Кем был господин Милюков? Часть 5
Продолжение. Начало см. http://eho-2013.livejournal.com/151998.html
http://eho-2013.livejournal.com/152492.html
http://eho-2013.livejournal.com/152944.html
http://eho-2013.livejournal.com/153345.html
Четвертая Государственная Дума начала свою работу 15 ноября 1912 года. Фракция кадетов во главе с П.Н. Милюковым сосредоточилась, по его словам, «на критике поведения правительства во внутренней жизни России, проводимой в форме запросов».
П.Н. Милюков на трибуне
Запросы касались разных тем, но всегда содержали резкую критику действий правительства и государственных чиновников. Среди подобных документов можно найти, к примеру, обращение к председателю Совета министров «за разъяснениями по вопросу о том, насколько отвечают действительности помещенные в некоторых органах периодической печати сведения о состоявшемся постановлении Совета министров относительно порядка применения ст. 65 Основных законов» от 18 октября 1913 года (речь идет всего лишь о согласительных мерах в случае разногласий между Святейшим Синодом и Советом министров при подготовке законопроектов), или запрос «министру внутренних дел и наместнику его императорского величества на Кавказе по поводу незакономерных действий Кутаисского губернатора и подведомственных ему чинов полиции, выразившихся в наложении штрафов на население Шорпанского уезда за укрывательство разбойников и в производстве принудительного сбора в пользу семьи убитого полицейского пристава Немсадзе» от 8 ноября 1913 года.
За давностью лет трудно оценить весь масштаб конфликта, но все же тематика подобных обращений представляется достаточно локальной, а поводы для раздувания конфронтации с правительством - не слишком значительными.
Шарж на П.Н. Милюкова
Большинство депутатов сосредоточились на практических делах - Дума проводила множество законопроектов, приносящих пусть небольшую, но реальную пользу. Например, о пенсионном обеспечении сестер милосердия Красного Креста, о выдаче из Государственного казначейства беспроцентного кредита Одесскому обществу улучшения быта почтово-телеграфных служащих (кредит предполагалось истратить на строительство многоквартирного жилого дома, устройства школы-интерната для детей телеграфистов, служащих на маленьких станциях и разъездах, где нет образовательных учреждений, и организацию ведомственного санатория), о ежегодном пособии Императорскому обществу спасения на водах для организации спасательных служб, о мелиоративных кредитах для владельцев заболоченных земель, о помощи населению отдельных местностей Закавказья, пострадавших от неурожая, о дотациях на издание художественных и общеобразовательных журналов…
Пусть каждый из этих вопросов не отвечал задачам глобального переустройства общества, но все же их решение регулярно и систематически улучшало жизнь подданных Российской империи.
Кадетам подобная деятельность казалось слишком незначительной, не отвечающей задачам момента.
На проходившем в марте 1914 года съезде Конституционно-демократической партии П.Н. Милюковым была предложена тактика «изоляции правительства», одобренная большинством делегатов. Открытая конфронтация кадетов с государственной властью отныне декларировалась как партийная директива, что нашло выражение в крайне резких выступлениях представителей партии в Думе и в печати и дестабилизировало ситуацию в стране.
В 1912-1913 году Милюков предпринял ряд поездок на Балканы, где у него оставалось много друзей, чтобы на месте изучить политическую обстановку в регионе. Выводы были сделаны грустные - российское влияние на Балканах, где проживали родственные славянские народы, быстро падало. Милюкова, как ветерана русско-турецкой войны за освобождение балканских народов такое положение сильно угнетало.
«Тринадцатый год, - писал Милюков в книге воспоминаний, - как мы видели, кончился для России рядом неудач в ее балканской политике. Казалось, Россия уходила с Балкан - и уходила сознательно, сознавая свое бессилие поддержать своих старых клиентов своим оружием или своей моральной силой. Но прошла только половина четырнадцатого года, и с тех же Балкан раздался сигнал, побудивший правителей России вспомнить про ее старую, уже отыгранную роль - и вернуться к ней, несмотря на очевидный риск, вместо могущественной защиты балканских единоверцев, оказаться во вторых рядах защитников интересов европейской политики, ей чуждых.
