Украинизация номер раз
Извините, "букв" получилось многовато...
В 1928 году в Вене были изданы мемуары бывшего русского офицера Сергея Владимировича Маркова, человека, преданного царской семье, пытавшегося организовать ее побег из ссылки и предпринявшего для этого в 1918 году поездку в Тобольск. Правда, Марков был тогда слишком юн - восемнадцатилетний корнет еще не обладал должным опытом и не сумел претворить свои планы в жизнь. Хотя и зеленым юнцом назвать его было трудно - он в 16 лет добровольцем пошел на войну и к 18 был закаленным фронтовиком, георгиевским кавалером, израненным в боях. и замечал многое в жизни страны, что чуть позже стало для других сюрпризом. Интересен его взгляд, например, на украинизацию, начатую в Малороссии еще в 1917 году, при Временном правительстве. Как обычно, во всем, что касается украинства, очень легко провести параллели с современностью... Особенно, запись в «вiльное казачество» до боли что-то напоминает...
Для полноты картины тему раскрыть придется несколько шире...
Сергей Марков писал:
"С легким, радостным сердцем я шел на войну, и радость моя омрачалась только сознанием тех переживаний, которые должен был испытывать мой отец при отправлении своего единственного сына в поход"...
Воевал Марков в Крымском конном полку, шефом которого была императрица Александра Федоровна. Отсюда преданность лично императрице многих военнослужащих полка и особенно крымских татар, служивших в его составе.
"В сентябре [1914 года] полк прибыл в Гродно и вступил в состав 1-й отдельной гвардейской бригады, которой командовал свиты его величества генерал-майор Скоропадский, далекий, как и мы все, от мысли, что он будет «гетманом всея Украины». В состав бригады входили Кавалергардский и лейб-гвардейский Конный полк, наш полк, пулеметная команда кирасир Его Величества и батарея лейб-гвардии Конной артиллерии. В составе бригады полку пришлось принять участие в боях в знаменитых Августовских лесах и при вторичном наступлении нашем на Восточную Пруссию".
Павел Петрович Скоропадский
Скоропадский - генерал свиты, выпускник Пажеского корпуса, обласканный императором и сделавший блестящую карьеру, командует бригадой, составленной из элитных гвардейских полков... В 1916 получает чин генерал-лейтенанта. И вскоре выступит как сепаратист, гетман самостийной Украины. 29 апреля 1918 года, когда император, которому Скоропадский давал присягу, был еще жив, Павел Петрович уже объявил себя гетманом.
Но еще в августе 1917 года "с целью повышения боеспособности войск", Скоропадский приступил к «украинизации» корпуса, которым тогда командовал. Для переформирования корпус был отведен с линии фронта. Русских солдат и офицеров переводили в 41-й армейский корпус, а на их место принимали из других воинских частей солдат и офицеров, согласившихся считать себя украинцами. По завершении украинизации 34-й армейский корпус был переименован в 1-й Украинский корпус, которым продолжал командовать Скоропадский.
Сергей Марков тем временем воевал, был ранен. За бои 1914 года получил первую боевую награду - Георгиевский крест. В 1915 году высочайшим указом он был направлен в военно-кавалерийское училище, которое по ускоренной программе закончил в январе 1916 года и снова отправился на фронт. Осенью 1916 года он после тяжелого ранения и контузии находился в одном из лазаретов Царского Села... Он долго был прикован к кровати и только в конце октября смог встать на ноги.
Марков был уже в числе выздоравливающих, когда началась Февральская революция. 2 марта 1917 года император, пытаясь избежать кровопролития, был вынужден отречься от престола, а его семья оказалась в Царском Селе под арестом. Маркову удалось пробраться в Александровский дворец, где под охраной содержали императрицу и детей, чтобы остаться с ними для защиты и помощи. Но Александра Федоровна под благовидным предлогом отослала мальчишку-корнета, он был в возрасте ее детей, и ей не хотелось подобных жертв.
События Февральской революции с первой кровью и дикими проявлениями, разворачивающимися у него на глазах, произвели страшное впечатление на молодого офицера. Но все же он решил вернуться в армию, хотя мог комиссоваться по инвалидности.
