Кем был господин Керенский? Часть 2
Продолжение. Часть 1 см. http://eho-2013.livejournal.com/140284.html
Через знакомых и родственников жены, вращавшихся в кругах социалистов, Керенский установил связь с одним из членов Боевой организации, соратником эсера Савинкова Борисом Моисеенко.
Вот как сам Керенский описывал встречу с сестрой Моисеенко, оказавшей ему посреднические услуги в деле:
«Когда через несколько дней мы встретились в уютном ресторанчике неподалеку от Невского проспекта, я попросил ее организовать мне встречу с ее братом, у которого я намеревался попросить разрешения принять участие в их заговоре против царя. Разговор, который мы вели шепотом, длился весьма долго. Поначалу она наотрез отказалась и даже встала, чтобы уйти, однако я уговорил ее остаться. Должно быть, я проявил несвойственную мне настойчивость, поскольку в конце концов она со слезами на глазах согласилась».
Встреча с Моисеенко состоялась, причем оба заговорщика соблюдали строжайшую конспирацию и бдительно следили, нет ли за ними «хвостов».
Керенский обратился с просьбой о вступлении в ряды террористической организации для подготовки покушения на царя, Моисеенко обещал дать ответ через несколько дней. К разочарованию Александра Федоровича, его просьбу отклонили. «Несколькими днями позднее в тот же час и на том же углу, проходя мимо меня он [Моисеенко] проговорил, не поворачивая головы: «Ничего не получится».
Александр Керенский
Между тем весной 1905 года у супругов Керенских родился сын Олег, но молодому отцу было не до того - он всерьез занялся политикой, пропадал на собраниях и митингах, писал "письма протеста"... Весь быт и заботы о ребенке легли на плечи его юной жены.
Через непродолжительное время Александр Керенский был арестован.
Формальным поводом к аресту послужило то, что Керенский сотрудничал с эсеровским политическим бюллетенем «Буревестник», где печатались статьи экстремистского характера. После того, как очередной номер издания был конфискован полицией, в квартире молодого журналиста Керенского произвели обыск и обнаружили у него листовки, составленные от имени некой «Организации вооруженного восстания»…
Александр Федорович всю жизнь считал этот арест проявлением величайшей несправедливости, нарушившей нормальное течение его жизни. «Приближалось Рождество, - вспоминал он в эмиграции, - и я с удовольствием предвкушал возможность отдохнуть от лихорадочной журналистской деятельности и спокойно провести праздники в кругу семьи. Но поздно вечером 21 декабря, когда мы с женой наряжали для нашего восьмимесячного сына рождественскую елку, раздался звонок в дверь. Одновременно постучали в дверь черного хода. Это могла быть только полиция».
В годы революции Керенскому довелось снова встретиться с Моисеенко, и эта встреча должна была многое объяснить…
«Спустя 12 лет судьба вновь свела меня с Борисом Моисеенко. После объявления всеобщей амнистии он возвратился в Россию и стал на фронте одним из лучших моих комиссаров. Вспоминая о тех двух нелегальных встречах зимой 1905 года, я спросил, как ему удалось в столь краткое время получить ответ от заграничного центра его партии. «А я и не обращался за границу. В то время в городе как раз находился Азеф, лично он и отклонил вашу просьбу».
Евно Азеф
К тому времени всем политическим деятелям левого толка было хорошо известно, что Азеф - полицейский провокатор, весьма широко информировавший свое начальство о мельчайших событиях в партии и, особенно, в террористической Боевой организации. И все же Керенскому, профессиональному юристу, так никогда и не пришло в голову, что полиция, узнав о намерениях начинающего террориста, могла арестовать человека, готового пойти на убийство главы государства, и продержать его несколько месяцев в тюрьме в качестве превентивной меры. Он сделал иные выводы: «полицейский агент, находившийся в руководстве партии, намеренно отпугивал от революционной деятельности людей, которые готовы были пожертвовать собой во имя дела».
В тюрьме Керенский оказался в одиночной камере. Но в умывальной комнате ему удалось быстро установить контакт с товарищами по несчастью и получить от них таблицу с азбукой Морзе. Перестукиваясь с соседями, он узнавал новости и устанавливал дружеские связи. Заключение вообще отличалось весьма мягкими условиями.
Керенский вспоминал: «Тюремные правила не отличались особой строгостью. Так, например, родственникам разрешалось передавать политическим заключенным продукты питания и сладости, а также в неограниченном количестве книги. Книги также можно было брать из прекрасной тюремной библиотеки. Как это не покажется странным, я почти наслаждался своим тюремным заключением, которое предоставляло время для размышлений, для анализа прожитой жизни, для чтения сколько душе угодно. Дополнительное удовольствие доставляло общение и обмен новостями…»
Тем не менее, вскоре Александр Керенский решил объявить голодовку, полагая, что это привлечет внимание общественности. Увы, широкого резонанса в политических кругах его акция не вызвала.
