Сивцев Вражек век назад
На фотографии 1913 года - завершающая часть переулка Сивцев Вражек, выходящая к Денежному переулку.
Название Сивцев Вражек известно даже тем, кто не бывал в Москве, по литературе.Оно упомянуто в произведениях Льва Толстого, Пастернака, Булгакова, Ильфа и Петрова, Каверина, Кира Булычева и многих других. Писатель-эмигрант Михаил Осоргин, покинувший Россию после революции, в своем романе "Сивцев Вражек, описал революционные события в Москве, увиденные глазами членов проффессорской семьи, проживающей в этих местах, и их друзей...
Правда, в книгах чаще описывали уютные старомосковские особнячки Сивцева Вражка, а его, как и всю Москву, захватил в начале 20 века строительный бум. Старые особнячки сносили, на их месте быстро появлялись многоквартиные доходные дома, как правило шестиэтажные, с комфортабельными квартирами, оснащенными всеми бытовыми достижениями цивилизации...
Правда, узкие переулки, строящиеся когда-то как район "дворянских гнезд", с новыми домами становились похожими на ущелья. И вообще по мнению тогдашних москвичей, разрушали весь уют и всю прелесть московской жизни. то очень остро чувствовала Марина Цветаева, в 1911 году поселившаяся в Сивцевом Вражке в нескольких кварталах от места, изображенного на фотографии, в одном из таких шестиэтажных, только что построенных домов.
Дом Марины Цветаевой (Сивцев Вражек, 19) в окружении домов советской постройки.
Фото 2000-х годов.
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах...
........
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, -
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы - их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Марина Цветаева
Восемнадцатилетняя Марина познакомилась с семнадцатилетним Сергеем Эфроном в Коктебеле у Волошина. Вернувшись в Москву, юные и влюбленные Марина и Сергей решают жить вместе. Для начала ХХ века это было очень смелым решением - так просто взять и поселиться вместе. Из отчего дома в Трехпрудном переулке Марина переезжает в Сивцев Вражек, в "огромную, неютную квартиру" на верхнем шестом этаже только что отстроенного дома (архитектор Н.И. Жерихов).
Вместе с юными влюбленными переезжают сестры Сергея - Вера и Лиля (Елизавета) Эфрон, потом к ним присоединилась мать Макса Волошина Елена Оттобальдовна, прозванная молодежью Пра ("Праматерь"). Здесь же останавливался Волошин, приезжая в Москву. Он прозвал квартиру в Сивцевом Вражке "обормотником".
Сестра Марины, Анастасия с мужем Борисом Трухачевым, тоже примкнули к "обормотнику". Множество молодых представителей московской богемы здесь бывало, ночевало, поселялось надолго или просто толклось с утра до ночи в веселой компании "обормотов", участвуя в их розгрышах, веселых мистификациях, играх и творческих поисках. Бытовыми вопросами распоряжалась Пра, называвшая себя "старой обормотской пастушкой".
Марина Цветаева и Сергей Эфрон
"У меня большое окно с видом на Кремль, - писала Марина Цветаева Волошину в октябре 1911 года из дома в Сивцевом Вражке. - Вечером я ложусь на подоконник и смотрю на огни домов и темные силуэты башен. Наша квартира начала жить. Моя комната темная, тяжелая, нелепая и милая. Большой книжный шкаф, большой письменный стол, большой диван - все увесистое и громоздкое. На полу глобус и никогда не покидающие меня сундук и саквояжи. Я не очень верю в свое долгое пребывание здесь, очень хочется путешествовать! Со многим, что мне раньше казалось слишком трудным, невозможным для меня, я справилась и со многим еще буду справляться! Мне надо быть очень сильной и верить в себя, иначе совсем невозможно жить!"
Вскоре после венчания у Марины и Сергея возникла идея обзавестись собственным жильем для семейного гнезда. Марина любила старые дома, старинные вещи, старомодные наряды прошлого века. И искать она стала не комфортабельную квартиру в модной новостройке, а уютный обжитой особнячок, чем-то похожий на дома ее отца в Трехпрудном переулке и деда в 1-ом Неопалимовском переулке.
Марина, Ася и Сергей в доме Цветаевых в Трехпрудном переулке
Но вернемся к фотографии Сивцева Вражка в 1913 году...