"Я получил предписание отправиться к месту новой службы, а именно в 8-й запасной Кавалерийский полк, квартировавший в г. Новогеоргиевске Херсонской губернии. Сборы мои были недолги, и я выехал 23 марта".
В запасной Кавалерийский полк вошли и уцелевшие подразделения Крымского полка, но армия быстро деморализовалась и начала рассыпаться. Марков, откровенно рассказывавший о событиях в Петрограде, попал под арест и суд как контрреволюционер, не признающий Временное правительство, и дело едва не кончилось печально. Чудом избежав расстрела, Марков снова побывал на фронте, получил еще одну рану в бою и ухитрился к лету сколотить среди однополчан группу офицеров, готовых предпринять решительные действия для спасения их величеств. Осталось "развязаться" с рассыпающейся армией...
"Я решил взять отпуск и поехать в Одессу, чтобы попытаться окончательно развязаться с военной службой и быть свободным в своих действиях...
Перед отъездом мы с моими единомышленниками детально обсудили предложенный нами план спасения их величеств, сговорившись об условном шифре и о других необходимых подробностях. Воспоминание об этой группе молодежи, беззаветно преданной своему государю и его семье, является для меня и поныне единственно светлым пятном на сером фоне моего пребывания в Новогеоргиевске".
Но императрица в ответ на предложение предпринять шаги для вывоза ее с семьей за границу ответила:
«Тот подлец, кто бросит свою родину в такой тяжелый момент. Пускай с нами делают, что угодно, сажают в Петропавловскую крепость, но мы никогда не уедем из России»...
Долгая процедура освидетельствования и увольнения в отставку Маркова шла своим чередом...
А тем временем "шла своим чередом" и украинизация, затеянная генерал-лейтенантом Скоропадским.
Марков писал:
"В первой половине сентября я лично съездил в полк и был крайне расстроен всем виденным. Полк почти совсем развалился. Солдатня деморализовалась окончательно. Отдания чести и в помине не было, исчез и воинский вид. Офицерство разъехалось кто куда, так что я большинства своих приятелей уже не нашел, но все же человек пять из созданной мною группы, таких, как ротмистр Н. и поручик А., оба моего полка, командовавшие нашими маршевыми эскадронами, оставались еще в полку.
Благодаря образованию в Киеве Центральной Украинской Рады, представлявшей собой исполнительный центр украинских политических партий и проявляющей с каждым днем свою все более и более, в противовес Временному правительству, сепаратистскую физиономию, захолустный Новогеоргиевск откликнулся и на это.
Запасной полк стал украинизироваться, т.е. стал принимать украинский национальный оттенок, выделяя все инородческие, то есть русские элементы всех тех, кто не хотел именовать себя украинцами. При полку стал формироваться Польский эскадрон из бывших в нем поляков, и мои крымцы также совершенно обособились.
Офицерское собрание полка потеряло прежний вид и даже, по-моему, утратило право на такое наименование. Вместо вестовых прислуживали какие-то босоногие девки и особы женского пола, мало даже похожие на горничных, что придавало собранию весьма странный вид, напоминавший дешевую кухмистерскую. Оставшееся офицерство в «пiлку» предавалось с горя карточной игре и очень неумеренному потреблению спиртных напитков. Само собой понятно, что о каких-либо занятиях и речи не могло быть.
...Мы установили связь с Одессой, где главой Монархического союза был Н.Н. Родзевич, мой старый знакомый. Из Одессы получали очень утешительные сведения, что организация боевых монархических сил идет весьма успешно и что весь Юг покрывается монархическими ячейками.
Я занялся организацией таковой в Кременчуге, но по понятным причинам не могу теперь рассказать в подробностях о моей работе. Скажу только, что уже тогда можно было создать довольно многочисленное ядро наших единомышленников, и оно было создано... Наша работа сводилась к точному учету верных и надежных людей и к созданию боевых групп, независимо от их численности, принимая в расчет только имевшееся в наличии оружие для их вооружения. Кроме того, на нашу кременчугскую группу было возложено распространение агитационной литературы, получаемой нами, к сожалению, в весьма скромных размерах. Наши прокламации имели большой успех у населения.
