по набережной, перехватить Распутина у ворот, если Пуришкевич промахнулся. Со двора имелось три выхода. Средние ворота не заперты. Сквозь ограду увидел я, что к ним-то и бежит Распутин. Раздался третий выстрел, четвертый… Распутин качнулся и упал в снег. Пуришкевич подбежал, постоял несколько мгновений у тела, убедился, что на этот раз все кончено, и быстро пошел к дому.
Я окликнул его, но он не услышал».
После всего случившегося, Владимиру Митрофановичу пришлось еще лично объясняться с постовым полицейским, прибежавшим на звук выстрелов. Хозяин дома Феликс Юсупов, с которым желал переговорить городовой, был уже совершенно «не в форме»: «В глазах у меня двоилось. Я покачнулся. Пуришкевич поддержал меня…»
Владимир Митрофанович не стал лгать и изворачиваться. Он сказал городовому правду, рассчитывая на симпатию со стороны представителя власти (хотя любое убийство - преступление, с которым полицейские по долгу службы должны бороться). Но Пуришкевич объяснил все, как счел нужным, и не прогадал…
«Завидев городового, Пуришкевич сказал ему, чеканя слова:
- Слыхал о Распутине? О том, кто затеял погубить царя, и отечество, и братьев твоих солдат, кто продавал нас Германии? Слыхал, спрашиваю?
Квартальный, не разумея, что хотят от него, молчал и хлопал глазами.
- А знаешь ли ты, кто я? - продолжал Пуришкевич. - Я - Владимир Митрофанович Пуришкевич, депутат Государственной думы. Да, стреляли, и убили Распутина. А ты, если любишь царя и отечество, будешь молчать.
Его слова ошеломили меня. Сказал он их столь быстро, что остановить его я не успел. В состоянии крайнего возбуждения он сам не помнил, что говорил.
- Вы правильно сделали, - сказал наконец городовой. - Я буду молчать, но, ежели присягу потребуют, скажу. Лгать - грех.
С этим словами, потрясенный, он вышел».
Когда все было кончено, и труп Распутина, превращенный, по словам Юсупова, в «кровавую кашу», завернули в холстину, чтобы спустить под лед на реке, Феликс уже буквально не стоял на ногах - он несколько раз терял сознание, у него двоилось в глазах, ему чудился голос «старца», звавшего его по имени... Завершающую стадию операции Дмитрию пришлось принять на себя.
Никакой особой секретности соблюсти заговорщикам не удалось. Царица, написавшая на следующий день «по горячим следам» о несчастье мужу, оказалась с большой долей достоверности осведомлена об обстоятельствах убийства. Но все-таки продолжала надеяться на чудо...
«Мы сидим все вместе, - писала Александра Федоровна, - ты можешь себе представить наши чувства, мысли - наш Друг исчез. Вчера Аня (Вырубова. - Е.Х.) видела его, и Он сказал ей, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтобы он мог повидать Ирину (жена Феликса Юсупова, под предлогом встречи с которой Феликс пригласил Распутина в свой дом. - Е.Х.).
За ним заехал автомобиль (военный автомобиль), но с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью был огромный скандал в Юсуповском доме. Было большое собрание: Дмитрий, Пуришкевич, и т.д. - все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, кричал полиции, что наш Друг убит... Полиция приступила к розыску. И только сейчас следователь вошел в Юсуповский дом. Он не смел сделать этого раньше, т.к. там находился Дмитрий. Градоначальник послал за Дмитрием. Феликс намеревался сегодня ночью уехать в Крым, но я попросила Протопопова его задержать. Наш Друг был в эти дни в очень хорошем настроении. Но нервен. (...) Феликс утверждает, будто он никогда не являлся в дом нашего друга и не звал его. Это все, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-то... Мы, женщины, здесь одни с нашими слабыми головами... Я не могу и не хочу верить, что его убили! Да смилуется над нами Бог. Такая отчаянная тревога... Приезжай немедленно…»
Великая княжна Ольга записывает в своем дневнике: «17 декабря. Отец Григорий с ночи пропал. Ищут везде. Ужасно тяжело. Спали мы четверо вместе. Боже, помоги!»
