И что же сказал библиофаг
при обсуждении на "Полёте разборов" стихов Александра Шимановского?
Всё обсуждение в целом, вместе с обсуждаемыми текстами, здесь: https://formasloff.ru/2022/12/01/poljot-razborov-serija-81-chast-1-aleksandr-shimanovskij/, а библиофаг сказал следующее:
Прежде всего, в стихах Александра Шимановского заметно сильное влияние Ольги Седаковой: в смысле не только интонации, организации стиховой ткани, но и организации внимания - его занимают те же вопросы, что и его (рискну сказать, великую) предшественницу. С задачами такого масштаба очень трудно справиться, но Шимановский, кажется, справляется. Он делает предметом поэтической рефлексии сразу крупнейшие вещи жизни: положение человека на земле и осознание им своего масштаба в мире, структура самого бытия - «кольца волокон» его, наладка оптики для видения всего этого. Ему принципиально важно также размещение человека под Божьим взглядом, обращённость к некоторому неизмеримо превосходящему нас Собеседнику (возникающая в первом же стихотворении) - иногда называемому по имени, иногда нет, а(А)дресат вообще имеет разную степень чёткости, может быть, здесь вообще имеет смысл говорить о мерцающем адресате, - но сам модус обращённости, просьбы, вопрошания, взывания - устойчив до настойчивости, как и интуиция того, что поэта, говорящего, слышат: «Боже, <…> сотвори нам величие», «ибо откуда, скажи…», «Ты, ночь ночей, просвети…», «о спутник, о жемчуг…», «Что остаётся, о Господи Боже?».
(Заметны, кстати, и осколки влияния Целана - в сращенных через дефис словах типа «никогда-нежилой», «груз-взамен».)
Интересно, что Шимановский говорит по преимуществу от особенного первого лица - не единственного числа, а множественного, не от «я», а от «мы» - с позиции сразу всего рода человеческого, человека как вида («сотвори нам величие», «будто нас разбросали»; «никто не занял наши места»). «Я» здесь тоже есть («время спит во мне»), но оно не доминирует. Личное здесь неважно, оно пренебрежимо-мало, автор вообще выходит за пределы личных тем: ему важна общая точка зрения и общий человеческий удел - «любого из нас», он говорит о человеке как типе существования.
У автора заметны устойчивые, сквозные многозначные образы, которые я назвала бы даже персональными архетипами (или, иначе, - большими тематическими областями, открытыми для интерпретаций). Прежде всего - это большие стихии: земля (вариант: камень), воздух (вариант: ветер), вода (вариант: море), самая редкая из стихий - огонь (представленная по преимуществу светом, а по собственному имени названная в представленной подборке единственный раз: «о спутник, о жемчуг - вечный огонь»). Другие персональные архетипы: дом; рука, голос, (не)зрение (вариант: глаза). Ещё интересно у него стремление мыслить большими пространственными объёмами: всей земли, дома, (видимо) собора («Архангельский»). Каждый такой объём поэт видит как совокупность внутренних движений, на глазах у зрителя создающих формы.
Некоторые строки кажутся косноязычными (может быть, намеренно?), а инверсия в них, затемняющая смысл, - насильственной. В строках «…земля/ убывает, чего выше настала», - откуда здесь сравнительная степень, к чему она отсылает? я понимаю, что автор мыслит опущенными звеньями, что и приводит к (кажущимся?) аграмматизмам: тут, видимо, имеется в виду что-то вроде того, что: земля убывает относительно того, чего выше она (ранее) настала». Наконец, я начинаю думать, что, видимо, аграмматизмы - сознательный авторский приём, его способ выведения языка из инерций. То же происходит в строчках: «…время спит во мне - куда глаза»: время спит туда же, куда и глаза? Сон благодаря этому приобретает несвойственное ему обыкновенно значение направления? То же - в обороте «конский волос ты было» - речь в соответствующем стихотворении обращена к «ночи ночей»: «Ты, ночь ночей…» - которая никак не среднего рода. Можно сделать интерпретирующее усилие, конечно, и тут, - предположить, что средний род указывает на неопределимую, непостижимую природу Адресата. Но выглядит как ошибка.