Одной логикой нельзя объяснить этого кричащего противоречия между заданием и исполнением. Тут вмешалась психология. Одни и те же балканские «уроки» заставили одних быстро шагнуть вперед; у других эти уроки не были достаточно поняты и оценены, и психология отстала от событий».
1913 год проходил под знаком празднования 300-летия Дома Романовых. Многие в обществе считали, что торжества были великолепно организованы и проведены. Проявления самого искреннего патриотизма и единения общества были нередки в эти дни, но Павел Николаевич, как и другие представители оппозиции, видел происходившее лишь в черном цвете, а все разговоры о русском народе, о его «исконной преданности родине» и «безграничной преданности государю», считал фальшивыми. «Жалкий провал юбилейных «романовских торжеств» наглядно показал вздорность этих уверений», - утверждал он».
Лишь начало Первой мировой войны внесло коррективы в тактику Конституционно-демократической партии.
В первые дни войны вся страна была охвачена патриотическим подъемом, в городах проходили спонтанные манифестации, молебны и банкеты с оптимистическими тостами и бесконечными здравицами в адрес императорской фамилии и непобедимого русского воинства. В селах, где и без того шла мобилизация, крестьяне массово записывались добровольцами для отправки на фронт.
П.Н. Милюков в своих воспоминаниях писал: «Как была принята вообще в России война 1914 г.? Сказать, что она была «популярна», было бы недостаточно. (…) Конечно, в проявлениях энтузиазма - и не только казенного - не было недостатка, в особенности вначале. Даже наши эмигранты, такие как Бурцев, Кропоткин, Плеханов, отнеслись к оборонительной войне положительно. Рабочие стачки - на время - прекратились. Не говорю об уличных и публичных демонстрациях».
Плакат времен Первой мировой войны
Сам Павел Николаевич тоже оказался захвачен общим энтузиазмом. Он стал самым горячим сторонником идеи о прекращении внутриполитической борьбы и утверждал, что ради победы все силы общества должны консолидироваться, и все партии, даже оппозиционные, должны в дни войны поддержать правительство. Милюков рассматривал начавшуюся войну как возможность укрепить позиции Российской империи на Балканах ради включения в ее территориальный состав проливов Босфор и Дарданеллы. Его юношеское прозвище Милюков-Дарданелльский тут же наполнилось новым смыслом и стало весьма популярным.
Отдельные голоса противников войны, в том числе - и в рядах Конституционно-демократической партии, потонули в море голосов сторонников войны до победы, водрузивших на свое знамя «балканский вопрос».
«Когда Набоков, Аджемов, Винавер и я в первый раз попытались доказывать в недрах кадетского центрального комитета на Французской набережной, 8, что надо свернуть с путей нашего классического империализма, мы столкнулись с самым упорным сопротивлением. Милюков со свойственной ему холодной отчетливостью доказывал, что цели войны должны быть достигнуты, что нельзя говорить о мире, пока не будет создана Югославия и т.д.», - вспоминал барон Б.Э. Нольде.
Сам же Милюков считал любые нападки на себя лишь необоснованной критикой людей, не разбирающихся в вопросах высокой политики. «Естественно, что я сделался предметом критики со стороны течений, несогласных принять войну в этом реалистическом смысле или вовсе ее не приемлющих. Для примера этой критики я напомню один закрепленный за мной эпитет, широко распространенный в левых кругах в то время. Меня называли «Милюковым -Дарданелльским» - эпитет, которым я мог бы по справедливости гордиться, если бы в нем не было несомненного преувеличения, созданного враждебной пропагандой в связи с незнанием вопроса».
1914 год. Награждение фронтовиков
«Священное единение» оппозиции и правительства длилось недолго. Военные неудачи, экономические проблемы, обострение ситуации в социальной сфере, вызванное массовым исходом беженцев из западных губерний вглубь России, вызвало новый всплеск внутриполитической активности. Политики с радостью использовали эти поводы для достижения собственных целей.