«18 декабря. Окончательно узнали, что отец Григорий был убит, должно быть, Дмитрием, и сброшен с моста у Крестовского. Его нашли в воде. Как тяжело, и писать не стоит. Сидели и пили чай и все время чувствовали - отец Григорий с нами...»
Дочери Николая II; стоят Мария, Анастасия, Ольга, сидит Татьяна
Но еще до того, как тело нашли, царица, уверенная в виновности Дмитрия, своей волей посадила под домашний арест заговорщиков. Царю в Ставку она отправила телеграмму: «18.12.16. Приказала твоим именем запретить Дмитрию выезжать из дома до твоего возвращения. Дмитрий хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он, тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь?»
Царь ответил лаконично, тоже по телеграфу: «18.12.16... Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 6 часов»...
Императрица Александра Федоровна
Князь Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович решили взять основную вину на себя, уверенные, что их, по крайней мере, не казнят. Тесть Феликса, великий князь Александр Михайлович вспоминал:
«Прибыв в Петроград, я был совершенно подавлен царившей в нем сгущенной атмосферой обычных слухов и мерзких сплетен, к которым теперь присоединилось злорадное ликование по поводу убийства Распутина и стремление прославлять Феликса и Дмитрия Павловича. Оба «национальные героя» признались мне, что принимали участие в убийстве, но отказались, однако, мне открыть имя главного убийцы. Позднее я понял, что они этим хотели прикрыть Пуришкевича, сделавшего последний смертельный выстрел».
Но сделать секрет из участия депутата Государственной Думы в убийстве царского фаворита не удалось. По Петрограду из уст в уста передавалось его имя. Тем не менее, сразу после убийства Пуришкевич выехал на фронт, никто не чинил ему препятствий, не делал попыток задержать и подвергнуть аресту.
Морис Палеолог снова мог похвалиться собственной осведомленностью - он узнал об убийстве уже через несколько часов:
«Около семи часов вечера превосходный осведомитель, состоящий у меня на службе, сообщает, что сегодня ночью во время ужина во дворце Юсупова убили Распутина».
Однако как человек ответственный, французский посол решил собрать возможно больше информации:
«Прежде, чем телефонировать в Париж, я постараюсь проверить только что полученное сообщение».
Зинаида Серебрякова. Феликс Юсупов.
Поначалу Палеолог придерживался версии, что к делу были причастны дамы из общества. Но проведенное им расследование эту версию опровергло. Зато фигура Пуришкевича выдвинулась на первый план.
«Мне подтверждают, что убийцы - князь Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий и Пуришкевич, - писал Палеолог на следующий день (каждого из этой троицы французский посол хорошо знал лично). - Ни одной дамы за ужином не было. Как же в таком случае заманили Распутина во дворец Юсупова?..
Судя по тому немногому, что мне известно, именно присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес. Великий князь Дмитрий - изящный молодой человек двадцати пяти лет, энергичный, пламенный патриот, способный проявлять храбрость в бою, но легкомысленный, импульсивный и впутавшийся в эту историю, как мне кажется, сгоряча. Князь Феликс Юсупов, двадцати девяти лет, одарен живым умом и эстетическими наклонностями, но его дилентантизм слишком увлекается нездоровыми фантазиями, литературными образами порока и смерти; боюсь, что он в убийстве Распутина видел прежде всего сценарий, достойный его любимого автора Оскара Уайльда. Во всяком случае, своими инстинктами, лицом, манерами он подходит скорее на героя «Дориана Грея», чем на Брута…
Пуришкевич, которому перевалило за пятьдесят, напротив, человек идеи и действия. Он поборник православия и самодержавия. (…) Его участие в убийстве Распутина освещает все поведение крайне правых в последнее время; оно показывает, что сторонники самодержавия, чувствуя, чем им грозят безумства императрицы, решили защищать императора, если понадобится против его воли».
Интерьер Юсуповского дворца
Вечером французский посол отправился в Мариинский театр на балет «Спящая красавица». Зал был полон, но происходящим на сцене никто не интересовался - в партере стоял гул от множества приглушенных голосов. Все жадно обсуждали убийство Распутина. «Естественно, только и разговоров, что о вчерашней драме, и так как ничего определенного не знают, русское воображение разыгрывается вовсю, - заметил Палеолог. - Прыжки, пируэты и арабески Смирновой не так фантастичны, как рассказы, которые циркулируют в зале».