В конце ноября до нас дошли смутные слухи о происшедших в Петербурге кровавых беспорядках, вызванных большевиками, а из полученных нами киевских газет мы узнали, что это были не беспорядки, а государственный переворот. Временное правительство перестало существовать, Керенский в платье сестры милосердия постыдно бежал, юнкера, защищавшие Зимний дворец, в котором скрывалось Временное правительство, были сняты «красой и гордостью революции», недавними союзниками Керенского, матросами с «Авроры», обстрелявшими дворец артиллерийским огнем, сотни людей были зверски расстреляны в Петропавловской крепости и просто на улицах. Власть перешла в руки образовавшегося Совета народных комиссаров, составленного из старых знакомых - Ленина-Ульянова, Троцкого-Бронштейна и других псевдонимов, объявивших себя российским рабоче-крестьянским правительством.
Генерал Духонин, принявший на себя звание Верховного главнокомандующего, был убит кронштадтскими палачами, нагрянувшими в Могилев, и по назначению Совнаркома (так сокращенно стало именовать себя новое правительство) его место занял никому неведомый прапорщик Крыленко. 8 ноября Совнарком предложил союзникам начать с немцами переговоры о заключении демократического мира «без аннексий и контрибуций» на основе самоопределения народов. Результатом этого предложения явилось полное презрение со стороны союзников и великая радость немцев по поводу окончательного развала России, выходившей из войны, и самоопределения Украины, так как Рада в Киеве объявила себя самостоятельным украинским правительством, независимым от России. 19 ноября русская и немецкая делегации встретились на фронте и начались переговоры о мире, иначе говоря, Совнарком решил заключить с немцами сепаратный мир.
В связи с событиями на фронте и в Петербурге положение наше на месте тоже ухудшилось. В Белецковку (имение, где Марков остановился у друзей. - Эхо) стали прибывать солдаты с фронта, возвращавшиеся домой вооруженными, зачастую с награбленным добром. Они поучали своих односельчан, что землю у помещиков нужно отбирать, так как она принадлежит трудовому народу, скот разбирать для своих надобностей и т. д. Белецковка шумела и волновалась. Декреты Совнаркома, приказы Рады и универсалы (законодательные документы Рады. - Эхо), друг другу противоречившие, окончательно сбили народ с толку. Результатом бесконечных митингов, происходивших в деревнях, было постановление: в имение назначить комиссара для наблюдения за инвентарем, дом, где мы жили, обратить в школу, прекрасный племенной скот продать с аукциона крестьянам, а деньги, вырученные при продаже, обратить на культурно-просветительные цели. Комиссаром был назначен ехидный малоземельный мужичонка, взявшийся сократить наше питание, считая наших кур и свиней народным достоянием. В одну половину занимаемого нами дома была переведена сельская школа (другую половину энергичная хозяйка сумела отстоять), в один мало прекрасный для нас день скот был разделен между белецковскими крестьянами, а в усадьбе оставлены для пользования лишь две коровы. По поводу всего этого сельский Совет приходил с извинениями, пытаясь объяснить, что все, содеянное ими, было сделано лишь потому, что такой новый закон вышел.
Во второй половине января, когда я деятельно готовился к отъезду, подбирая себе соответствующий туалет в виде простого и весьма потрепанного солдатского обмундирования, из Киева нам сообщили о борьбе украинских войск с войсками какого-то, дотоле неведомого, большевистского полковника Григорьева. Киев подвергся форменной осаде... Кроме того, пошли слухи, что создается повсеместно «вiльное казачество», что-то вроде отрядов гражданской обороны, и что этими формированиями руководит генерал Скоропадский, бывший мой бригадный командир и начальник дивизии.