На ней мы как раз и видим два новых многоквартирных дома - слева постройки 1906 года, архитектор Г.К. Олтржевский; справа - 1912 года постройки, архитектор Д.М. Челищев. Сам Челищев здесь сразу же и поселился, арендовав у владелицы одну из лучших квартир. В 1920 годах квартиру А.Р. Изрядновой, проживавшей в этом доме, часто посещал Сергей Есенин.
В доме слева проживала старшая дочь художника Нестерова Ольга. А после революции к дочери перебрался и сам художник.
Портрет дочери Ольги. 1905 год
Ольга была дорога отцу по-особому.
В 1886 году родами умерла любимая жена Нестерова Маша, на которой художник женился наперекор всему, и в частности - воле родителей. И он остался с грудным, болезненным ребенком на руках. Нестеров писал:
"Было тогда воскресенье, Троицын день, ясный, солнечный. В церкви шла служба, а рядом, в деревянном домике прощалась с жизнью, со мной, со своей Олечкой, с маленькой Олечкой, как она звалась заранее, моя Маша. Я был тут и видел, как минута за минутой приближалась смерть. Вот жизнь осталась только в глазах, в той светлой точке, которая постепенно заходила за нижнее веко, как солнце за горизонт. Ещё минута, и всё кончилось.
Я остался с моей Олечкой, а Маши уже не было, не было и недавнего счастья, такого огромного, невероятного счастья. Красавица Маша осталась красавицей, но жизнь ушла. Наступило другое, страшное, непонятное. Как пережил я эти дни, недели, месяцы?"
Родители помогли ему выходить девочку. Но она еще не раз оказывалась на грани жизни и смерти. В институте благодородных девиц, где училась Ольга, случилась вспышка скарлатины, дочь художника заразилась, едва не умерла и потом еще пять месяцев не могла справиться с тяжелейшим осложнением на почки после болезни.
Но в 1905 году на Ольгу, еще не достигшую двадцатилетия, вновь навалилась болезнь. В 1906 году ей сделали сложную операцию (трепанацию черепа), для чего пришлось обрить половину головы... Именно тогда Нестеров и стал работать над "Амазонкой", на которой Ольга предстала здоровой, изящной, красивой... Но ее лицо не похоже на наивную юную мордашку - эта девушка много страдала и заглянула в лицо смерти. И ярко-красная шапочка на ее голове своим кровавым цветом напоминает о страшных испытаниях, выпавших на ее долю.
Амазонка. Портрет дочери Ольги, 1906 год
Перед революцией Нестеров был всеми признанным художником. Он был снова женат, имел детей, создал множество прекрасных картин, делал росписи в прославленных храмах - Владимирском соборе Киева, Марфо-Мариинской обители милосердия и множестве других, получал разнообразные награды за свое творчество - от медали Всемирной Парижской выставки до медалей Петербургской академии художеств, был удостоен звания академика художеств. Поселился он в одном из престижнейших московских домов - доме князя Щербатова на Новинском бульваре.
Дом князя Щербатова в начале 1917 года
Дом этот был знаменит не только тем, что в нем были просторные и очень комфортабельные квартиры, но и тем, что владелец дома подбирал жильцов так, чтобы все они оказались интересными, умными, творческими людьми и их совместное проживание в одном доме не было бы никому в тягость. У Нестерова здесь имелась не только жилая квартира, но и мастерская для работы - его творчество требовало уединения и сосредоточенности.
Неподалеку, в Сивцевом Вражке поселилась любимая дочь художника Ольга. Путь друг к другу в гости составлял всего 10 минут неспешной прогулки.
Революция все в жизни художника изменила. Дом на Новинском бульваре приглянулся новым властям и жильцов стали выкидывать на улицу. Нестеров тоже вскоре остался без квартиры.
Вот как он сам рассказывал об этих событиях: "Нас стали выселять из домов, квартир. Я, как художник, держался дольше других на своем Новинском. Затем наш дом был занят Реввоенсоветом, и в моей квартире разместилось юрисконсульство совета. Я был внедрен в мастерскую". При этом "внедрении" матросы, занявшие по распоряжению Троцкого квартиру художника, часть его работ и вещей просто выкинули на улицу как ненужный хлам. Но мытарства Нестерова на этом не закончились. Его семья еще в сентябре 1917 года, накануне переворота, выехала в Армавир к родственникам "подкормиться" - в Москве уже были перебои со снабжением. Последующие события надолго разлучили художника с близкими. Отправившись на юг, чтобы вывезти семью домой, Нестеров не сразу смог вернуться - все родные и он сам тяжело переболели (тиф, испанка), потом фронт гражданской войны отрезал путь в Москву.