Страну все явственнее охватывала волна всеобщего раздражения. Критические оценки о положении дел становятся общепринятыми в самых разных кругах. Антивоенная и антиправительственная пропаганда велась в России в военные годы с огромным размахом, а пресекалась властями вяло и непоследовательно. В других вполне цивилизованных странах, например, во Франции и Германии, за подобную пропаганду по законам военного времени наказывали строжайшим образом, вплоть до расстрела. В России же газеты, несмотря на усилия цензуры, печатали столь резкие антиправительственные выпады, какие в других воющих странах и вообразить было невозможно, а уж на митингах и общественных собраниях вообще никто не считал нужным сдерживаться, подогревая накал политических страстей. И безнаказанность эти настроения множила.
В Думе сформировался «Прогрессивный блок», представлявший собой объединенную оппозиционную силу, запрограммированную на активную антиправительственную деятельность. П.Н. Милюков был организатором и одним из лидеров блока. В его выступлениях все чаще подчеркивалось - Россия сможет победить в войне только при замене существующего правительства министерством, пользующимся доверием в широких массах. Насколько опасно в военное время «раскачивать лодку» и вызывать политическую нестабильность, никто не задумывался. Впрочем, анализируя в эмиграции свою деятельность в составе «Прогрессивного блока», Милюков высказывал недовольство:
«…В своей политической линии я не падал слишком низко, но зато и не поднимался слишком высоко. Я не мог особенно гордиться своей ролью…»
В 1915 году Павла Николаевича постигло глубокое личное горе - на фронте был убит его сын Сергей, добровольцем ушедший на войну в 1914 году. Душевное потрясение, вызванное потерей близкого человека, заставило Милюкова еще более энергично критиковать все происходящее на фронтах и в военном ведомстве.
Но и самих «властных верхах» дела обстояли неблагополучно. Весь 1916 год продолжалось то, что историки впоследствии назовут "министерской чехардой" - главы правительства без конца сменяли друг друга на этом посту - Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын. Царь пытался найти фигуру, которая примирила бы Думу с правительством, привела бы к согласию и совместной работе. Но найти такую значительную личность Николай II не мог...
Император Николай II на фронте
Павел Николаевич Милюков полностью сосредоточился на антиправительственной борьбе, явно претендуя на лидерство не только в Кадетской партии и Думе, но и в государстве. Либералы снова заговорили о создании "кабинета народного доверия", и каждый видел спасителем отечества себя, безответственно полагая, что задача ему вполне по плечам.
Но пока они, забыв об идейных расхождениях и личных амбициях, "сомкнув ряды", успешно "добивали" очередное правительство царских назначенцев... Думская сессия, начавшая работу 1 ноября 1916 года, показала эти настроения либералов со всей очевидностью. Тон на заседании задал будущий премьер Временного правительства, а в то время присяжный поверенный А.Ф. Керенский, депутат от Саратовской губернии и член фракции трудовиков. Как юрист он сумел построить свою антиправительственную речь вполне эффектно, хотя никаких доказательств предъявленным обвинениям не было.
"Связав великий народ по рукам и ногам, заткнув ему рот и завязав ему глаза, они бросили его под ноги сильного врага, а сами, закрывшись аппаратом военных положений, цензур, ссылок и других преследований, предпочитают в то же время исподтишка, как наемные убийцы, наносить удары. Где они - эти люди в правительстве (Керенский указал на присутствующих на заседании членов правительства и премьер-министра), подозреваемые, братоубийцы и трусы..."
И тут на трибуну поднялся Милюков. Его выступление было хорошо спланированной и подготовленной акцией. Потрясая какой-то газетой и ссылаясь на якобы помещенную в ней статью, он обвинил премьер-министра и других членов кабинета в воровстве и предательстве. Все военные поражения и экономические трудности Милюков приписал целенаправленной методичной разрушительной работе врагов отечества, окопавшихся на министерских постах и выше. Свое выступление Милюков перемежал одним и тем же рефреном, постоянно вопрошая: "Что это, глупость или измена?"