В двадцатых числах приехал неожиданно в имение денщик ротмистра Н., который с маршевым эскадроном ушел в ноябре на присоединение к полку в Херсон. Он рассказал мне, что мой родной и любимый Крымский полк подвергся в ночь на 1 января в Симферополе полному разгрому со стороны севастопольских матросов, учинивших над офицерами и солдатами кровавую расправу. Оказывается, что полк в составе 6-ти кадровых эскадронов, стрелкового эскадрона, пулеметной команды и пришедших из Новогеоргиевска трех маршевых эскадронов в начале декабря походным порядком в блестящем виде пришел в Крым, где к тому времени образовалось правое Национальное правительство, поставившее себе целью создать национальные войска явно антибольшевистского направления. Этим молодым формированиям вскоре пришлось столкнуться с севастопольскими матросами и рабочей Красной гвардией. Наскоро сколоченная пехота серьезных боев не выдержала, и всю тяжесть принял на себя мой полк. Его неравная борьба с превышающим его во много раз противником окончилась катастрофой. Полк потерял больше половины своего наличного состава офицеров и солдат, и остатки его рассеялись по горам и бежали из Крыма. Погибли мученической смертью полковники Алтунджи, Биарсланов, ротмистр Губарев, барон Медем, поручик Добровольский и ряд других моих друзей и приятелей. Ротмистру Н. с трудом удалось бежать.
Это известие о трагической гибели любимого полка как гром поразило меня. Скверно для меня начинался новый год!
23 января Кременчуг после короткого боя с местными большевиками был занят частями пехотного полка, в мирное время стоявшего в Кременчуге, теперь украинизировавшегося и в большом порядке вернувшегося с фронта.
Мы решили сделать разведку и побывали в Кременчуге. Мы застали город в повышенном и радостном настроении, формировалось местное «вiльное казачество». Молодежь, реалисты, гимназисты и, кроме того, вообще штатское население, равно как и находившиеся в Кременчуге офицеры толпами шли к вербовочному пункту, где несколько гимназистов вели запись вступающих, а в соседнем помещении выдавались винтовки и патроны. Мы правильно учли, что путем записи в «вiльное казачество» мы сможем легко раздобыть оружие, которое нам сможет пригодиться...
Записавшись в «вiльное казачество», мы сумели четыре раза получить винтовки, а так как, кроме нас троих, записалось еще трое наших сотоварищей, то мы перетянули у украинцев 24 винтовки и патроны в количестве 3000 штук. Все добытое нами вооружение мы благополучно доставили в Белецковку, где оно и было спрятано.
Торжество украинцев в Кременчуге продолжалось недолго, всего три дня, после чего большевистские части тоже почти без боя заняли Кременчуг, а «вiльное казачество» без выстрела разбежалось".
Увы, разбежались и монархисты...
В 1928 году в Вене были изданы мемуары бывшего русского офицера Сергея Владимировича Маркова, человека, преданного царской семье, пытавшегося организовать ее побег из ссылки и предпринявшего для этого в 1918 году поездку в Тобольск. Правда, Марков был тогда слишком юн - восемнадцатилетний корнет еще не обладал должным опытом и не сумел претворить свои планы в жизнь. Хотя и зеленым юнцом назвать его было трудно - он в 16 лет добровольцем пошел на войну и к 18 был закаленным фронтовиком, георгиевским кавалером, израненным в боях. и замечал многое в жизни страны, что чуть позже стало для других сюрпризом. Интересен его взгляд, например, на украинизацию, начатую в Малороссии еще в 1917 году, при Временном правительстве. Как обычно, во всем, что касается украинства, очень легко провести параллели с современностью... Особенно, запись в «вiльное казачество» до боли что-то напоминает...
Для полноты картины тему раскрыть придется несколько шире...
Сергей Марков писал:
"С легким, радостным сердцем я шел на войну, и радость моя омрачалась только сознанием тех переживаний, которые должен был испытывать мой отец при отправлении своего единственного сына в поход"...
Воевал Марков в Крымском конном полку, шефом которого была императрица Александра Федоровна. Отсюда преданность лично императрице многих военнослужащих полка и особенно крымских татар, служивших в его составе.
"В сентябре [1914 года] полк прибыл в Гродно и вступил в состав 1-й отдельной гвардейской бригады, которой командовал свиты его величества генерал-майор Скоропадский, далекий, как и мы все, от мысли, что он будет «гетманом всея Украины». В состав бригады входили Кавалергардский и лейб-гвардейский Конный полк, наш полк, пулеметная команда кирасир Его Величества и батарея лейб-гвардии Конной артиллерии. В составе бригады полку пришлось принять участие в боях в знаменитых Августовских лесах и при вторичном наступлении нашем на Восточную Пруссию".
