городские романсы
Пленка.
Или вот допустим - нерегулируемый пешеходный переход. Через улицу с не очень оживленным движением, но все-таки временами оживленным. То оживленным, то не оживленным. Но задавиться все-таки можно. Они же едут, не пропускают, хотя должны по правилам пропускать. Так что стоишь, ждешь. Ждешь. Иногда кто-то притормозит, пропустит. Или, допустим, ближний ряд тормозит и пропускает, а тем временем дальний едет себе и едет. Т.е., получается, ближний ряд приманивает, чтоб дальнему было удобней задавить. Может, это не специально все конечно. Но все равно лучше бы светофор. У них, говорят, статистика: стольких и стольких должны задавить на нерегулируемом пешеходном переходе, чтоб сделать его регулируемым. Какой-то нужно набрать определенный процент. Наконец, хорошо, набрали. Поставили светофор. Даже три, один, потом дорога, перешеек, на нем еще один, снова дорога и третий. Красивые светофоры, новые, очень удобные - с кнопочкой, чтоб пешеход сам нажимал исходя из своих потребностей. Единственный минус - не горят. Т.е. вообще, ни один. В принципе не подключены, или может даже у них нет необходимых для горения внутренностей. И так вот они стоят на переходе, неся исключительно декоративную функцию, стоят уже месяц, а потом и другой. Уже три месяца стоят эти светофоры на переходе, и получается что как бы переход регулируемый, но при этом не регулируемый. И от этого как-то сразу сиротливо на душе. А потом наступает постепенно зима, погодные и метеорологические условия ухудшаются, сыпет снежной крупкой (это если выражаться поэтически, а на самом деле чорт-те чем сыпет сверху и со всех сторон), и видимо от этого, для защиты, все три так и не работающие светофора сверху, вот где у них головы с глазкАми, намертво заматывают черной плотной полиэтиленовой пленкой. И так они теперь и стоят на переходе, не горя и намертво замотанные полиэтиленом. И все так и едут, точно также, то пропуская, то не пропуская. То ближний ряд притормаживает и пропускает, приманивая, а дальний тем временем хищно готовится к задавительному рывку. И сыпет снежной крупкой, и стоят эти три наглухо замотанные пленкой новых светофора, и не горят. Хотя, может, наоборот горят, светят всеми имеющимися в наличии светАми сразу, первым зеленым глазом, красным вторым и еще и светит третий желтый глаз. Горят и светят всеми светАми и во все стороны, всем, и ближним и дальним и несмелому пешеходу. Просто не видно же под наглухо намотанной пленкой. Поэтому погоди осуждать, вспомни и погоди осуждать. Вспомни, как часто ты так же намертво заматываешь глаза пленкой, все свои глаза, и первый, и другой, и даже желтенький третий, лишь бы не видеть, и там светишь-светишь и горишь, и другие тоже, под намотанной черной пленкой, лишь бы не видеть, вспомни и погоди осуждать.
Место подвигу.
Жил-был один дяденька-вампир в нашем районе, ходил вечно по дворам искал себе пропитание. Но питался он не кровью или там мясом, не бросался на кого-то с целью перегрызть горло, а питался он словами. Слово был вначале, с этим же никто не будет спорить? Слово лечит. Словом можно ранить. Сначала допустим одним словом ранить, а потом другим словом долго лечить. Короче говоря, слово - это энергетика! И вот этот дяденька он и питался этой энергетикой. У кого-то энергетики в баночках, а этот присасывался напрямую.