На что аудитория, причем, не только симпатизировавшие Милюкову депутаты, но и специально явившиеся представители оппозиции, хором скандировала: "Измена! Измена!" Все присутствующие находились в необычайной экзальтации и с восторгом наблюдали, как Милюков бросает гневные обвинения в лицо премьер-министру Штюрмеру.
Между тем, лидер "Прогрессивного блока" откровенно блефовал. Никаких сведений об "измене" кабинета министров у него не было, а действовать так Милюкова заставила исключительно политическая целесообразность. Впоследствии, работая в эмиграции над своими мемуарами, он попытался объяснить, что толкнуло его на столь неоднозначный поступок:
"Я говорил о слухах об "измене", неудержимо распространяющихся в стране, о действиях правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае предоставлял слушателям решить, "глупость" это "или измена". Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование - даже там, где сам я не был в нем вполне уверен. Эти места в моей речи особенно запомнились и широко распространились не только в русской, но и в иностранной печати".
Трезвомыслящие депутаты Государственной Думы оценивали выступление Милюкова достаточно жестко, как например депутат А. Ознобишин, писаший в эмиграции: «Вспоминая одну из наиболее преступных речей Милюкова, я бы спросил его же остроумными словами: «что это было − глупость или измена.» Я думаю, что это была и глупость, и измена плюс жажда власти».
Но мнение Ознобишина разделяли не все. Современные историки, изучая последствия этой политической акции, приходят к однозначным выводам: «Огромный отклик в обществе получила знаменитая речь Милюкова 1 ноября 1916 года. В ней он выступил против «партии, которая группируется вокруг молодой царицы», с прямыми обвинениями в адрес трона и правительства в военных провалах и гибельной для страны политике, заключая каждое из этих обвинений дерзким вопросом: «Что это, глупость или измена?»
Речь Милюкова, как и вся деятельность его партии, внесла свой вклад в ту кампанию по дискредитации монаршей четы, царского правительства и существующего режима, которая явилась главной пружиной взрыва, потрясшего Россию в феврале 1917 года».
Премьер-министр Б.В. Штюрмер был глубоко оскорблен, собирался подать на Милюкова в суд. Но Николай II, видя что премьер совершенно деморализован, отправил его в отставку. Хрупкое общественное равновесие рухнуло. Назначение премьер-министром А.Ф. Трепова успокоить кипевшие в империи страсти уже не смогло.
Ожидание возможного переворота в конце 1916 года буквально витало в воздухе. По словам А.Ф. Керенского, П.Н. Милюков был в то время убежден, что при любом развитии событий лидеры «Прогрессивного блока» окажутся востребованными в качестве руководства страны.
«Целью встречи [руководителей «Прогрессивного блока» в сентябре 1916 года] было обсуждение вопроса о том, какие меры следует предпринять перед лицом того очевидного факта, что Россия стоит перед угрозой общенационального восстания. Все они согласились с тем, что «Прогрессивный блок» должен предпринять немедленные меры для предотвращения революции снизу. Наибольший интерес представляют замечания, сделанные Милюковым, который заявил, что долг блока - не участвовать в восстании, а ожидать его результатов. Он предвидел два возможных результата: либо верховная власть вовремя одумается и обратится к блоку с просьбой сформировать правительство; либо победит революция, и победители, не обладающие опытом правления, попросят блок сформировать правительство уже от их имени. В поддержку своих доводов он сослался на Французскую революцию 1848 года», - рассказывал Керенский.
16 декабря 1916 года П.Н. Милюков выступил на заседании Думы со следующим утверждением:
«Господа, свершилось то, чего мы хотели и к чему стремились: страна признала нас своими вождями».
Февраль 1917 года
В февральских событиях 1917 года П.Н.Милюков принимал самое активное участие. Исторические события этого периода тесно связаны с его именем.