Павел Петрович Скоропадский
Скоропадский - генерал свиты, выпускник Пажеского корпуса, обласканный императором и сделавший блестящую карьеру, командует бригадой, составленной из элитных гвардейских полков... В 1916 получает чин генерал-лейтенанта. И вскоре выступит как сепаратист, гетман самостийной Украины. 29 апреля 1918 года, когда император, которому Скоропадский давал присягу, был еще жив, Павел Петрович уже объявил себя гетманом.
Но еще в августе 1917 года "с целью повышения боеспособности войск", Скоропадский приступил к «украинизации» корпуса, которым тогда командовал. Для переформирования корпус был отведен с линии фронта. Русских солдат и офицеров переводили в 41-й армейский корпус, а на их место принимали из других воинских частей солдат и офицеров, согласившихся считать себя украинцами. По завершении украинизации 34-й армейский корпус был переименован в 1-й Украинский корпус, которым продолжал командовать Скоропадский.
Сергей Марков тем временем воевал, был ранен. За бои 1914 года получил первую боевую награду - Георгиевский крест. В 1915 году высочайшим указом он был направлен в военно-кавалерийское училище, которое по ускоренной программе закончил в январе 1916 года и снова отправился на фронт. Осенью 1916 года он после тяжелого ранения и контузии находился в одном из лазаретов Царского Села... Он долго был прикован к кровати и только в конце октября смог встать на ноги.
Марков был уже в числе выздоравливающих, когда началась Февральская революция. 2 марта 1917 года император, пытаясь избежать кровопролития, был вынужден отречься от престола, а его семья оказалась в Царском Селе под арестом. Маркову удалось пробраться в Александровский дворец, где под охраной содержали императрицу и детей, чтобы остаться с ними для защиты и помощи. Но Александра Федоровна под благовидным предлогом отослала мальчишку-корнета, он был в возрасте ее детей, и ей не хотелось подобных жертв.
События Февральской революции с первой кровью и дикими проявлениями, разворачивающимися у него на глазах, произвели страшное впечатление на молодого офицера. Но все же он решил вернуться в армию, хотя мог комиссоваться по инвалидности.
"Я получил предписание отправиться к месту новой службы, а именно в 8-й запасной Кавалерийский полк, квартировавший в г. Новогеоргиевске Херсонской губернии. Сборы мои были недолги, и я выехал 23 марта".
В запасной Кавалерийский полк вошли и уцелевшие подразделения Крымского полка, но армия быстро деморализовалась и начала рассыпаться. Марков, откровенно рассказывавший о событиях в Петрограде, попал под арест и суд как контрреволюционер, не признающий Временное правительство, и дело едва не кончилось печально. Чудом избежав расстрела, Марков снова побывал на фронте, получил еще одну рану в бою и ухитрился к лету сколотить среди однополчан группу офицеров, готовых предпринять решительные действия для спасения их величеств. Осталось "развязаться" с рассыпающейся армией...
"Я решил взять отпуск и поехать в Одессу, чтобы попытаться окончательно развязаться с военной службой и быть свободным в своих действиях...
Перед отъездом мы с моими единомышленниками детально обсудили предложенный нами план спасения их величеств, сговорившись об условном шифре и о других необходимых подробностях. Воспоминание об этой группе молодежи, беззаветно преданной своему государю и его семье, является для меня и поныне единственно светлым пятном на сером фоне моего пребывания в Новогеоргиевске".
Но императрица в ответ на предложение предпринять шаги для вывоза ее с семьей за границу ответила:
«Тот подлец, кто бросит свою родину в такой тяжелый момент. Пускай с нами делают, что угодно, сажают в Петропавловскую крепость, но мы никогда не уедем из России»...
Долгая процедура освидетельствования и увольнения в отставку Маркова шла своим чередом...
А тем временем "шла своим чередом" и украинизация, затеянная генерал-лейтенантом Скоропадским.
Марков писал:
"В первой половине сентября я лично съездил в полк и был крайне расстроен всем виденным. Полк почти совсем развалился. Солдатня деморализовалась окончательно. Отдания чести и в помине не было, исчез и воинский вид. Офицерство разъехалось кто куда, так что я большинства своих приятелей уже не нашел, но все же человек пять из созданной мною группы, таких, как ротмистр Н. и поручик А., оба моего полка, командовавшие нашими маршевыми эскадронами, оставались еще в полку.