А жена с восьмимесячным ребенком на руках почти ежедневно отправлялась с передачами в тюрьму, чтобы обеспечить мужу относительный комфорт, и хлопотала "по инстанциям", добиваясь его освобождения.
Тюрьма "Кресты" в Санкт-Петербурге
В период избирательной кампании в I Государственную Думу Александр Федорович еще находился в тюрьме.
«Мы, политические заключенные, сидевшие в Крестах, участвовали в избирательной кампании лишь мысленно, однако, затаив дыхание, следили за развитием событий», - писал он. Заключенные ожидали, что в честь открытия Думы в стране будет объявлена амнистия, но этого не произошло.
И все же в день, когда первые депутаты должны были проследовать по набережной Невы от Таврического дворца до Зимнего на прием к царю, все заключенные «Крестов» в нарушение правил прильнули к окнам. «И когда сотни депутатов шли мимо, направляясь к Зимнему дворцу, мы стали размахивать всем, чем ни попадя - носовыми платками, полотенцами, наволочками, громко крича: «Да здравствует амнистия!» Вряд ли кто из депутатов мог услышать нас, но они видели нас и некоторые помахали в ответ и что-то прокричали в знак приветствия, - писал Керенский. - Не стану останавливаться на истории I Думы, которая получила название «Дума народного гнева». (…) Саму Думу я видел из окна тюремной камеры, а о ее кратковременной деятельности узнал только из газет».
По окончании недолгого тюремного заключения последовала столь же недолгая ссылка в Ташкент, где по-прежнему жили родители Керенского (жена с годовалым сыном, естественно, сопровождала его в ссылку). Уже в августе 1906 года он смог вернуться в столицу империи. Его возвращение совпало с покушением на П.А. Столыпина, когда эсерами-максималистами была взорвана дача премьер-министра на Аптекарском острове. Погибло 32 человека, включая малолетних детей, свыше двадцати человек, в том числе сын и дочь Столыпина, были тяжело ранены.
Керенский в книге воспоминаний лишь сухо напоминает читателям об этом теракте, избегая каких-либо комментариев. Превозносить «героев революции», убивавших десятки невинных людей, по прошествии времени, когда схлынул дурман экстремистских идей, было бы странно, но близость Керенского к эсеровским кругам и полное внутреннее одобрение их идей не позволили ему выразить осуждение этой дикой акции.
Личность премьер-министра П.А. Столыпина Керенский оценивал неоднозначно, в отличие от многих других политиков левого толка, воспринимавшим премьер-министра однозначно - «вешатель», «душитель»…
Керенский в своих воспоминаниях писал: «Я всегда выступал против Столыпина и тех, кто поддерживал его. Его тактический лозунг «Вначале умиротворение страны, а затем реформы», казался мне не только ошибочным, но и крайне опасным для судеб страны. (…) Однако, несмотря на тактические ошибки и даже преступления, возможно, допущенные правительством Столыпина, остается фактом, что в его намерения не входило ни восстановление абсолютизма, ни уничтожение народного представительства - он стремился лишь к установлению в России консервативной, но строго конституционной монархии.
Его мечтой была могучая, централизованная империя, экономически здоровая и культурно развитая. «Вы хотите великих перемен, - сказал Столыпин, обращаясь к левому, наполовину социалистическому большинству II Думы. - А я хочу великую Россию».
Память несколько подвела Александра Федоровича, в своей знаменитой речи Столыпин произнес не "Я хочу...", а "Нам нужна великая Россия", и речь шла не о переменах, а о потрясениях. И тяжелых потрясений, увы, России в ХХ веке избежать не удалось. Но, анализируя «фатальные ошибки» Столыпина, Керенский забывает о собственных - оказавшись у руля государственной власти в 1917 году, он принялся проводить радикальные реформы без какого бы то ни было «умиротворения страны», и вскоре сам, вместе с коллегами-министрами Временного правительства был сметен поднявшейся в России бурей.
Но это еще отдаленное будущее - начиная с 1906 года Керенский как адвокат выступал на громких политических процессах, к тому же заключение и ссылка сделали его уважаемым человеком в революционных кругах. В 1907 году у Керенских родился второй сын Глеб. Но семья значила для Александра Федоровича все так же мало. Он быстро снискал славу хорошего защитника.
Это принесло ему не просто известность, но и широкую популярность в общественных кругах и позволило добиваться избрания в IV Государственную Думу.
