Забыли? Напомню. (Часть пятая)
( Начало) За годы реформ российское общество атомизировалось, утрачены многие формы солидарности, а социальное расслоение достигло беспрецедентных масштабов. Предельно кратко подвёл социальные итоги реформ директор Института Европы РАН академик Н.Шмелёв: «Сегодня мы самая антисоциальная страна промышленного мира».
Исследования демографов показывают, что экономические реформы и здесь дорого обошлись нашей стране: более двух третей всех причин депопуляции россиян связано с резким ухудшением здоровья нации, снижением качества медицинского обслуживания, а также с возникшими в 1990-е годы такими массовыми феноменами, как социальная депрессия, апатия и агрессия населения, детская беспризорность и бомжатничество. В середине 1990-х годов в страну вернулись многие болезни, с которыми было покончено в советское время, и, прежде всего, инфекционные, такие, как туберкулёз, так как фактически перестала функционировать созданная в советское время эффективная система его профилактики, диагностики и лечения. Если в 1990 году рождаемость в России составила 1989 тыс. чел., то в 2000 году - 1267 тыс. чел., смертность на 1 тыс. человек населения в 1990 году была 11,2, в 2000 году стала 15,5. Наиболее наглядно суть реформ эпохи Ельцина-Гайдара характеризует динамика суицидов. Число самоубийств в 1995 г. по сравнению с 1991 г. возросло на 59,7%, в том числе у мужчин на 66,4%, а у сельских мужчин - даже на 73,6%»16. Знаменитый кардиолог академик Е.Чазов пишет: «В лихие 1990-е я не раз предупреждал власти о грядущем всплеске смертности «от сердца» после шоковой терапии. В том числе из-за истощения жизненных сил народа. Не вняли! Такого огромного количества людей мы не теряли со времён войны».
Ещё губительнее сказались реформы на здоровье детей и подростков: от социального бедствия их организм и психика страдают сильнее, чем у взрослых. В дореформенном 1991 году в РСФСР на 10 тыс. детей было 38,5 инвалида, в 1995 году уровень детской инвалидности составил 116,3 на 10 тыс. детей, в 2005 г. - 209,7. Т.е. за 15 лет произошёл более чем пятикратный рост детской инвалидности. В 2005 г. директор Государственного научного центра им. Сербского, бывший министр здравоохранения РФ Т.Дмитриева сообщила, что уровень психических расстройств в РФ с начала 1990-х гг. увеличился в 11,9 раза, а доля освобождённых от призыва по соответствующим показателям составляет 22,7% от общего числа призывников. В 2007 году Министерство образования РФ впервые опубликовало данные о суициде среди школьников - 3091 человек в 2006 году, что вывело Россию по этому показателю на первое место в мире (в 1991 году наша страна по этому показателю занимала 79-е место). Этот мощный скачок неблагоприятных тенденций, возникших в первой половине 1990-х годов, невозможно, как это пытаются сделать реформаторы и их апологеты, замаскировать под «глобальные демографические процессы».
В последнее время появляются культурологические исследования, проводится анализ результатов экономических реформ 1990-х годов в интеллектуальной и духовно-нравственной сфере общества. Советская Россия располагала такими ареалами концентрации научно-технической и творческой интеллигенции как Москва, Ленинград, Новосибирск, Свердловск, Горький, Казань, Томск и другие, которые выдвигали её на первые позиции в мировой иерархии интеллектуальных стран. Из этих городов десятки тысяч высококлассных специалистов вынуждены были в 1990-х годах эмигрировать на Запад, потому что инновационный кадровый потенциал, как это не парадоксально, не был задействован реформаторами в строительстве новой России. Более того, именно этот интеллектуальный слой испытал наибольшую экономическую и социальную депривацию в процессе проведения реформ. В России поколение выпускников высшей школы 1990-х годов, по существу, оказалось не просто потерянным, а во многом загубленным поколением. По существу, российская власть совершила преступление перед молодыми людьми, окончившими ведущие технические вузы страны в 1991/1995 гг. Судьба этих мальчишек вызывают аллюзию трагедии Великой Отечественной войны, когда из поколения 1921/1925 гг. почти никто не вернулся домой.
В 1990-х годах российское правительство, по существу, объявила науке войну, в результате которой интеллектуальная элита понесла огромные потери. От неё российские реформаторы постарались как можно быстрее избавиться. Большинство её представителей было выброшено на обочину социальной жизни. На вещевых рынках больших и малых городов России в 1990-е годы можно было увидеть и выпускников известных за рубежом советских вузов, и их преподавателей, и инженерно-технический персонал ведущих промышленных предприятий, и других высокообразованных профессионалов. Разумеется, не все уехали за границу, большинство сменило профессию, ушли туда, где можно было что-то заработать, чтобы содержать свои семьи.