Благодаря образованию в Киеве Центральной Украинской Рады, представлявшей собой исполнительный центр украинских политических партий и проявляющей с каждым днем свою все более и более, в противовес Временному правительству, сепаратистскую физиономию, захолустный Новогеоргиевск откликнулся и на это.
Запасной полк стал украинизироваться, т.е. стал принимать украинский национальный оттенок, выделяя все инородческие, то есть русские элементы всех тех, кто не хотел именовать себя украинцами. При полку стал формироваться Польский эскадрон из бывших в нем поляков, и мои крымцы также совершенно обособились.
Офицерское собрание полка потеряло прежний вид и даже, по-моему, утратило право на такое наименование. Вместо вестовых прислуживали какие-то босоногие девки и особы женского пола, мало даже похожие на горничных, что придавало собранию весьма странный вид, напоминавший дешевую кухмистерскую. Оставшееся офицерство в «пiлку» предавалось с горя карточной игре и очень неумеренному потреблению спиртных напитков. Само собой понятно, что о каких-либо занятиях и речи не могло быть.
...Мы установили связь с Одессой, где главой Монархического союза был Н.Н. Родзевич, мой старый знакомый. Из Одессы получали очень утешительные сведения, что организация боевых монархических сил идет весьма успешно и что весь Юг покрывается монархическими ячейками.
Я занялся организацией таковой в Кременчуге, но по понятным причинам не могу теперь рассказать в подробностях о моей работе. Скажу только, что уже тогда можно было создать довольно многочисленное ядро наших единомышленников, и оно было создано... Наша работа сводилась к точному учету верных и надежных людей и к созданию боевых групп, независимо от их численности, принимая в расчет только имевшееся в наличии оружие для их вооружения. Кроме того, на нашу кременчугскую группу было возложено распространение агитационной литературы, получаемой нами, к сожалению, в весьма скромных размерах. Наши прокламации имели большой успех у населения.
В конце ноября до нас дошли смутные слухи о происшедших в Петербурге кровавых беспорядках, вызванных большевиками, а из полученных нами киевских газет мы узнали, что это были не беспорядки, а государственный переворот. Временное правительство перестало существовать, Керенский в платье сестры милосердия постыдно бежал, юнкера, защищавшие Зимний дворец, в котором скрывалось Временное правительство, были сняты «красой и гордостью революции», недавними союзниками Керенского, матросами с «Авроры», обстрелявшими дворец артиллерийским огнем, сотни людей были зверски расстреляны в Петропавловской крепости и просто на улицах. Власть перешла в руки образовавшегося Совета народных комиссаров, составленного из старых знакомых - Ленина-Ульянова, Троцкого-Бронштейна и других псевдонимов, объявивших себя российским рабоче-крестьянским правительством.
Генерал Духонин, принявший на себя звание Верховного главнокомандующего, был убит кронштадтскими палачами, нагрянувшими в Могилев, и по назначению Совнаркома (так сокращенно стало именовать себя новое правительство) его место занял никому неведомый прапорщик Крыленко. 8 ноября Совнарком предложил союзникам начать с немцами переговоры о заключении демократического мира «без аннексий и контрибуций» на основе самоопределения народов. Результатом этого предложения явилось полное презрение со стороны союзников и великая радость немцев по поводу окончательного развала России, выходившей из войны, и самоопределения Украины, так как Рада в Киеве объявила себя самостоятельным украинским правительством, независимым от России. 19 ноября русская и немецкая делегации встретились на фронте и начались переговоры о мире, иначе говоря, Совнарком решил заключить с немцами сепаратный мир.