Многие знакомые Нестеровых уезжали в то время за границу. Нестеров покидать родину не хотел. Он рвался в Москву, еще не зная, что там найдет. "Вернувшись в 20-м году с юга, я не нашел от своего добра ничего. Квартира и все, что было в ней, погибло. Погибло и все остальное, что было заработано упорным трудом за 30 с лишним лет. Такова воля Божия", - писал Нестеров в письме к знакомому.
Самое страшное, что погибло около 400 работ художника - рисунков, эскизов, этюдов, картин... Погибли библиотека, сейфы с памятными вещами. Похитители, вероятно, рассчитывали найти в них сокровища, но сам Нестеров о содержимом этих сейфов писал так: "...Там много ценного, все медали, весь архив семейный, масса дорогих писем. А в мастерской, во взломанных столах пропали ценные маленькие эскизы - мысли и все добро, собранное за жизнь. Все попытки что-нибудь найти, повторяю, не привели ни к чему, если не считать остатков мебели - в самом жалком виде вернули мне недавно". Вряд ли письма, эскизы и архивы художника представляли интерес для тех, кто потрошил сейфы и взламывал ящики столов. Ценностью они были бы для самого Нестерова. К счастью, кое-что из творческого наследия художника все же сохранилось - то, что Нестеров, выезжая из Москвы, побоялся оставить дома. Лучшие картины мастер передал под расписку в хранилища музеев. Но эти работы оказались национализированными вместе с музейными фондами; они уцелели, но художник больше не имел на них прав.
Кое-что Нестеров перед отъездом раздал друзьям на сохранение - тут тоже в силу обстоятельств уцелело далеко не все.
Нестеров с семьей в прямом смысле оказался без крыши над головой. Потерявший опору в жизни, оскорбленный и разочарованный, художник нашел приют в квартире своей дочери Ольги и зятя Виктора Шретера (Сивцев Вражек, дом № 43). Нестеров вынужден был принять их приглашение, полагая, что это временно, что он сможет где-то устроиться, но, увы... "Квартирный вопрос", обострившийся с приходом большевиков к власти, так никогда и не был в Москве разрешен. Свободно арендовать большую просторную квартиру стало отныне невозможно. Хуже того, и достойных заработков у пожилого художника больше не было.
"Сейчас мое положение, - писал Нестеров в одном из писем друзьям, - как и у всех художников, т.е., критическое: картины никому не нужны. Современный богатый человек предпочитает хорошо покушать, поиграть. Супруги этих господ наряжаются, как никогда, веселятся - до художества ли тут... Я живу в квартире старшей дочери... Работаю много, все "впрок". Кому-нибудь в отдаленном будущем, м.б. пригодится".
Во время жизни в Сивцевом Вражке портретирование продолжало оставаться важнейшим делом Нестерова. Но работать над портретами Нестеров любил в гостях у тех, кого писал, либо на природе - во-первых, человека можно было изобразить в естественной для него обстановке, а во-вторых, дома, в страшной тесноте работать было просто-напросто неудобно. В Сивцевом Вражке у него не только не было мастерской, не было даже места для работы ("...Пишу около печки на расстоянии 2-3 аршин", - рассказывал Нестеров знакомым), не было средств, в том числе и материальных, для нормального существования.
У Ольги с мужем был маленький ребенок (девочка родилась в 1918 году), да и отец поселился у нее вместе с женой и четырьмя детьми, юношеского и подросткового возраста... Но семья жила дружно, гостеприимно (друзья вспоминали, что всех пришедших сразу приглашали к столу, даже если при послереволюционной скудости гостям можно было подать только чай с сухарями). Ольга пыталась материально поддерживать семью отца, но ее жалованье в Румянцевской (позже Ленинской) библиотеке было смехотворным - 2,5 советских червонца. Однако, несмотря на все неурядицы, проблемы и отсутствие мастерской, Нестеров много работал и дома...