Продолжение следует.
Через знакомых и родственников жены, вращавшихся в кругах социалистов, Керенский установил связь с одним из членов Боевой организации, соратником эсера Савинкова Борисом Моисеенко.
Вот как сам Керенский описывал встречу с сестрой Моисеенко, оказавшей ему посреднические услуги в деле:
«Когда через несколько дней мы встретились в уютном ресторанчике неподалеку от Невского проспекта, я попросил ее организовать мне встречу с ее братом, у которого я намеревался попросить разрешения принять участие в их заговоре против царя. Разговор, который мы вели шепотом, длился весьма долго. Поначалу она наотрез отказалась и даже встала, чтобы уйти, однако я уговорил ее остаться. Должно быть, я проявил несвойственную мне настойчивость, поскольку в конце концов она со слезами на глазах согласилась».
Встреча с Моисеенко состоялась, причем оба заговорщика соблюдали строжайшую конспирацию и бдительно следили, нет ли за ними «хвостов».
Керенский обратился с просьбой о вступлении в ряды террористической организации для подготовки покушения на царя, Моисеенко обещал дать ответ через несколько дней. К разочарованию Александра Федоровича, его просьбу отклонили. «Несколькими днями позднее в тот же час и на том же углу, проходя мимо меня он [Моисеенко] проговорил, не поворачивая головы: «Ничего не получится».
Александр Керенский
Между тем весной 1905 года у супругов Керенских родился сын Олег, но молодому отцу было не до того - он всерьез занялся политикой, пропадал на собраниях и митингах, писал "письма протеста"... Весь быт и заботы о ребенке легли на плечи его юной жены.
Через непродолжительное время Александр Керенский был арестован.
Формальным поводом к аресту послужило то, что Керенский сотрудничал с эсеровским политическим бюллетенем «Буревестник», где печатались статьи экстремистского характера. После того, как очередной номер издания был конфискован полицией, в квартире молодого журналиста Керенского произвели обыск и обнаружили у него листовки, составленные от имени некой «Организации вооруженного восстания»…
Александр Федорович всю жизнь считал этот арест проявлением величайшей несправедливости, нарушившей нормальное течение его жизни. «Приближалось Рождество, - вспоминал он в эмиграции, - и я с удовольствием предвкушал возможность отдохнуть от лихорадочной журналистской деятельности и спокойно провести праздники в кругу семьи. Но поздно вечером 21 декабря, когда мы с женой наряжали для нашего восьмимесячного сына рождественскую елку, раздался звонок в дверь. Одновременно постучали в дверь черного хода. Это могла быть только полиция».
В годы революции Керенскому довелось снова встретиться с Моисеенко, и эта встреча должна была многое объяснить…
«Спустя 12 лет судьба вновь свела меня с Борисом Моисеенко. После объявления всеобщей амнистии он возвратился в Россию и стал на фронте одним из лучших моих комиссаров. Вспоминая о тех двух нелегальных встречах зимой 1905 года, я спросил, как ему удалось в столь краткое время получить ответ от заграничного центра его партии. «А я и не обращался за границу. В то время в городе как раз находился Азеф, лично он и отклонил вашу просьбу».
Евно Азеф
К тому времени всем политическим деятелям левого толка было хорошо известно, что Азеф - полицейский провокатор, весьма широко информировавший свое начальство о мельчайших событиях в партии и, особенно, в террористической Боевой организации. И все же Керенскому, профессиональному юристу, так никогда и не пришло в голову, что полиция, узнав о намерениях начинающего террориста, могла арестовать человека, готового пойти на убийство главы государства, и продержать его несколько месяцев в тюрьме в качестве превентивной меры. Он сделал иные выводы: «полицейский агент, находившийся в руководстве партии, намеренно отпугивал от революционной деятельности людей, которые готовы были пожертвовать собой во имя дела».
В тюрьме Керенский оказался в одиночной камере. Но в умывальной комнате ему удалось быстро установить контакт с товарищами по несчастью и получить от них таблицу с азбукой Морзе. Перестукиваясь с соседями, он узнавал новости и устанавливал дружеские связи. Заключение вообще отличалось весьма мягкими условиями.
Керенский вспоминал: «Тюремные правила не отличались особой строгостью. Так, например, родственникам разрешалось передавать политическим заключенным продукты питания и сладости, а также в неограниченном количестве книги. Книги также можно было брать из прекрасной тюремной библиотеки. Как это не покажется странным, я почти наслаждался своим тюремным заключением, которое предоставляло время для размышлений, для анализа прожитой жизни, для чтения сколько душе угодно. Дополнительное удовольствие доставляло общение и обмен новостями…»
Тем не менее, вскоре Александр Керенский решил объявить голодовку, полагая, что это привлечет внимание общественности. Увы, широкого резонанса в политических кругах его акция не вызвала.
