Feb 06, 2011 20:15
Не известно доподлинно, по надмирному ли промышлению: благодаря тайнозрительной премудрости демиурга; или своенравию всевладычествующего громогневателя Зевса; или мстительности престарелых, закланных на свежевытесанных алтарях кумиров ; или злобе молодых, веселых, вновь воздвигнутых незыблемыми столпами истуканов, - в духовных сферах нет ничего невозможного и ничего окончательного, - и доподлинно не известно, по естественному ли порядку вещей, - по селам и городам, по степям и лесам, по ширям, далям и урочищам России рассеяно в беспрестанных заботах и трудах сто сорок миллионов человек, и все они и каждый из них не были бы ни счастливы изо дня в день, ни добродетельны из рода в род, ни присноготовы к последней схватке за высшие права и ценности с врагами и грозами, не явись заботливой рассудительности правителей однажды мысль учинить полный и безызъятный пересчет всех, кого можно было бы назвать живой душой человеческой…
Во дни проведения переписи населения Амартов совсем не спал, почти не ел и все читал, читал, читал Гомера - до желудочных резей, до самозабвения, до глухих шевелений серо-жемчужных, как пленники Аида, и сине-перламутровых, как обитатели Олимпа, теней героев и туманных малоазийских пейзажей по углам комнаты, - так что от зари до зари пребывал в возбужденно-экстатическом состоянии.
Однажды рано утром, когда еще один кладезь древности был с тщанием и артистическими переживаниями раскопан и когда, наконец, подошла его очередь стать переписанным, в квартиру позвонили, и, поспешно, пока мелкой припрыжкой преодолевал расстояние от кровати до двери, запахивая халат, он впустил в свое жилище двух толстых теток с опросными листами и вопросительно простыми лицами, русскими-русскими вдоль и поперек. Вести гостий в комнату Амартов поостерегся - и решил совершенно правильно, ибо принимать визитеров в помещении, где любой закон и установление, кроме воли случая и свободы, не имеют никакой силы, значило бы выказать благопристойным людям неуважение или, во всяком случае, легкомысленно ввериться слеповластию безразличных к достоинствам, рангам и чинам обстоятельств.
Расположились они на кухне. Прежде всего Амартов назвал свою фамилию, имя и отчество, что-то еще, а затем одна из теток приступила к тому самому вопросу, доставляющему порой немалые неудобства отвечающему, а именно: «Ваша национальность по самоопределению».
Думать было нечего.
-Древний грек!
-Древний гре-ек? - слегка протянула тетка и переглянулась со своей подругой.
Короткое замешательство было немедленно отогнано твердой и торопливой рукой, и, раз уж приходилось по служебной надобности терпеть чужие причуды, она решила держаться стойко сколько нужно, - не слишком долго, по ее представлению, - и поспешила обратить дело в шутку.
-А я думала, древние греки как грузины или армяне, черные какие-нибудь… Так что же записать?
-Древний грек! - повторил Амартов чеканно, уже громче, решительнее и с огненным агоническим блеском в глазах, подобно древнему оратору, в сознании убедительности своего слова нависшему с кафедры над народной толпой, и, рассерженный пренебрежением к столь важному для него факту, в подтверждение своего античного происхождения сбросив с себя халат и приняв хиастическую позу, предстал перед очи теток во всей полноте обнаженного оглушения.
И необычен был его поступок, и дерзок, и смел, а кое-кто сказал бы - прекрасен, - и все-таки не произвел чаемого впечатления на первую тетку, поскольку она моментально сморщила лицо в недовольную оспенную корку, - зато вторая не таясь целилась глазами в голую фигуру посреди кухни, хотя и пыталась напустить на себя вид сокрушающей дьяволово искушение невинности и стыдливости.
-Чем хулиганить, гражданин, - сурово сказала первая, - лучше бы оделись, сели и ответили на вопросы по-человечески!
Конечно, он все понял…
Кого можно удивить угловатыми алебардами плеч; острыми, рвущимися ввысь сквозь зеленоватые покровы кожи пиками ключиц; черной неизвестностью живота под горбатыми арками ребер и позднеосенними, иссохшими виноградными плетьми лодыжек!
Конечно, так и должно было быть…
-Это ничего не значит! - уже без особой надежды попытался Амартов отстоять свое право на национальность по самоопределению. - Скамандрий тоже не был атлетом!..
Тетки собрались и ушли. А Амартов так и остался непереписанным.