Продолжение следует.
http://eho-2013.livejournal.com/152492.html
http://eho-2013.livejournal.com/152944.html
http://eho-2013.livejournal.com/153345.html
Четвертая Государственная Дума начала свою работу 15 ноября 1912 года. Фракция кадетов во главе с П.Н. Милюковым сосредоточилась, по его словам, «на критике поведения правительства во внутренней жизни России, проводимой в форме запросов».
П.Н. Милюков на трибуне
Запросы касались разных тем, но всегда содержали резкую критику действий правительства и государственных чиновников. Среди подобных документов можно найти, к примеру, обращение к председателю Совета министров «за разъяснениями по вопросу о том, насколько отвечают действительности помещенные в некоторых органах периодической печати сведения о состоявшемся постановлении Совета министров относительно порядка применения ст. 65 Основных законов» от 18 октября 1913 года (речь идет всего лишь о согласительных мерах в случае разногласий между Святейшим Синодом и Советом министров при подготовке законопроектов), или запрос «министру внутренних дел и наместнику его императорского величества на Кавказе по поводу незакономерных действий Кутаисского губернатора и подведомственных ему чинов полиции, выразившихся в наложении штрафов на население Шорпанского уезда за укрывательство разбойников и в производстве принудительного сбора в пользу семьи убитого полицейского пристава Немсадзе» от 8 ноября 1913 года.
За давностью лет трудно оценить весь масштаб конфликта, но все же тематика подобных обращений представляется достаточно локальной, а поводы для раздувания конфронтации с правительством - не слишком значительными.
Шарж на П.Н. Милюкова
Большинство депутатов сосредоточились на практических делах - Дума проводила множество законопроектов, приносящих пусть небольшую, но реальную пользу. Например, о пенсионном обеспечении сестер милосердия Красного Креста, о выдаче из Государственного казначейства беспроцентного кредита Одесскому обществу улучшения быта почтово-телеграфных служащих (кредит предполагалось истратить на строительство многоквартирного жилого дома, устройства школы-интерната для детей телеграфистов, служащих на маленьких станциях и разъездах, где нет образовательных учреждений, и организацию ведомственного санатория), о ежегодном пособии Императорскому обществу спасения на водах для организации спасательных служб, о мелиоративных кредитах для владельцев заболоченных земель, о помощи населению отдельных местностей Закавказья, пострадавших от неурожая, о дотациях на издание художественных и общеобразовательных журналов…
Пусть каждый из этих вопросов не отвечал задачам глобального переустройства общества, но все же их решение регулярно и систематически улучшало жизнь подданных Российской империи.
Кадетам подобная деятельность казалось слишком незначительной, не отвечающей задачам момента.
На проходившем в марте 1914 года съезде Конституционно-демократической партии П.Н. Милюковым была предложена тактика «изоляции правительства», одобренная большинством делегатов. Открытая конфронтация кадетов с государственной властью отныне декларировалась как партийная директива, что нашло выражение в крайне резких выступлениях представителей партии в Думе и в печати и дестабилизировало ситуацию в стране.
В 1912-1913 году Милюков предпринял ряд поездок на Балканы, где у него оставалось много друзей, чтобы на месте изучить политическую обстановку в регионе. Выводы были сделаны грустные - российское влияние на Балканах, где проживали родственные славянские народы, быстро падало. Милюкова, как ветерана русско-турецкой войны за освобождение балканских народов такое положение сильно угнетало.
«Тринадцатый год, - писал Милюков в книге воспоминаний, - как мы видели, кончился для России рядом неудач в ее балканской политике. Казалось, Россия уходила с Балкан - и уходила сознательно, сознавая свое бессилие поддержать своих старых клиентов своим оружием или своей моральной силой. Но прошла только половина четырнадцатого года, и с тех же Балкан раздался сигнал, побудивший правителей России вспомнить про ее старую, уже отыгранную роль - и вернуться к ней, несмотря на очевидный риск, вместо могущественной защиты балканских единоверцев, оказаться во вторых рядах защитников интересов европейской политики, ей чуждых.
