О невозможном
Сейчас политика слишком пропитывает собой (публично заявляемую, публично проживаемую) этику, претендует на свою тождественность с нею. - Вот фейсбук сейчас именно таким образом политизирован-этизирован, и туда мучительно ходить, потому что всё время этим обжигаешься, - будто тебя обливают чем-то, сжигающим с души защитный слой - без которого, в свою очередь, жить не получается. У меня нет ни внешней возможности уехать в «страну, которая не бомбит своих соседей», ни внутренней возможности дистанцироваться от России, признать хотя бы (собственно, прежде всего) на уровне внутреннего движения, что-де это не моя страна, что я не могу с нею отождествляться или что известно чьи действия в последние два месяца лишили меня родины. - Да нет же, блин, не может перестать быть моей родиной страна, с которой мы вместе уже больше полувека, которая все эти полвека меня формировала и формирует, из которой я состою, не может перестать быть моей культура, средствами которой мной было прожито не только всё самое важное и коренное, а просто вообще всё. Я не могу себя от этого отделить - даже если хотела бы. Но ведь и не хочу. Сознательно и упорно не хочу. Это невозможно физически. Я никогда не смогу сказать про русских «они» - только «мы», и это не о «крови» (и никогда у меня не повернётся ничего сказать, что русская культура с языком дискредитированы, это явления объёмом во много столетий, и они превосходят многократно не только меня, но и всё это наше сегодня). По идее, стоило бы, имело бы конструктивный смысл успокоиться на некоторой формулировке. Но пока не успокаивается.
Андрей Тесля на днях писал что-то вроде того, что - мы оказались теперь в этически небывалой ситуации: объединёнными общим «мы» с теми, за кем не чувствуем правоты, чьих позиций и действий не можем разделить вполне (даже не приблизительно цитирую, а вольно пересказываю, как запомнила). Этически новая в своей проблематичности ситуация, когда «мы» даже тогда «мы», когда неправы (отдельный вопрос, в какой степени государство - это «мы»), когда «мы» перестало быть защищающей, оправдывающей, утешающей конструкцией - но это не может отменить принадлежности (из которой, в свою очередь, следуют некоторые обязательства по отношению к этому «мы») и, сильнее того, любви. Стыд не стыд (хотя возможен же стыд за тех, кто не лично я?) - но боль - да.
Андрей Тесля на днях писал что-то вроде того, что - мы оказались теперь в этически небывалой ситуации: объединёнными общим «мы» с теми, за кем не чувствуем правоты, чьих позиций и действий не можем разделить вполне (даже не приблизительно цитирую, а вольно пересказываю, как запомнила). Этически новая в своей проблематичности ситуация, когда «мы» даже тогда «мы», когда неправы (отдельный вопрос, в какой степени государство - это «мы»), когда «мы» перестало быть защищающей, оправдывающей, утешающей конструкцией - но это не может отменить принадлежности (из которой, в свою очередь, следуют некоторые обязательства по отношению к этому «мы») и, сильнее того, любви. Стыд не стыд (хотя возможен же стыд за тех, кто не лично я?) - но боль - да.