В 1929 году в семью художника пришла беда. Первый муж его дочери Наташи, литературовед-пушкинист Михаил Дмитриевич Беляев был арестован. Ему грозил расстрел и только благодаря самоотверженным хлопотам и просьбам Нестерова его зятю удалось избежать гибели. Беляев отправился в ссылку...
1937 год оказался особенно страшным для Нестеровых. Был арестован еще один зять художника Виктор Шретер, муж Ольги. Видный юрист, профессор Московского университета, он был обвинен в шпионаже и через год расстрелян (стоит ли говорить, что в 1950-х годах его посмертно реабилитировали за отсутствием состава преступления). В 1938 году арестовали и Ольгу, уже немолодую и с ранней юности нездоровую женщину. И сам Нестеров был арестован, правда в тюрьме его продержали всего две недели, выбивая показания... Нестеров всю жизнь гордился, что очень ловко спрятал в ванной компрометирующие документы (например, протоколы заседаний философского общества памяти Владимира Соловьева), которые могли стать для него смертным приговором. При обысках их не нашли... Но можно себе представить, что чувствовал 76-летний художник, когда его вели в камеру и подвергали оскорблениям и допросам.
Жил художник по-прежнему в Сивцевом Вражке, в квартире расстрелянного зятя. Его близкие - жена и дочери - очень страдали из-за того, что к ним стали относиться как к родственникам "врагов народа" (а это было связано с повседневными унижениями и хамством), но сам Нестеров старался не обращать на это внимания.
Религиозная живопись Нестерова этого периода мало известна. Конечно, художник не отказался от любимой темы, но его произведения, связанные с православной тематикой, в советское время нельзя было экспонировать, и они осели где-то в частных собраниях и закрытых музеях, например, в коллекции Духовной Академии в Троице-Сергиевой Лавре.
Всадники. Легенда. 1930-е годы
Арест Ольги принес такие мучения, от которых старый художник так и не смог оправиться. Нестеров стал тяжело болеть... Начавшаяся война сломила его окончательно. И слишком позднее признание со стороны официальных властей его не радовало. В 1941 году Нестеров получил Сталинскую премию за портрет академика Павлова (хотя написан портрет был в 1935 году, за шесть лет до того). В том же году из лагеря выпустили Ольгу Михайловну. Вернулась она инвалидом, и уже не могла ходить без костылей.
Жизнь семьи в военное время была тяжелой. Скудные пайки, отсутствие тепла, бомбежки... Металлическая печка-буржуйка с трубой, тянущейся через всю комнату, согревала ее плохо. Больной художник уже не вставал, лежал в постели в шапочке, в перчатках, мерз и страдал - из-за собственного горя и горя своей страны. В 1942 году его не стало. Незадолго до смерти в связи с восьмидесятилетием он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и стал заслуженным деятелем искусств РСФСР. Поздно, слишком поздно признали его талант...
Овдовевшая Наташа в 1945 году вышла замуж за сына близкого друга Нестерова, философа Сергея Булгакова Федора Сергеевича. Если бы отец об этом узнал, наверное, порадовался бы.
А в перспективе Сивцева Вражка теперь видна одна из знаменитых московских высоток - здание МИД на Смоленской площади, построенное в 1950-51 году.
Обратная сторона высотного дома не такая парадная как фасад, выходящий на площадь. Но у коллектива архитекторов, и прежде всего - у его руководителей В.Г. Гельфрейха и М.А. Минкуса, работавших в 1940-х годах над проектом здания МИД, была идея оформить "тылы" постройки не менее торжественно. А главное - прорубить к высотке широкий проспект от Кропоткинской прямо по арбатским переулкам. Это было уже решено и согласовано, но из-за перемен, случившихся в 1953 году, реализовать свой план архитекторы не успели. Изменилось слишком многое, в том числе - отношение к сталинским высоткам, воплощавшим "архитектурные излишества", и их городскому окружению. Поскольку именно Гельфрейх был одним из авторов помпезного проекта послевоенной перестройки Крещатика в Киеве (над этим проектом он также работал в 1940-х годах), можно представить, какие идеи были заложены в гипотетический облик нового проспекта в Москве.
За прошедшие годы отношение к сталинским высоткам снова поменялось - их научились ценить. Но то, что не состоялся варварский снос огромного количества исторических и архитектурных памятников в арбатских переулках, коренных москвичей всегда радовало.
Фото 1970-х годов...
Здание МИД от Сивцева Вражка и Денежного переулка