О красоте: к метаморфозам восприятия
Только на дурацком пятьдесят седьмом году, когда всё уже, казалось бы, должно пылью покрыться, вдруг остро и безусловно чувствуешь связь красоты (в самом простом её смысле - видимой глазом) и счастья, едва ли не тождественность их, а может, и просто - тождественность. Промучившая всю молодость своей невместимостью, недостижимостью, незаслуженностью и незаслуживаемостью и т.п., - красота вдруг взяла и объявила свою безусловную природу, своё прямое и кратчайшее, до рефлексий, - она не нуждается в рефлексии, - физическое, телесное воздействие: прямо бьёт в сердцевину человека и создаёт ему состояние мгновенного острого счастья, нисколько не заботясь о том, готов ли он, заслужил ли, может ли вместить и вынести или нет.
Ну или, может быть, некоторым не лишённым парадоксальности образом в определённом, далёком от начала возрасте уже позволяешь себе быть беззащитным и принимаешь свою беззащитность, не надеясь это преодолеть.
Есть такие специальные дни (и места) для переживания красоты, - ну, то есть, культура её воздействие как-то канализирует, вводит в русла, - но сильнее и сокрушительнее всего она, известное дело, воздействует тогда, когда «настигает мгновенно, врасплох», беря человека беззащитным.
Ну или, может быть, некоторым не лишённым парадоксальности образом в определённом, далёком от начала возрасте уже позволяешь себе быть беззащитным и принимаешь свою беззащитность, не надеясь это преодолеть.
Есть такие специальные дни (и места) для переживания красоты, - ну, то есть, культура её воздействие как-то канализирует, вводит в русла, - но сильнее и сокрушительнее всего она, известное дело, воздействует тогда, когда «настигает мгновенно, врасплох», беря человека беззащитным.