А жена с восьмимесячным ребенком на руках почти ежедневно отправлялась с передачами в тюрьму, чтобы обеспечить мужу относительный комфорт, и хлопотала "по инстанциям", добиваясь его освобождения.
Тюрьма "Кресты" в Санкт-Петербурге
В период избирательной кампании в I Государственную Думу Александр Федорович еще находился в тюрьме.
«Мы, политические заключенные, сидевшие в Крестах, участвовали в избирательной кампании лишь мысленно, однако, затаив дыхание, следили за развитием событий», - писал он. Заключенные ожидали, что в честь открытия Думы в стране будет объявлена амнистия, но этого не произошло.
И все же в день, когда первые депутаты должны были проследовать по набережной Невы от Таврического дворца до Зимнего на прием к царю, все заключенные «Крестов» в нарушение правил прильнули к окнам. «И когда сотни депутатов шли мимо, направляясь к Зимнему дворцу, мы стали размахивать всем, чем ни попадя - носовыми платками, полотенцами, наволочками, громко крича: «Да здравствует амнистия!» Вряд ли кто из депутатов мог услышать нас, но они видели нас и некоторые помахали в ответ и что-то прокричали в знак приветствия, - писал Керенский. - Не стану останавливаться на истории I Думы, которая получила название «Дума народного гнева». (…) Саму Думу я видел из окна тюремной камеры, а о ее кратковременной деятельности узнал только из газет».
По окончании недолгого тюремного заключения последовала столь же недолгая ссылка в Ташкент, где по-прежнему жили родители Керенского (жена с годовалым сыном, естественно, сопровождала его в ссылку). Уже в августе 1906 года он смог вернуться в столицу империи. Его возвращение совпало с покушением на П.А. Столыпина, когда эсерами-максималистами была взорвана дача премьер-министра на Аптекарском острове. Погибло 32 человека, включая малолетних детей, свыше двадцати человек, в том числе сын и дочь Столыпина, были тяжело ранены.
Керенский в книге воспоминаний лишь сухо напоминает читателям об этом теракте, избегая каких-либо комментариев. Превозносить «героев революции», убивавших десятки невинных людей, по прошествии времени, когда схлынул дурман экстремистских идей, было бы странно, но близость Керенского к эсеровским кругам и полное внутреннее одобрение их идей не позволили ему выразить осуждение этой дикой акции.
Личность премьер-министра П.А. Столыпина Керенский оценивал неоднозначно, в отличие от многих других политиков левого толка, воспринимавшим премьер-министра однозначно - «вешатель», «душитель»…
Керенский в своих воспоминаниях писал: «Я всегда выступал против Столыпина и тех, кто поддерживал его. Его тактический лозунг «Вначале умиротворение страны, а затем реформы», казался мне не только ошибочным, но и крайне опасным для судеб страны. (…) Однако, несмотря на тактические ошибки и даже преступления, возможно, допущенные правительством Столыпина, остается фактом, что в его намерения не входило ни восстановление абсолютизма, ни уничтожение народного представительства - он стремился лишь к установлению в России консервативной, но строго конституционной монархии.
Его мечтой была могучая, централизованная империя, экономически здоровая и культурно развитая. «Вы хотите великих перемен, - сказал Столыпин, обращаясь к левому, наполовину социалистическому большинству II Думы. - А я хочу великую Россию».
Память несколько подвела Александра Федоровича, в своей знаменитой речи Столыпин произнес не "Я хочу...", а "Нам нужна великая Россия", и речь шла не о переменах, а о потрясениях. И тяжелых потрясений, увы, России в ХХ веке избежать не удалось. Но, анализируя «фатальные ошибки» Столыпина, Керенский забывает о собственных - оказавшись у руля государственной власти в 1917 году, он принялся проводить радикальные реформы без какого бы то ни было «умиротворения страны», и вскоре сам, вместе с коллегами-министрами Временного правительства был сметен поднявшейся в России бурей.
Но это еще отдаленное будущее - начиная с 1906 года Керенский как адвокат выступал на громких политических процессах, к тому же заключение и ссылка сделали его уважаемым человеком в революционных кругах. В 1907 году у Керенских родился второй сын Глеб. Но семья значила для Александра Федоровича все так же мало. Он быстро снискал славу хорошего защитника.
Это принесло ему не просто известность, но и широкую популярность в общественных кругах и позволило добиваться избрания в IV Государственную Думу.
Продолжение следует.