От членов императорского семейства словно бы ожидали чего-то подобного. Поговаривали даже, что дочь царя Татьяна, переодевшись в форму гвардейского поручика примкнула к заговорщикам, чтобы отомстить Распутину, пытавшемуся, якобы, ее изнасиловать (подобные истории разумные люди сразу отметали). Но вот имя Пуришкевича, оказавшегося причастным к великосветскому заговору, удивило многих.
Реакция общества на поступки Пуришкевича была различной. Правые круги в большинстве своем от него отвернулись за исключением членов Союза Михаила Архангела, во всем разделявших взгляды своего лидера. Однако, вчерашние противники Пуришкевича - либеральные общественные деятели - ему рукоплескали. Даже такой известный противник всяческого насилия, как основатель партии Мирного обновления, религиозный философ князь Евгений Трубецкой счел нужным пожать Пуришкевичу руку. На одном из митингов солдаты, узнавшие, что перед ними выступает убийца Распутина, устроили Пуришкевичу длительную овацию. На какое-то время Пуришкевич стал «национальным героем». Владимир Митрофанович на такой эффект даже и не рассчитывал.
Сам Пуришкевич, человек православный, четко сознающий понятие греха, был собственным преступлением сломлен, и, как только спал азарт борьбы, стал ощущать это все острее. Граф Н. Энгельгардт, встретивший Пуришкевича в начале 1917 года, через несколько недель после трагедии в юсуповском дворце, заметил, что Владимир Митрофанович не похож на себя, выглядит смущенным, глаза его «бегают». «В них отразилась печаль, и ужас, и стыд. Видимо, он вспоминал то время, когда был чист совестью и не посягнул еще на кровь… Что-то лежало между нами. Это была та страшная печать отчуждения, которая ложится между убийцей и честными людьми. Та черта, которую почувствовал Раскольников, убив «вошь».
Из-за участия в заговоре над головой великого князя Дмитрия и Феликса Юсупова сгустились такие тучи, каких еще никогда не было. При самом плохом обороте дел они могли заплатить за гибель Распутина собственной жизнью.
Николай II, без сомнения, был очень привязан к Дмитрию, почти как к сыну, да и Феликс был мужем его племянницы, но в истории России бывали случаи, когда самодержцы казнили даже сыновей, если считали, что это политически целесообразно... В своем дневнике царь называет заговорщиков «извергами», убившими «незабвенного Григория», и как он намеревался распорядиться судьбой этих извергов, в тот момент никому еще не было известно. Александра Федоровна, по слухам, металась по своим покоям и бессвязно выкрикивала: «Повесить! Повесить!» Было совершенно очевидно, кого именно она имеет в виду.
Продолжение следует.
Начало см.: http://eho-2013.livejournal.com/353832.html
http://eho-2013.livejournal.com/355147.html
http://eho-2013.livejournal.com/356635.html
http://eho-2013.livejournal.com/357566.html
http://eho-2013.livejournal.com/360528.html
http://eho-2013.livejournal.com/363308.html
http://eho-2013.livejournal.com/365179.html
http://eho-2013.livejournal.com/366885.html
Несмотря на требование Александры Федоровны отдалить от себя Дмитрия Павловича, Николай посмел «ослушаться». По сравнению с кузеном он был намного старше, Дмитрий годился ему скорее в сыновья, чем в братья, и, наверное, как раз и заменил царю того сына, о котором Николай долго и безнадежно мечтал. Маленький Алексей, очаровательный, умненький, но слабенький и болезненный, был до безумия любим родителями, и все же... Он оставался Беби, несчастным птенчиком, которого надо вечно держать под крылом в теплом гнездышке, помня о его смертельном недуге.
А взрослого сына - сильного, храброго, способного воевать, сутками не вылезать из седла, пойти, если нужно, в рукопашную, и дать дельный совет, когда требуется принять тактическое решение в Ставке, - такого сына, офицера, надежной опоры и верного помощника, у Николая не было. Но был юный кузен Дмитрий, которому всегда так не хватало отца...