Бродил-ходил по дворам, затаивался где-нибудь у дерева в скверике или у детской площадки, где вечно говорят и произносят много слов, и ждал. Как вот эти люди в пальто на голое тело, которые тоже вечно затаиваются и ждут, чтобы распахнуть это свое пальто в самый неподходящий показавшийся им подходящим момент, так и этот дяденька - как только раздавалось в воздухе привлекательное на вид слово, он моментально распахивал свои энергетические каналы и глотал его с утробным чмокающим энергетическим удовольствием. А человек, чье слово было так грубо изъято из воздуха и заглочено, потом болел и мучался и представления не имел отчего это с ним. Конечно, у всех слов разная энергетическая ценность. Это раз. Два, это эмоциональная составляющая. С каким чувством произноситель произносит слово, что в него вкладывает, т.е. тот запас чувств и переживаний, которым это слово подкреплено и обеспечено (как валюта). Имена это вообще отдельная история, одним каким-нибудь именем, выкрикнутым мамашей своему ребенку при наличии определенных внутрисемейных отношений, этот дяденька-вампир мог бы диетически питаться чуть ли не неделю. А сколько таких имен выкрикивается на площадке ежеминутно! А потом приходят домой, ой температура. Ой горло болит, ой голова, ой с чего же это. А вампир только ходил и радовался, притаившись за деревом, только ел и потреблял, даже начал бегать по утрам , чтобы скинуть лишнее набранное. Пока однажды этой его деятельности не пришел конец! Когда он затаился тоже у площадки, на которой играл мальчик с фефектами фикции. Как он говорил, этот мальчик, это ж мамочки мои! Тут и р-л, и з-ж еще и ш до кучи, и картавил и шепелявил и пришепетывал и глотал окончанья. Но он работал над собой, ходил к логопеду, родители его водили, и к неврологу тоже, и вот невролог ему советовал главное не стесняться и все равно говорить. И он не стеснялся и говорил. И на площадке тоже, играя с ребятами прямо напротив притаившегося на лавочке коварно распахнувшего свои энергетические каналы связи вампира мальчик этот как не постеснялся, как заговорил! Как все это жзшс рл хфчьть хлынуло в мир, как встало у вампира поперек энергетических каналов и далее поперек горла! Вампир, задыхаясь и вытаращив глаза, стал оползать с лавки, махая руками, а перепуганные добрые дети конечно кинулись к нему, дяденька, вам плохо? И впереди всех тот самый мальчик, тяинька, фам плофо?..
Подавившийся вампир умер прямо там, у ног детей. Для них это безусловно был страшный стресс и один из первых уроков и примеров безжалостности жизни, ее необратимости. Но они оправились, лишь посуровев и закалившись. Зато все в округе перестали болеть и недомогать, и любое сказанное слово теперь достигало своей цели, лечить или там ранить, а не служило низменным целям обжорства притаившегося вампира. А мальчик, совершивший подвиг победивший вампира, так и остался безымянным героем. Не в смысле, что его имя было сказано и съедено из воздуха, нет, но просто о его подвиге никто никогда не узнал и ни слов благодарности, ни даже небольшого памятника или народной любви ему за это не было.
Но безымянность и неизвестность подвига - это же не повод им не гордиться и даже не повод его не совершать.
Кухонька.
А иногда бывает другое. Иногда вот двор, такой очень тихий и уединенный и даже безветренный, и там по центру детплощадка, а вокруг дорожки в окружении зеленых насаждений. Точнее, не зеленых, т.е. когда-то они надо полагать были зелеными (когда-то летом), и, вероятно, зазеленеют и впредь, а сейчас поздняя осень и даже рождение зимы, травинки на газонах пожухли и полегли друг на друга, сплетенные инеем, и воздух хрустален и даже блестит, и в нем развешана очень красная рябина, и блестят отраженным солнцем некоторые окна в верхних этажах. А сквозь графичные ветви бывших зеленых насаждений, теперь абсолютно лишенные листов, очень хорошо просматривается весь окружающий и не только пейзаж. Очень чистый двор и его подметенные дорожки, и очень чистая площадка, без фантиков и бутылок и окурков и даже без детей, будто их тоже подмели за компанию. И только на одной из пустых чистых скамеек вдруг стоит игрушечная кухонька для куклы барби. Такая картонная или же пластмассовая стенка, а из нее выступают раковина со шкафчиком под ней, дальше еще какие-то шкафчики-ящички, потом холодильник. Все такое нежно-розовое, не противное поросячье, как часто бывает. А нежно, палевое и немножко беж. В холодильнике пустота, весь контент нарисован на задней стенке. Какие-то баночки, лимоны, фрукты. Не очень много. Милк, дринк и еще кока-кола. Ящичков частично нет, а которые есть выдвигаются. В каждом из них - ничего. В шкафчике створки одна отломана, а вторая висит и распахивается насквозь. Заглянув в этот шкафчик из кухоньки, видишь опять хрустальный воздух и рябину и иней и ветви отзеленевших насаждений. Очень хочется повыдвигать эти ящички и что-нибудь возможно в них положить, но держишь себя в руках, сдерживаешься. Просто ходишь мимо с коляской, ходишь по сплетению чистых дорожек и все поглядываешь сквозь хрусталь и графику насаждений. А по другой орбите тоже вокруг гуляет тетенька в жанре кубизма, т.