О некосмизируемости хаотического
Совершенно независимо от нашего отношения к войне, от нашей позиции внутри неё, вообще, наверно, от того, сколько мы обращаем на неё сознательного внутреннего внимания, - она разрушает всё, на всех уровнях, от микро- до макро-, - всё вообще. Она - фундаментальная нарушенность фона, на котором теперь не могут ни правильно видеться, ни вообще держаться фигуры.
И только работа, социальная игра, вводит (почти) всю внутреннюю феноменологию в приемлемое, выносимое русло. Затем и нужна. Она - костыль, рамка, не дающая (пока) хаосу превратиться в хаос окончательно. Создающая (пусть видимость, но видимость психологически важную) порядка - да ещё самовоспроизводящегося или хотя бы достижимого твоим личным усилием, - именно что нахождения вещей мира на своих местах.
В сущности, то, в чём мы живём сейчас, - крушение иллюзий. Давних, изначальных, вросших в плоть и впитавшихся в кровь, не отличаемых от реальности как таковой (отчего и впору говорить о крахе реальности, тогда как она всего лишь очередной раз доказывает человеку, что она существенно шире его представлений и потребностей).
Оказывается - а кто бы мог подумать - крушение изначальных, конституирующих очевидностей разваливает личность. Целиком, как конструкцию, сверху донизу, и не только психически, но физически, потому что человек целен. Война - страшное - отрицающее человека - открытие его цельности.
Независимо от того, участвуешь ли ты в войне активными действиями хоть в какой-то мере или «всего лишь» она, как сказал поэт, участвует в тебе, - это задача на выживание в качестве личности (по моему сиюминутному паническому чувству, близкая к невыполнимой, - но неотменимая совершенно).
И, ну конечно, яростная, жгучая любовь (о ненависти и не говорю, с нею многое очевиднее, и вообще, честно сказать, не хочу о ней говорить), - у каждого к своему, я знаю, к чему у меня, - вспыхивающая в такой ситуации, - тоже один из защитных механизмов: один из мощнейших интегративных механизмов, отвечающих за единство и цельность личности.
Потому что охватывает и вовлекает личность целиком.
(Во всякой любви есть что-то трагическое и невыполнимое, да. В той, о которой думаю я, - тоже.)
В каком-то смысле она - последнее прибежище живущих в катастрофе. (А мы сейчас, при всём различии степеней нахождения внутри неё, все таковы.)
И только работа, социальная игра, вводит (почти) всю внутреннюю феноменологию в приемлемое, выносимое русло. Затем и нужна. Она - костыль, рамка, не дающая (пока) хаосу превратиться в хаос окончательно. Создающая (пусть видимость, но видимость психологически важную) порядка - да ещё самовоспроизводящегося или хотя бы достижимого твоим личным усилием, - именно что нахождения вещей мира на своих местах.
В сущности, то, в чём мы живём сейчас, - крушение иллюзий. Давних, изначальных, вросших в плоть и впитавшихся в кровь, не отличаемых от реальности как таковой (отчего и впору говорить о крахе реальности, тогда как она всего лишь очередной раз доказывает человеку, что она существенно шире его представлений и потребностей).
Оказывается - а кто бы мог подумать - крушение изначальных, конституирующих очевидностей разваливает личность. Целиком, как конструкцию, сверху донизу, и не только психически, но физически, потому что человек целен. Война - страшное - отрицающее человека - открытие его цельности.
Независимо от того, участвуешь ли ты в войне активными действиями хоть в какой-то мере или «всего лишь» она, как сказал поэт, участвует в тебе, - это задача на выживание в качестве личности (по моему сиюминутному паническому чувству, близкая к невыполнимой, - но неотменимая совершенно).
И, ну конечно, яростная, жгучая любовь (о ненависти и не говорю, с нею многое очевиднее, и вообще, честно сказать, не хочу о ней говорить), - у каждого к своему, я знаю, к чему у меня, - вспыхивающая в такой ситуации, - тоже один из защитных механизмов: один из мощнейших интегративных механизмов, отвечающих за единство и цельность личности.
Потому что охватывает и вовлекает личность целиком.
(Во всякой любви есть что-то трагическое и невыполнимое, да. В той, о которой думаю я, - тоже.)
В каком-то смысле она - последнее прибежище живущих в катастрофе. (А мы сейчас, при всём различии степеней нахождения внутри неё, все таковы.)