Николай Александрович не нашел сил отправить Дмитрия из Ставки в полк, двоюродный брат был нужен царю... Но отношение Александры к молодому князю от этого в лучшую сторону не изменилось, отнюдь. Она продолжала добиваться своего, действуя и напрямую, и через приближенных, и к концу 1916 года даже сам Дмитрий почувствовал, что ему недолго оставаться в Ставке при царской особе...
Дмитрий Павлович с семьей Николая II на речной прогулке
Судьба могла повернуться по-всякому, в России вообще наступали непредсказуемые времена, а молодежь чувствовала это острее других. И Дмитрий торопил Феликса - нужно было уничтожить Распутина, пока великий князь еще обладал положением и влиянием.
Планы заговорщиков вступили в решающую фазу. Через свою приятельницу, которую он именует в мемуарах «барышня Г.» (знакомые Феликса легко опознали в загадочной «Г.» Маню Головину, девушку, которая была когда-то влюблена в старшего брата Феликса, убитого на дуэли, - она оказалась вхожей в распутинский круг) Юсупов ищет знакомства с царским фаворитом.
«Приручив» Распутина, Феликс под вымышленным предлогом пригласит его в свой дом и за чаем угостит пирожными с ядом... Казалось бы, все просто и, к тому же, легко выполнимо. Сцену убийства Феликс готовил, как театральную постановку. Трагедия должна была развернуться в подвале дворца Юсуповых, и молодой князь за считанные дни превратил мрачное помещение со сводчатыми потолками в роскошно обставленные покои. Им было продумано все. Косметический ремонт, ковры, шторы, драпировки, старинная резная мебель из дуба, обтянутая кожей, светильники, сервировка стола и даже хрустальное распятие в серебряной филиграни итальянской работы ХVI века - все это должно было притупить подозрительность старца и послужить прекрасной декорацией для драматического действа в стиле семьи Борджиа.
Но за всей суетой у Феликса постоянно сдавали нервы. «...Все во мне восстало: невыносимо было думать, что мой дом станет ловушкой, - вспоминал он. - Кто бы он ни был, не мог я решиться убить гостя. Друзья понимали меня. После долгих споров положили, однако, ничего не менять. Спасти родину надо было любой ценой, ценой даже и насилия над собственной совестью».
Интерьер Юсуповского дворца на Мойке
Приближался 1917 год… Чуткие люди ощущали, что страна балансирует на краю пропасти, но в большинстве не желали задумываться об этом всерьез. Подданные доживавшей последние дни империи охотно занимались обыденными делами - готовились к встрече Рождества и Нового года, покупали обновы и подарки, наряжали елки, встречались с друзьями, и все это в обстановке ненависти и полного душевного разброда. Жизнь России превращалась в некий театр абсурда. «Вся страна с надеждой ждет, кто ее погубит», - говорилось в известной эпиграмме.
За день до того, как заговорщики, готовившиеся избавить династию и империю от Распутина, приступили к выполнению своего плана, Палеолог записал: «Графиня Р., проведшая три дня в Москве, где она заказывала себе платья у известной портнихи Ламановой, подтверждает то, что мне недавно сообщали о раздражении москвичей против царской фамилии:
- Я ежедневно обедала, - говорит она, - в различных кругах. Повсюду сплошной крик возмущения. Если бы царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна такая добрая, сострадательная, чистая, не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции».
Ощущая это горячее дыхание, «спасители династии» торопились с подготовкой убийства «старца Григория». Если этот страшный человек исчезнет, все еще наладится, все вернется на круги своя…
Увы, «красивого элегантного преступления», которое планировал Феликс, не получилось. Убийство - не спектакль, и заговорщикам пришлось столкнуться с кровью, ужасом и со всеми мучениями верующего человека, решившегося преступить заповедь «Не убий».
С самого начала все пошло наперекосяк. В последний момент Феликс вновь почувствовал угрызения совести, так сильно мучившие его все эти дни. «Невыразимая жалость к этому человеку вдруг охватила меня. Цель не оправдывала средства столь низменные. Я почувствовал презрение к самому себе. Как я мог пойти на подобную гнусность? Как решился?»
И вот с таким настроением, полностью потеряв кураж, Феликс повез Распутина в приготовленную для «старца» западню. Распутин капризничал, не хотел ни чая, ни вина, отказывался от начиненных ядом пирожных. Немало трудов стоило его уговорить... Но яд не подействовал. Да и Распутин, догадавшись о планах Феликса, не захотел превращаться в легкую жертву.