В связи с событиями на фронте и в Петербурге положение наше на месте тоже ухудшилось. В Белецковку (имение, где Марков остановился у друзей. - Эхо) стали прибывать солдаты с фронта, возвращавшиеся домой вооруженными, зачастую с награбленным добром. Они поучали своих односельчан, что землю у помещиков нужно отбирать, так как она принадлежит трудовому народу, скот разбирать для своих надобностей и т. д. Белецковка шумела и волновалась. Декреты Совнаркома, приказы Рады и универсалы (законодательные документы Рады. - Эхо), друг другу противоречившие, окончательно сбили народ с толку. Результатом бесконечных митингов, происходивших в деревнях, было постановление: в имение назначить комиссара для наблюдения за инвентарем, дом, где мы жили, обратить в школу, прекрасный племенной скот продать с аукциона крестьянам, а деньги, вырученные при продаже, обратить на культурно-просветительные цели. Комиссаром был назначен ехидный малоземельный мужичонка, взявшийся сократить наше питание, считая наших кур и свиней народным достоянием. В одну половину занимаемого нами дома была переведена сельская школа (другую половину энергичная хозяйка сумела отстоять), в один мало прекрасный для нас день скот был разделен между белецковскими крестьянами, а в усадьбе оставлены для пользования лишь две коровы. По поводу всего этого сельский Совет приходил с извинениями, пытаясь объяснить, что все, содеянное ими, было сделано лишь потому, что такой новый закон вышел.
Во второй половине января, когда я деятельно готовился к отъезду, подбирая себе соответствующий туалет в виде простого и весьма потрепанного солдатского обмундирования, из Киева нам сообщили о борьбе украинских войск с войсками какого-то, дотоле неведомого, большевистского полковника Григорьева. Киев подвергся форменной осаде... Кроме того, пошли слухи, что создается повсеместно «вiльное казачество», что-то вроде отрядов гражданской обороны, и что этими формированиями руководит генерал Скоропадский, бывший мой бригадный командир и начальник дивизии.
В двадцатых числах приехал неожиданно в имение денщик ротмистра Н., который с маршевым эскадроном ушел в ноябре на присоединение к полку в Херсон. Он рассказал мне, что мой родной и любимый Крымский полк подвергся в ночь на 1 января в Симферополе полному разгрому со стороны севастопольских матросов, учинивших над офицерами и солдатами кровавую расправу. Оказывается, что полк в составе 6-ти кадровых эскадронов, стрелкового эскадрона, пулеметной команды и пришедших из Новогеоргиевска трех маршевых эскадронов в начале декабря походным порядком в блестящем виде пришел в Крым, где к тому времени образовалось правое Национальное правительство, поставившее себе целью создать национальные войска явно антибольшевистского направления. Этим молодым формированиям вскоре пришлось столкнуться с севастопольскими матросами и рабочей Красной гвардией. Наскоро сколоченная пехота серьезных боев не выдержала, и всю тяжесть принял на себя мой полк. Его неравная борьба с превышающим его во много раз противником окончилась катастрофой. Полк потерял больше половины своего наличного состава офицеров и солдат, и остатки его рассеялись по горам и бежали из Крыма. Погибли мученической смертью полковники Алтунджи, Биарсланов, ротмистр Губарев, барон Медем, поручик Добровольский и ряд других моих друзей и приятелей. Ротмистру Н. с трудом удалось бежать.
Это известие о трагической гибели любимого полка как гром поразило меня. Скверно для меня начинался новый год!
23 января Кременчуг после короткого боя с местными большевиками был занят частями пехотного полка, в мирное время стоявшего в Кременчуге, теперь украинизировавшегося и в большом порядке вернувшегося с фронта.
Мы решили сделать разведку и побывали в Кременчуге. Мы застали город в повышенном и радостном настроении, формировалось местное «вiльное казачество». Молодежь, реалисты, гимназисты и, кроме того, вообще штатское население, равно как и находившиеся в Кременчуге офицеры толпами шли к вербовочному пункту, где несколько гимназистов вели запись вступающих, а в соседнем помещении выдавались винтовки и патроны. Мы правильно учли, что путем записи в «вiльное казачество» мы сможем легко раздобыть оружие, которое нам сможет пригодиться...
Записавшись в «вiльное казачество», мы сумели четыре раза получить винтовки, а так как, кроме нас троих, записалось еще трое наших сотоварищей, то мы перетянули у украинцев 24 винтовки и патроны в количестве 3000 штук. Все добытое нами вооружение мы благополучно доставили в Белецковку, где оно и было спрятано.
Торжество украинцев в Кременчуге продолжалось недолго, всего три дня, после чего большевистские части тоже почти без боя заняли Кременчуг, а «вiльное казачество» без выстрела разбежалось".
Увы, разбежались и монархисты...