Одной логикой нельзя объяснить этого кричащего противоречия между заданием и исполнением. Тут вмешалась психология. Одни и те же балканские «уроки» заставили одних быстро шагнуть вперед; у других эти уроки не были достаточно поняты и оценены, и психология отстала от событий».
1913 год проходил под знаком празднования 300-летия Дома Романовых. Многие в обществе считали, что торжества были великолепно организованы и проведены. Проявления самого искреннего патриотизма и единения общества были нередки в эти дни, но Павел Николаевич, как и другие представители оппозиции, видел происходившее лишь в черном цвете, а все разговоры о русском народе, о его «исконной преданности родине» и «безграничной преданности государю», считал фальшивыми. «Жалкий провал юбилейных «романовских торжеств» наглядно показал вздорность этих уверений», - утверждал он».
Лишь начало Первой мировой войны внесло коррективы в тактику Конституционно-демократической партии.
В первые дни войны вся страна была охвачена патриотическим подъемом, в городах проходили спонтанные манифестации, молебны и банкеты с оптимистическими тостами и бесконечными здравицами в адрес императорской фамилии и непобедимого русского воинства. В селах, где и без того шла мобилизация, крестьяне массово записывались добровольцами для отправки на фронт.
П.Н. Милюков в своих воспоминаниях писал: «Как была принята вообще в России война 1914 г.? Сказать, что она была «популярна», было бы недостаточно. (…) Конечно, в проявлениях энтузиазма - и не только казенного - не было недостатка, в особенности вначале. Даже наши эмигранты, такие как Бурцев, Кропоткин, Плеханов, отнеслись к оборонительной войне положительно. Рабочие стачки - на время - прекратились. Не говорю об уличных и публичных демонстрациях».
Плакат времен Первой мировой войны
Сам Павел Николаевич тоже оказался захвачен общим энтузиазмом. Он стал самым горячим сторонником идеи о прекращении внутриполитической борьбы и утверждал, что ради победы все силы общества должны консолидироваться, и все партии, даже оппозиционные, должны в дни войны поддержать правительство. Милюков рассматривал начавшуюся войну как возможность укрепить позиции Российской империи на Балканах ради включения в ее территориальный состав проливов Босфор и Дарданеллы. Его юношеское прозвище Милюков-Дарданелльский тут же наполнилось новым смыслом и стало весьма популярным.
Отдельные голоса противников войны, в том числе - и в рядах Конституционно-демократической партии, потонули в море голосов сторонников войны до победы, водрузивших на свое знамя «балканский вопрос».
«Когда Набоков, Аджемов, Винавер и я в первый раз попытались доказывать в недрах кадетского центрального комитета на Французской набережной, 8, что надо свернуть с путей нашего классического империализма, мы столкнулись с самым упорным сопротивлением. Милюков со свойственной ему холодной отчетливостью доказывал, что цели войны должны быть достигнуты, что нельзя говорить о мире, пока не будет создана Югославия и т.д.», - вспоминал барон Б.Э. Нольде.
Сам же Милюков считал любые нападки на себя лишь необоснованной критикой людей, не разбирающихся в вопросах высокой политики. «Естественно, что я сделался предметом критики со стороны течений, несогласных принять войну в этом реалистическом смысле или вовсе ее не приемлющих. Для примера этой критики я напомню один закрепленный за мной эпитет, широко распространенный в левых кругах в то время. Меня называли «Милюковым -Дарданелльским» - эпитет, которым я мог бы по справедливости гордиться, если бы в нем не было несомненного преувеличения, созданного враждебной пропагандой в связи с незнанием вопроса».
1914 год. Награждение фронтовиков
«Священное единение» оппозиции и правительства длилось недолго. Военные неудачи, экономические проблемы, обострение ситуации в социальной сфере, вызванное массовым исходом беженцев из западных губерний вглубь России, вызвало новый всплеск внутриполитической активности. Политики с радостью использовали эти поводы для достижения собственных целей.