Начался настоящий кошмар со стрельбой, с дракой, и со всей кровью и грязью, сопровождающей подлинные, а не сценические смерти... Тяжело раненый Распутин долго сопротивлялся, доведя своих убийц до настоящего исступления, и с сатанинской силой накинулся на Феликса, пытаясь его задушить. Крепкий организм деревенского мужика не брали ни яд, ни нанесенные раны.
Реконструкция сцены убийства Распутина
Несколько раз доктор Лазоверт констатировал смерть, но обладающий фантастической жизненной силой старец приходил в себя и вновь делал все, чтобы убийцам их задача не показалась слишком простой... Когда заговорщики в очередной раз посчитали старца убитым, он снова очнулся, вскочил на ноги и кинулся бежать. «Добить» его пришлось Пуришкевичу - Феликс Юсупов, взявший на себя главную роль палача, к тому времени так ослабел, что у него все путалось в голове.
«Хрипя и рыча как раненый зверь, Распутин проворно пополз по ступенькам, - вспоминал Феликс Юсупов. - У потайного выхода во двор он подобрался и навалился на дверку. Я знал, что она заперта, и остановился на верхней ступеньке, держа в руке гирю.
К изумлению моему, дверка раскрылась, и Распутин исчез во тьме! Пуришкевич кинулся вдогонку. Во дворе раздалось два выстрела. Только бы его не упустить! Я вихрем слетел с главной лестницы и понесся по набережной, перехватить Распутина у ворот, если Пуришкевич промахнулся. Со двора имелось три выхода. Средние ворота не заперты. Сквозь ограду увидел я, что к ним-то и бежит Распутин. Раздался третий выстрел, четвертый… Распутин качнулся и упал в снег. Пуришкевич подбежал, постоял несколько мгновений у тела, убедился, что на этот раз все кончено, и быстро пошел к дому.
Я окликнул его, но он не услышал».
После всего случившегося, Владимиру Митрофановичу пришлось еще лично объясняться с постовым полицейским, прибежавшим на звук выстрелов. Хозяин дома Феликс Юсупов, с которым желал переговорить городовой, был уже совершенно «не в форме»: «В глазах у меня двоилось. Я покачнулся. Пуришкевич поддержал меня…»
Владимир Митрофанович не стал лгать и изворачиваться. Он сказал городовому правду, рассчитывая на симпатию со стороны представителя власти (хотя любое убийство - преступление, с которым полицейские по долгу службы должны бороться). Но Пуришкевич объяснил все, как счел нужным, и не прогадал…
«Завидев городового, Пуришкевич сказал ему, чеканя слова:
- Слыхал о Распутине? О том, кто затеял погубить царя, и отечество, и братьев твоих солдат, кто продавал нас Германии? Слыхал, спрашиваю?
Квартальный, не разумея, что хотят от него, молчал и хлопал глазами.
- А знаешь ли ты, кто я? - продолжал Пуришкевич. - Я - Владимир Митрофанович Пуришкевич, депутат Государственной думы. Да, стреляли, и убили Распутина. А ты, если любишь царя и отечество, будешь молчать.
Его слова ошеломили меня. Сказал он их столь быстро, что остановить его я не успел. В состоянии крайнего возбуждения он сам не помнил, что говорил.
- Вы правильно сделали, - сказал наконец городовой. - Я буду молчать, но, ежели присягу потребуют, скажу. Лгать - грех.
С этим словами, потрясенный, он вышел».
Когда все было кончено, и труп Распутина, превращенный, по словам Юсупова, в «кровавую кашу», завернули в холстину, чтобы спустить под лед на реке, Феликс уже буквально не стоял на ногах - он несколько раз терял сознание, у него двоилось в глазах, ему чудился голос «старца», звавшего его по имени... Завершающую стадию операции Дмитрию пришлось принять на себя.
Никакой особой секретности соблюсти заговорщикам не удалось. Царица, написавшая на следующий день «по горячим следам» о несчастье мужу, оказалась с большой долей достоверности осведомлена об обстоятельствах убийства. Но все-таки продолжала надеяться на чудо...