е. на квадрат надето пальто а сверху положена круглая голова в очках и норковой кепке. Гуляет, потом устала села отдохнуть. Сидит, а рядом от нее кухонька со всеми своими ящичками, которые так хочется повыдвигать. Но ей видимо не хочется, потому что она сидит просто рядом, усадив свой квадрат на скамейку и озирая подкепочной частью круга окрестности. Сидит некоторое достаточно долгое время, потом перемещает квадрат со скамейки на ноги и уходит. Нет, не уходит, а опять ходит вокруг, перемещается по орбите дорожек. И вообще внезапно где-то там что-то видимо приоткрыли доселе перекрытое, потому что чрезвычайно увеличилась проходимость пешеходов по дорожкам. И вот они все идут через двор по диагонали минуя центр, и все четко делятся на две группы: которые проходя глянут на кухоньку, и которые не глянут. И даже пусть из тех что глянут большей части эта кухонька тоже в принципе до звезды, как им кажется, но все равно же первый импульс показателен и основополагающ! И даже дети, что удивительно. Как на подбор проходили поочередно все девочки, девочки, конвоируемые какими-то тоже гоблинами в жанре кубизма. И понятно что с одной стороны нынче все дети балованные и у них все есть, это с одной стороны, а с другой-то все же тем не менее дети - дети. И все равно, прям вот отчетливо: какая-то девочка пройдет глянет на кухоньку, а какая-то пройдет не глянет. И вот они прошли этой показательной чередой, и опять никого. Только та тетенька, что до этого сидела на лавочке и не хотела выдвигать ящички. Не хотела, не хотела, а может наоборот хотела, кто же знает. Она же все-таки выбрала из всех лавочек именно ту, где кухонька, из всех абсолютно свободных целых шести лавочек! В каждом ящичке ничего. Одна дверка оторвана, вторая висит распахнутая насквозь, через нее можно увидеть все то же самое, что и не через нее. В холодильнике на задней стенке милк, дринк и кока-кола. И пять лавочек чистых свободных вокруг и рядом, но вот ведь они же не привлекли ее, а ее привлекла все же именно эта. Ведь это же говорит о чем-то, не может не говорить.
Или вот допустим - нерегулируемый пешеходный переход. Через улицу с не очень оживленным движением, но все-таки временами оживленным. То оживленным, то не оживленным. Но задавиться все-таки можно. Они же едут, не пропускают, хотя должны по правилам пропускать. Так что стоишь, ждешь. Ждешь. Иногда кто-то притормозит, пропустит. Или, допустим, ближний ряд тормозит и пропускает, а тем временем дальний едет себе и едет. Т.е., получается, ближний ряд приманивает, чтоб дальнему было удобней задавить. Может, это не специально все конечно. Но все равно лучше бы светофор. У них, говорят, статистика: стольких и стольких должны задавить на нерегулируемом пешеходном переходе, чтоб сделать его регулируемым. Какой-то нужно набрать определенный процент. Наконец, хорошо, набрали. Поставили светофор. Даже три, один, потом дорога, перешеек, на нем еще один, снова дорога и третий. Красивые светофоры, новые, очень удобные - с кнопочкой, чтоб пешеход сам нажимал исходя из своих потребностей. Единственный минус - не горят. Т.е. вообще, ни один. В принципе не подключены, или может даже у них нет необходимых для горения внутренностей. И так вот они стоят на переходе, неся исключительно декоративную функцию, стоят уже месяц, а потом и другой. Уже три месяца стоят эти светофоры на переходе, и получается что как бы переход регулируемый, но при этом не регулируемый. И от этого как-то сразу сиротливо на душе. А потом наступает постепенно зима, погодные и метеорологические условия ухудшаются, сыпет снежной крупкой (это если выражаться поэтически, а на самом деле чорт-те чем сыпет сверху и со всех сторон), и видимо от этого, для защиты, все три так и не работающие светофора сверху, вот где у них головы с глазкАми, намертво заматывают черной плотной полиэтиленовой пленкой. И так они теперь и стоят на переходе, не горя и намертво замотанные полиэтиленом. И все так и едут, точно также, то пропуская, то не пропуская. То ближний ряд притормаживает и пропускает, приманивая, а дальний тем временем хищно готовится к задавительному рывку. И сыпет снежной крупкой, и стоят эти три наглухо замотанные пленкой новых светофора, и не горят. Хотя, может, наоборот горят, светят всеми имеющимися в наличии светАми сразу, первым зеленым глазом, красным вторым и еще и светит третий желтый глаз. Горят и светят всеми светАми и во все стороны, всем, и ближним и дальним и несмелому пешеходу. Просто не видно же под наглухо намотанной пленкой. Поэтому погоди осуждать, вспомни и погоди осуждать. Вспомни, как часто ты так же намертво заматываешь глаза пленкой, все свои глаза, и первый, и другой, и даже желтенький третий, лишь бы не видеть, и там светишь-светишь и горишь, и другие тоже, под намотанной черной пленкой, лишь бы не видеть, вспомни и погоди осуждать.