Страну все явственнее охватывала волна всеобщего раздражения. Критические оценки о положении дел становятся общепринятыми в самых разных кругах. Антивоенная и антиправительственная пропаганда велась в России в военные годы с огромным размахом, а пресекалась властями вяло и непоследовательно. В других вполне цивилизованных странах, например, во Франции и Германии, за подобную пропаганду по законам военного времени наказывали строжайшим образом, вплоть до расстрела. В России же газеты, несмотря на усилия цензуры, печатали столь резкие антиправительственные выпады, какие в других воющих странах и вообразить было невозможно, а уж на митингах и общественных собраниях вообще никто не считал нужным сдерживаться, подогревая накал политических страстей. И безнаказанность эти настроения множила.
В Думе сформировался «Прогрессивный блок», представлявший собой объединенную оппозиционную силу, запрограммированную на активную антиправительственную деятельность. П.Н. Милюков был организатором и одним из лидеров блока. В его выступлениях все чаще подчеркивалось - Россия сможет победить в войне только при замене существующего правительства министерством, пользующимся доверием в широких массах. Насколько опасно в военное время «раскачивать лодку» и вызывать политическую нестабильность, никто не задумывался. Впрочем, анализируя в эмиграции свою деятельность в составе «Прогрессивного блока», Милюков высказывал недовольство:
«…В своей политической линии я не падал слишком низко, но зато и не поднимался слишком высоко. Я не мог особенно гордиться своей ролью…»
В 1915 году Павла Николаевича постигло глубокое личное горе - на фронте был убит его сын Сергей, добровольцем ушедший на войну в 1914 году. Душевное потрясение, вызванное потерей близкого человека, заставило Милюкова еще более энергично критиковать все происходящее на фронтах и в военном ведомстве.
Но и самих «властных верхах» дела обстояли неблагополучно. Весь 1916 год продолжалось то, что историки впоследствии назовут "министерской чехардой" - главы правительства без конца сменяли друг друга на этом посту - Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын. Царь пытался найти фигуру, которая примирила бы Думу с правительством, привела бы к согласию и совместной работе. Но найти такую значительную личность Николай II не мог...
Император Николай II на фронте
Павел Николаевич Милюков полностью сосредоточился на антиправительственной борьбе, явно претендуя на лидерство не только в Кадетской партии и Думе, но и в государстве. Либералы снова заговорили о создании "кабинета народного доверия", и каждый видел спасителем отечества себя, безответственно полагая, что задача ему вполне по плечам.
Но пока они, забыв об идейных расхождениях и личных амбициях, "сомкнув ряды", успешно "добивали" очередное правительство царских назначенцев... Думская сессия, начавшая работу 1 ноября 1916 года, показала эти настроения либералов со всей очевидностью. Тон на заседании задал будущий премьер Временного правительства, а в то время присяжный поверенный А.Ф. Керенский, депутат от Саратовской губернии и член фракции трудовиков. Как юрист он сумел построить свою антиправительственную речь вполне эффектно, хотя никаких доказательств предъявленным обвинениям не было.
"Связав великий народ по рукам и ногам, заткнув ему рот и завязав ему глаза, они бросили его под ноги сильного врага, а сами, закрывшись аппаратом военных положений, цензур, ссылок и других преследований, предпочитают в то же время исподтишка, как наемные убийцы, наносить удары. Где они - эти люди в правительстве (Керенский указал на присутствующих на заседании членов правительства и премьер-министра), подозреваемые, братоубийцы и трусы..."
И тут на трибуну поднялся Милюков. Его выступление было хорошо спланированной и подготовленной акцией. Потрясая какой-то газетой и ссылаясь на якобы помещенную в ней статью, он обвинил премьер-министра и других членов кабинета в воровстве и предательстве. Все военные поражения и экономические трудности Милюков приписал целенаправленной методичной разрушительной работе врагов отечества, окопавшихся на министерских постах и выше. Свое выступление Милюков перемежал одним и тем же рефреном, постоянно вопрошая: "Что это, глупость или измена?"