«Мы сидим все вместе, - писала Александра Федоровна, - ты можешь себе представить наши чувства, мысли - наш Друг исчез. Вчера Аня (Вырубова. - Е.Х.) видела его, и Он сказал ей, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтобы он мог повидать Ирину (жена Феликса Юсупова, под предлогом встречи с которой Феликс пригласил Распутина в свой дом. - Е.Х.).
За ним заехал автомобиль (военный автомобиль), но с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью был огромный скандал в Юсуповском доме. Было большое собрание: Дмитрий, Пуришкевич, и т.д. - все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, кричал полиции, что наш Друг убит... Полиция приступила к розыску. И только сейчас следователь вошел в Юсуповский дом. Он не смел сделать этого раньше, т.к. там находился Дмитрий. Градоначальник послал за Дмитрием. Феликс намеревался сегодня ночью уехать в Крым, но я попросила Протопопова его задержать. Наш Друг был в эти дни в очень хорошем настроении. Но нервен. (...) Феликс утверждает, будто он никогда не являлся в дом нашего друга и не звал его. Это все, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-то... Мы, женщины, здесь одни с нашими слабыми головами... Я не могу и не хочу верить, что его убили! Да смилуется над нами Бог. Такая отчаянная тревога... Приезжай немедленно…»
Великая княжна Ольга записывает в своем дневнике: «17 декабря. Отец Григорий с ночи пропал. Ищут везде. Ужасно тяжело. Спали мы четверо вместе. Боже, помоги!»
«18 декабря. Окончательно узнали, что отец Григорий был убит, должно быть, Дмитрием, и сброшен с моста у Крестовского. Его нашли в воде. Как тяжело, и писать не стоит. Сидели и пили чай и все время чувствовали - отец Григорий с нами...»
Дочери Николая II; стоят Мария, Анастасия, Ольга, сидит Татьяна
Но еще до того, как тело нашли, царица, уверенная в виновности Дмитрия, своей волей посадила под домашний арест заговорщиков. Царю в Ставку она отправила телеграмму: «18.12.16. Приказала твоим именем запретить Дмитрию выезжать из дома до твоего возвращения. Дмитрий хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он, тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь?»
Царь ответил лаконично, тоже по телеграфу: «18.12.16... Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 6 часов»...
Императрица Александра Федоровна
Князь Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович решили взять основную вину на себя, уверенные, что их, по крайней мере, не казнят. Тесть Феликса, великий князь Александр Михайлович вспоминал:
«Прибыв в Петроград, я был совершенно подавлен царившей в нем сгущенной атмосферой обычных слухов и мерзких сплетен, к которым теперь присоединилось злорадное ликование по поводу убийства Распутина и стремление прославлять Феликса и Дмитрия Павловича. Оба «национальные героя» признались мне, что принимали участие в убийстве, но отказались, однако, мне открыть имя главного убийцы. Позднее я понял, что они этим хотели прикрыть Пуришкевича, сделавшего последний смертельный выстрел».
Но сделать секрет из участия депутата Государственной Думы в убийстве царского фаворита не удалось. По Петрограду из уст в уста передавалось его имя. Тем не менее, сразу после убийства Пуришкевич выехал на фронт, никто не чинил ему препятствий, не делал попыток задержать и подвергнуть аресту.
Морис Палеолог снова мог похвалиться собственной осведомленностью - он узнал об убийстве уже через несколько часов:
«Около семи часов вечера превосходный осведомитель, состоящий у меня на службе, сообщает, что сегодня ночью во время ужина во дворце Юсупова убили Распутина».
Однако как человек ответственный, французский посол решил собрать возможно больше информации:
«Прежде, чем телефонировать в Париж, я постараюсь проверить только что полученное сообщение».
Зинаида Серебрякова. Феликс Юсупов.
Поначалу Палеолог придерживался версии, что к делу были причастны дамы из общества. Но проведенное им расследование эту версию опровергло. Зато фигура Пуришкевича выдвинулась на первый план.
«Мне подтверждают, что убийцы - князь Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий и Пуришкевич, - писал Палеолог на следующий день (каждого из этой троицы французский посол хорошо знал лично). - Ни одной дамы за ужином не было. Как же в таком случае заманили Распутина во дворец Юсупова?..