Слово «льнущийся» тоже выглядит ошибкой, хотя можно предположить, что это авторский неологизм - перекликающийся с «льющийся», отсылающий к характерной для автора образности воды, - со значением вроде: одновременно льнущий и стремящийся уподобиться льну.
Кстати же, сама идея (настойчиво применяемой автором) инверсии также не кажется мне удачной. Понятно, что она призвана указывать на возвышенность предмета разговора, но то, что он возвышен, - очевидно и так, это не нуждается в искусственных, нарочито-педалирующих поэтизмах (инверсия - именно искусственный поэтизм), всё это можно сказать прямо, что пойдёт только на пользу стихотворению, его прозрачности при разговоре о предметах заведомо таинственных (соответственно - не нуждающихся в искусственном затемнении).
В последнем катрене этого стихотворения автор, кажется, запутался в падежах - или читатель запутался в авторском построении:
А свет о простом, о, без слов
возвращаемый, знакомом,
многолюдным, как никогда-нежилым
лицом.
(надо сказать, «без слов возвращаемый», вставленное между предлогом и словом, тоже изрядно путает читателя, заставляя сначала принять этот оборот за восклицание-обращение: «о, без слов возвращаемый!»). Откуда тут взялся творительный падеж «многолюдным, …нежилым лицом»? Версию выстроить в принципе возможно: в переводе на конвенциональный русский это предположительно значит что-то вроде: свет КАК многолюдное, как никогда-нежилое лицо [говорит] о простом и т.д. Но первому взгляду это кажется ошибкой / опечаткой, если не прямым нарушением языковой логики.
Но у Шимановского есть великолепные находки - с большим смысловым потенциалом. Замечательно сравнение опустевшего дома с древним веретеном. Очень хорошо: «земля размером с пчелиное трение». Это чрезвычайно точная и объёмная формулировка, много чего в себя вбирающая: и тесноту, и многонаселённость, и движение, и усердие в добывании доступного земным жителям мёда, которое их поглощает настолько целиком, что вся земля оказывается размером с их заботу. И дальше хорошо: земля оказывается также размером с «упорство и просьбу»: человекосоразмерная земля, просьба размером во всю землю.
Всё обсуждение в целом, вместе с обсуждаемыми текстами, здесь: https://formasloff.ru/2022/12/01/poljot-razborov-serija-81-chast-1-aleksandr-shimanovskij/, а библиофаг сказал следующее:
Прежде всего, в стихах Александра Шимановского заметно сильное влияние Ольги Седаковой: в смысле не только интонации, организации стиховой ткани, но и организации внимания - его занимают те же вопросы, что и его (рискну сказать, великую) предшественницу. С задачами такого масштаба очень трудно справиться, но Шимановский, кажется, справляется. Он делает предметом поэтической рефлексии сразу крупнейшие вещи жизни: положение человека на земле и осознание им своего масштаба в мире, структура самого бытия - «кольца волокон» его, наладка оптики для видения всего этого. Ему принципиально важно также размещение человека под Божьим взглядом, обращённость к некоторому неизмеримо превосходящему нас Собеседнику (возникающая в первом же стихотворении) - иногда называемому по имени, иногда нет, а(А)дресат вообще имеет разную степень чёткости, может быть, здесь вообще имеет смысл говорить о мерцающем адресате, - но сам модус обращённости, просьбы, вопрошания, взывания - устойчив до настойчивости, как и интуиция того, что поэта, говорящего, слышат: «Боже, <…> сотвори нам величие», «ибо откуда, скажи…», «Ты, ночь ночей, просвети…», «о спутник, о жемчуг…», «Что остаётся, о Господи Боже?».
(Заметны, кстати, и осколки влияния Целана - в сращенных через дефис словах типа «никогда-нежилой», «груз-взамен».)
Интересно, что Шимановский говорит по преимуществу от особенного первого лица - не единственного числа, а множественного, не от «я», а от «мы» - с позиции сразу всего рода человеческого, человека как вида («сотвори нам величие», «будто нас разбросали»; «никто не занял наши места»). «Я» здесь тоже есть («время спит во мне»), но оно не доминирует. Личное здесь неважно, оно пренебрежимо-мало, автор вообще выходит за пределы личных тем: ему важна общая точка зрения и общий человеческий удел - «любого из нас», он говорит о человеке как типе существования.