Место подвигу.
Жил-был один дяденька-вампир в нашем районе, ходил вечно по дворам искал себе пропитание. Но питался он не кровью или там мясом, не бросался на кого-то с целью перегрызть горло, а питался он словами. Слово был вначале, с этим же никто не будет спорить? Слово лечит. Словом можно ранить. Сначала допустим одним словом ранить, а потом другим словом долго лечить. Короче говоря, слово - это энергетика! И вот этот дяденька он и питался этой энергетикой. У кого-то энергетики в баночках, а этот присасывался напрямую.
Бродил-ходил по дворам, затаивался где-нибудь у дерева в скверике или у детской площадки, где вечно говорят и произносят много слов, и ждал. Как вот эти люди в пальто на голое тело, которые тоже вечно затаиваются и ждут, чтобы распахнуть это свое пальто в самый неподходящий показавшийся им подходящим момент, так и этот дяденька - как только раздавалось в воздухе привлекательное на вид слово, он моментально распахивал свои энергетические каналы и глотал его с утробным чмокающим энергетическим удовольствием. А человек, чье слово было так грубо изъято из воздуха и заглочено, потом болел и мучался и представления не имел отчего это с ним. Конечно, у всех слов разная энергетическая ценность. Это раз. Два, это эмоциональная составляющая. С каким чувством произноситель произносит слово, что в него вкладывает, т.е. тот запас чувств и переживаний, которым это слово подкреплено и обеспечено (как валюта). Имена это вообще отдельная история, одним каким-нибудь именем, выкрикнутым мамашей своему ребенку при наличии определенных внутрисемейных отношений, этот дяденька-вампир мог бы диетически питаться чуть ли не неделю. А сколько таких имен выкрикивается на площадке ежеминутно! А потом приходят домой, ой температура. Ой горло болит, ой голова, ой с чего же это. А вампир только ходил и радовался, притаившись за деревом, только ел и потреблял, даже начал бегать по утрам , чтобы скинуть лишнее набранное. Пока однажды этой его деятельности не пришел конец! Когда он затаился тоже у площадки, на которой играл мальчик с фефектами фикции. Как он говорил, этот мальчик, это ж мамочки мои! Тут и р-л, и з-ж еще и ш до кучи, и картавил и шепелявил и пришепетывал и глотал окончанья. Но он работал над собой, ходил к логопеду, родители его водили, и к неврологу тоже, и вот невролог ему советовал главное не стесняться и все равно говорить. И он не стеснялся и говорил. И на площадке тоже, играя с ребятами прямо напротив притаившегося на лавочке коварно распахнувшего свои энергетические каналы связи вампира мальчик этот как не постеснялся, как заговорил! Как все это жзшс рл хфчьть хлынуло в мир, как встало у вампира поперек энергетических каналов и далее поперек горла! Вампир, задыхаясь и вытаращив глаза, стал оползать с лавки, махая руками, а перепуганные добрые дети конечно кинулись к нему, дяденька, вам плохо? И впереди всех тот самый мальчик, тяинька, фам плофо?..
Подавившийся вампир умер прямо там, у ног детей. Для них это безусловно был страшный стресс и один из первых уроков и примеров безжалостности жизни, ее необратимости. Но они оправились, лишь посуровев и закалившись. Зато все в округе перестали болеть и недомогать, и любое сказанное слово теперь достигало своей цели, лечить или там ранить, а не служило низменным целям обжорства притаившегося вампира. А мальчик, совершивший подвиг победивший вампира, так и остался безымянным героем. Не в смысле, что его имя было сказано и съедено из воздуха, нет, но просто о его подвиге никто никогда не узнал и ни слов благодарности, ни даже небольшого памятника или народной любви ему за это не было.