Судя по тому немногому, что мне известно, именно присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес. Великий князь Дмитрий - изящный молодой человек двадцати пяти лет, энергичный, пламенный патриот, способный проявлять храбрость в бою, но легкомысленный, импульсивный и впутавшийся в эту историю, как мне кажется, сгоряча. Князь Феликс Юсупов, двадцати девяти лет, одарен живым умом и эстетическими наклонностями, но его дилентантизм слишком увлекается нездоровыми фантазиями, литературными образами порока и смерти; боюсь, что он в убийстве Распутина видел прежде всего сценарий, достойный его любимого автора Оскара Уайльда. Во всяком случае, своими инстинктами, лицом, манерами он подходит скорее на героя «Дориана Грея», чем на Брута…
Пуришкевич, которому перевалило за пятьдесят, напротив, человек идеи и действия. Он поборник православия и самодержавия. (…) Его участие в убийстве Распутина освещает все поведение крайне правых в последнее время; оно показывает, что сторонники самодержавия, чувствуя, чем им грозят безумства императрицы, решили защищать императора, если понадобится против его воли».
Интерьер Юсуповского дворца
Вечером французский посол отправился в Мариинский театр на балет «Спящая красавица». Зал был полон, но происходящим на сцене никто не интересовался - в партере стоял гул от множества приглушенных голосов. Все жадно обсуждали убийство Распутина. «Естественно, только и разговоров, что о вчерашней драме, и так как ничего определенного не знают, русское воображение разыгрывается вовсю, - заметил Палеолог. - Прыжки, пируэты и арабески Смирновой не так фантастичны, как рассказы, которые циркулируют в зале».
От членов императорского семейства словно бы ожидали чего-то подобного. Поговаривали даже, что дочь царя Татьяна, переодевшись в форму гвардейского поручика примкнула к заговорщикам, чтобы отомстить Распутину, пытавшемуся, якобы, ее изнасиловать (подобные истории разумные люди сразу отметали). Но вот имя Пуришкевича, оказавшегося причастным к великосветскому заговору, удивило многих.
Реакция общества на поступки Пуришкевича была различной. Правые круги в большинстве своем от него отвернулись за исключением членов Союза Михаила Архангела, во всем разделявших взгляды своего лидера. Однако, вчерашние противники Пуришкевича - либеральные общественные деятели - ему рукоплескали. Даже такой известный противник всяческого насилия, как основатель партии Мирного обновления, религиозный философ князь Евгений Трубецкой счел нужным пожать Пуришкевичу руку. На одном из митингов солдаты, узнавшие, что перед ними выступает убийца Распутина, устроили Пуришкевичу длительную овацию. На какое-то время Пуришкевич стал «национальным героем». Владимир Митрофанович на такой эффект даже и не рассчитывал.
Сам Пуришкевич, человек православный, четко сознающий понятие греха, был собственным преступлением сломлен, и, как только спал азарт борьбы, стал ощущать это все острее. Граф Н. Энгельгардт, встретивший Пуришкевича в начале 1917 года, через несколько недель после трагедии в юсуповском дворце, заметил, что Владимир Митрофанович не похож на себя, выглядит смущенным, глаза его «бегают». «В них отразилась печаль, и ужас, и стыд. Видимо, он вспоминал то время, когда был чист совестью и не посягнул еще на кровь… Что-то лежало между нами. Это была та страшная печать отчуждения, которая ложится между убийцей и честными людьми. Та черта, которую почувствовал Раскольников, убив «вошь».
Из-за участия в заговоре над головой великого князя Дмитрия и Феликса Юсупова сгустились такие тучи, каких еще никогда не было. При самом плохом обороте дел они могли заплатить за гибель Распутина собственной жизнью.
Николай II, без сомнения, был очень привязан к Дмитрию, почти как к сыну, да и Феликс был мужем его племянницы, но в истории России бывали случаи, когда самодержцы казнили даже сыновей, если считали, что это политически целесообразно... В своем дневнике царь называет заговорщиков «извергами», убившими «незабвенного Григория», и как он намеревался распорядиться судьбой этих извергов, в тот момент никому еще не было известно. Александра Федоровна, по слухам, металась по своим покоям и бессвязно выкрикивала: «Повесить! Повесить!» Было совершенно очевидно, кого именно она имеет в виду.
Продолжение следует.