С детством - пусть даже неоправданно, это психологические механизмы так зачем-то работают, имея на то свои резоны - в воспоминаниях о нём едва ли не автоматически связываются чувства надёжности, защищённости, самоочевидности (совпадения тогдашних случайных впечатлений с самим естеством вещей). Вот теперь именно это и происходит с ежедневником 1979 года, моих 13-14 лет, который взялась я дописывать (собственно, исписывать, все эти годы он, забытый, лежал пустым), с дизайном цифр в здешнем календаре: это надёжное, уютное, защищающее, самоочевидное естество вещей. Глубокое - причём глубина не пугает (в 13-14 лет глубина уже не пугала, страшна по-настоящему она, самая интуиция её, ещё не знавшей своего имени, была только в первом, дошкольном детстве. - Глубина зрелого детства - прирученная, доместицированная. А взрослых бездн ещё не знаешь). В своей основе, мнится, цифры - какие-то вот такие. (И это значит, что детство продолжалось ещё на 14-м году, и вот один из важных критериев детства: оно продолжается до тех пор, пока получаемые впечатления автоматически отправляются в запас «естества вещей» - который будет потом эксплуатироваться всю жизнь. - Как только между тобой и обретаемым впечатлением / чувственным стимулом появляется зазор, дистанция - всё, детство кончилось, ну, по крайней мере, начало кончаться. Детство - время-и-место самоочевидного, того, что становится (нерефлектируемым, никогда не рефлектируемым полностью) условием рефлексии, всех последующих рефлексий.
а вот они и цифирки