На что аудитория, причем, не только симпатизировавшие Милюкову депутаты, но и специально явившиеся представители оппозиции, хором скандировала: "Измена! Измена!" Все присутствующие находились в необычайной экзальтации и с восторгом наблюдали, как Милюков бросает гневные обвинения в лицо премьер-министру Штюрмеру.
Между тем, лидер "Прогрессивного блока" откровенно блефовал. Никаких сведений об "измене" кабинета министров у него не было, а действовать так Милюкова заставила исключительно политическая целесообразность. Впоследствии, работая в эмиграции над своими мемуарами, он попытался объяснить, что толкнуло его на столь неоднозначный поступок:
"Я говорил о слухах об "измене", неудержимо распространяющихся в стране, о действиях правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае предоставлял слушателям решить, "глупость" это "или измена". Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование - даже там, где сам я не был в нем вполне уверен. Эти места в моей речи особенно запомнились и широко распространились не только в русской, но и в иностранной печати".
Трезвомыслящие депутаты Государственной Думы оценивали выступление Милюкова достаточно жестко, как например депутат А. Ознобишин, писаший в эмиграции: «Вспоминая одну из наиболее преступных речей Милюкова, я бы спросил его же остроумными словами: «что это было − глупость или измена.» Я думаю, что это была и глупость, и измена плюс жажда власти».
Но мнение Ознобишина разделяли не все. Современные историки, изучая последствия этой политической акции, приходят к однозначным выводам: «Огромный отклик в обществе получила знаменитая речь Милюкова 1 ноября 1916 года. В ней он выступил против «партии, которая группируется вокруг молодой царицы», с прямыми обвинениями в адрес трона и правительства в военных провалах и гибельной для страны политике, заключая каждое из этих обвинений дерзким вопросом: «Что это, глупость или измена?»
Речь Милюкова, как и вся деятельность его партии, внесла свой вклад в ту кампанию по дискредитации монаршей четы, царского правительства и существующего режима, которая явилась главной пружиной взрыва, потрясшего Россию в феврале 1917 года».
Премьер-министр Б.В. Штюрмер был глубоко оскорблен, собирался подать на Милюкова в суд. Но Николай II, видя что премьер совершенно деморализован, отправил его в отставку. Хрупкое общественное равновесие рухнуло. Назначение премьер-министром А.Ф. Трепова успокоить кипевшие в империи страсти уже не смогло.
Ожидание возможного переворота в конце 1916 года буквально витало в воздухе. По словам А.Ф. Керенского, П.Н. Милюков был в то время убежден, что при любом развитии событий лидеры «Прогрессивного блока» окажутся востребованными в качестве руководства страны.
«Целью встречи [руководителей «Прогрессивного блока» в сентябре 1916 года] было обсуждение вопроса о том, какие меры следует предпринять перед лицом того очевидного факта, что Россия стоит перед угрозой общенационального восстания. Все они согласились с тем, что «Прогрессивный блок» должен предпринять немедленные меры для предотвращения революции снизу. Наибольший интерес представляют замечания, сделанные Милюковым, который заявил, что долг блока - не участвовать в восстании, а ожидать его результатов. Он предвидел два возможных результата: либо верховная власть вовремя одумается и обратится к блоку с просьбой сформировать правительство; либо победит революция, и победители, не обладающие опытом правления, попросят блок сформировать правительство уже от их имени. В поддержку своих доводов он сослался на Французскую революцию 1848 года», - рассказывал Керенский.
16 декабря 1916 года П.Н. Милюков выступил на заседании Думы со следующим утверждением:
«Господа, свершилось то, чего мы хотели и к чему стремились: страна признала нас своими вождями».
Февраль 1917 года
В февральских событиях 1917 года П.Н.Милюков принимал самое активное участие. Исторические события этого периода тесно связаны с его именем.
Продолжение следует.