Но безымянность и неизвестность подвига - это же не повод им не гордиться и даже не повод его не совершать.
Кухонька.
А иногда бывает другое. Иногда вот двор, такой очень тихий и уединенный и даже безветренный, и там по центру детплощадка, а вокруг дорожки в окружении зеленых насаждений. Точнее, не зеленых, т.е. когда-то они надо полагать были зелеными (когда-то летом), и, вероятно, зазеленеют и впредь, а сейчас поздняя осень и даже рождение зимы, травинки на газонах пожухли и полегли друг на друга, сплетенные инеем, и воздух хрустален и даже блестит, и в нем развешана очень красная рябина, и блестят отраженным солнцем некоторые окна в верхних этажах. А сквозь графичные ветви бывших зеленых насаждений, теперь абсолютно лишенные листов, очень хорошо просматривается весь окружающий и не только пейзаж. Очень чистый двор и его подметенные дорожки, и очень чистая площадка, без фантиков и бутылок и окурков и даже без детей, будто их тоже подмели за компанию. И только на одной из пустых чистых скамеек вдруг стоит игрушечная кухонька для куклы барби. Такая картонная или же пластмассовая стенка, а из нее выступают раковина со шкафчиком под ней, дальше еще какие-то шкафчики-ящички, потом холодильник. Все такое нежно-розовое, не противное поросячье, как часто бывает. А нежно, палевое и немножко беж. В холодильнике пустота, весь контент нарисован на задней стенке. Какие-то баночки, лимоны, фрукты. Не очень много. Милк, дринк и еще кока-кола. Ящичков частично нет, а которые есть выдвигаются. В каждом из них - ничего. В шкафчике створки одна отломана, а вторая висит и распахивается насквозь. Заглянув в этот шкафчик из кухоньки, видишь опять хрустальный воздух и рябину и иней и ветви отзеленевших насаждений. Очень хочется повыдвигать эти ящички и что-нибудь возможно в них положить, но держишь себя в руках, сдерживаешься. Просто ходишь мимо с коляской, ходишь по сплетению чистых дорожек и все поглядываешь сквозь хрусталь и графику насаждений. А по другой орбите тоже вокруг гуляет тетенька в жанре кубизма, т.е. на квадрат надето пальто а сверху положена круглая голова в очках и норковой кепке. Гуляет, потом устала села отдохнуть. Сидит, а рядом от нее кухонька со всеми своими ящичками, которые так хочется повыдвигать. Но ей видимо не хочется, потому что она сидит просто рядом, усадив свой квадрат на скамейку и озирая подкепочной частью круга окрестности. Сидит некоторое достаточно долгое время, потом перемещает квадрат со скамейки на ноги и уходит. Нет, не уходит, а опять ходит вокруг, перемещается по орбите дорожек. И вообще внезапно где-то там что-то видимо приоткрыли доселе перекрытое, потому что чрезвычайно увеличилась проходимость пешеходов по дорожкам. И вот они все идут через двор по диагонали минуя центр, и все четко делятся на две группы: которые проходя глянут на кухоньку, и которые не глянут. И даже пусть из тех что глянут большей части эта кухонька тоже в принципе до звезды, как им кажется, но все равно же первый импульс показателен и основополагающ! И даже дети, что удивительно. Как на подбор проходили поочередно все девочки, девочки, конвоируемые какими-то тоже гоблинами в жанре кубизма. И понятно что с одной стороны нынче все дети балованные и у них все есть, это с одной стороны, а с другой-то все же тем не менее дети - дети. И все равно, прям вот отчетливо: какая-то девочка пройдет глянет на кухоньку, а какая-то пройдет не глянет. И вот они прошли этой показательной чередой, и опять никого. Только та тетенька, что до этого сидела на лавочке и не хотела выдвигать ящички. Не хотела, не хотела, а может наоборот хотела, кто же знает. Она же все-таки выбрала из всех лавочек именно ту, где кухонька, из всех абсолютно свободных целых шести лавочек! В каждом ящичке ничего. Одна дверка оторвана, вторая висит распахнутая насквозь, через нее можно увидеть все то же самое, что и не через нее. В холодильнике на задней стенке милк, дринк и кока-кола. И пять лавочек чистых свободных вокруг и рядом, но вот ведь они же не привлекли ее, а ее привлекла все же именно эта. Ведь это же говорит о чем-то, не может не говорить.