У автора заметны устойчивые, сквозные многозначные образы, которые я назвала бы даже персональными архетипами (или, иначе, - большими тематическими областями, открытыми для интерпретаций). Прежде всего - это большие стихии: земля (вариант: камень), воздух (вариант: ветер), вода (вариант: море), самая редкая из стихий - огонь (представленная по преимуществу светом, а по собственному имени названная в представленной подборке единственный раз: «о спутник, о жемчуг - вечный огонь»). Другие персональные архетипы: дом; рука, голос, (не)зрение (вариант: глаза). Ещё интересно у него стремление мыслить большими пространственными объёмами: всей земли, дома, (видимо) собора («Архангельский»). Каждый такой объём поэт видит как совокупность внутренних движений, на глазах у зрителя создающих формы.
Некоторые строки кажутся косноязычными (может быть, намеренно?), а инверсия в них, затемняющая смысл, - насильственной. В строках «…земля/ убывает, чего выше настала», - откуда здесь сравнительная степень, к чему она отсылает? я понимаю, что автор мыслит опущенными звеньями, что и приводит к (кажущимся?) аграмматизмам: тут, видимо, имеется в виду что-то вроде того, что: земля убывает относительно того, чего выше она (ранее) настала». Наконец, я начинаю думать, что, видимо, аграмматизмы - сознательный авторский приём, его способ выведения языка из инерций. То же происходит в строчках: «…время спит во мне - куда глаза»: время спит туда же, куда и глаза? Сон благодаря этому приобретает несвойственное ему обыкновенно значение направления? То же - в обороте «конский волос ты было» - речь в соответствующем стихотворении обращена к «ночи ночей»: «Ты, ночь ночей…» - которая никак не среднего рода. Можно сделать интерпретирующее усилие, конечно, и тут, - предположить, что средний род указывает на неопределимую, непостижимую природу Адресата. Но выглядит как ошибка.
Слово «льнущийся» тоже выглядит ошибкой, хотя можно предположить, что это авторский неологизм - перекликающийся с «льющийся», отсылающий к характерной для автора образности воды, - со значением вроде: одновременно льнущий и стремящийся уподобиться льну.
Кстати же, сама идея (настойчиво применяемой автором) инверсии также не кажется мне удачной. Понятно, что она призвана указывать на возвышенность предмета разговора, но то, что он возвышен, - очевидно и так, это не нуждается в искусственных, нарочито-педалирующих поэтизмах (инверсия - именно искусственный поэтизм), всё это можно сказать прямо, что пойдёт только на пользу стихотворению, его прозрачности при разговоре о предметах заведомо таинственных (соответственно - не нуждающихся в искусственном затемнении).
В последнем катрене этого стихотворения автор, кажется, запутался в падежах - или читатель запутался в авторском построении:
А свет о простом, о, без слов
возвращаемый, знакомом,
многолюдным, как никогда-нежилым
лицом.
(надо сказать, «без слов возвращаемый», вставленное между предлогом и словом, тоже изрядно путает читателя, заставляя сначала принять этот оборот за восклицание-обращение: «о, без слов возвращаемый!»). Откуда тут взялся творительный падеж «многолюдным, …нежилым лицом»? Версию выстроить в принципе возможно: в переводе на конвенциональный русский это предположительно значит что-то вроде: свет КАК многолюдное, как никогда-нежилое лицо [говорит] о простом и т.д. Но первому взгляду это кажется ошибкой / опечаткой, если не прямым нарушением языковой логики.
Но у Шимановского есть великолепные находки - с большим смысловым потенциалом. Замечательно сравнение опустевшего дома с древним веретеном. Очень хорошо: «земля размером с пчелиное трение». Это чрезвычайно точная и объёмная формулировка, много чего в себя вбирающая: и тесноту, и многонаселённость, и движение, и усердие в добывании доступного земным жителям мёда, которое их поглощает настолько целиком, что вся земля оказывается размером с их заботу. И дальше хорошо: земля оказывается также размером с «упорство и просьбу»: человекосоразмерная земля, просьба размером во всю землю.