Аналитики единодушно приходят к выводу о глубоком упадке общественной морали, деинтеллектуализации общества, кризисе образования, о том, что падение качества высшего образования, начавшееся в середине 1990-х годов, вряд ли можно остановить в ближайшие годы. Огромный ущерб реформы нанесли народному образованию. Фактическое исчезновение бесплатного образования - постыдный и опасный для нашей страны итог реформ. Если советская высшая школа была одной из лучших в мире, то сегодня образование, полученное в России, перестало быть ценностью. По данным общероссийского опроса, проведённого в мае 2008 года ВЦИОМ, 67% опрошенных хотели бы, чтобы их дети учились не в России, а за границей.
Криминальная приватизация подняла мощный вал преступности. Уголовные сообщества начали расти как грибы. Уже к середине 1990-х гг. некоторые преступные группировки были известны в стране не меньше, чем новые банки и корпорации. В январе 1995 года на территории России действовали более 15 000 криминальных групп (в 1990 году их было менее 50). Сегодня уголовная мораль, уголовный быт, уголовная лексика и уголовная эстетика характеризуют значительную часть российского общества.
Все перечисленные аспекты российской реформации 1990-х годов в целом вполне объективно оценены как академическим сообществом, так и широкой общественностью. Очевидность результатов реформации, отражённая в реальных показателях, не создаёт основы для сколько-нибудь существенных различий в оценках. В то же время существует важнейший аспект общественных отношений в нынешней России, оценка которого вызывает сегодня острую полемику. Это - социально-политический аспект. Данная область человеческой деятельности легко доступна для идеологизации, критерии оценок здесь менее конкретны, поле для объективных, в том числе и статистических, измерений ограничено, превалируют пропагандистские установки. Для манипулирования общественным мнением создаются различные социальные миражи, фантомы и мифы, используются и другие способы индоктринирования массового сознания. Оценка результатов реформ в политической сфере - сегодня наиболее далека от общественного консенсуса. Поэтому вопрос, чтó Россия получила в результате реформ 1990-х годов в этой важнейшей сфере общества заслуживает более подробного анализа.
Экономические преобразования российских реформаторов начались с приватизации. Распределение государственной собственности - основной элемент экономических преобразований 1990-х годов в постсоциалистических государствах. Возникшая, и ставшая доминирующей в народном хозяйстве, частная собственность и, высвобожденная из жёстких тоталитарных оков, частная инициатива во всех постсоциалистических странах Европы послужила мощным импульсом для демократического развития этих стран. К сожалению, в России этого не произошло. Почему же в России итоги приватизации оказались, по словам академика О.Богомолова, «столь драматическими, прямо противоположными, чем в других странах, и больших, и малых, как европейских, в том числе и постсоциалистических, так и азиатских»? В России реформаторы поставили своей целью провести приватизацию в максимально короткие сроки. Сами они не без кокетства называли свои реформы «пожарными», а себя сочувственно «командой смертников», «камикадзе», определив, таким образом, в массовом сознании россиян свою роль как жертв, осуществляющих высокую, на грани подвига, функцию «спасения нации». Н.Щербинина справедливо замечает по этому поводу, что «советская политическая культура продемонстрировала в этом эпизоде свой традиционный фарисейский ритуал «подмены статуса», когда декларируемые «лишения» верхов воплощаются в символических «житиях страдальцев за народное дело». Сегодня все эти «камикадзе» процветают, большинство из них стали первыми российскими миллионерами. В отличие от других европейских государств в России либеральные идеи не имеют столь широкой социальной базы в обществе. Обращение общества к либеральным ценностям отличает лишь отдельные периоды в российской истории XIX-XX веков. Десятилетие, охватывающее вторую половину 80-х и первую 90-х годов ХХ века, было именно таким периодом. Популярность всего, что связано со свободой личности, персональной инициативой и другими либерально-демократическими ценностями стремительно возрастала в российском обществе. К началу 1990-х годов она захватила значительную, если не бóльшую часть населения, причём, самую продуктивную её часть. Многочисленные социологические исследования показывали чёткую установку большинства россиян на принятие демократических ценностей. Так, в марте 1992 года ВЦИОМ осуществил одно из самых масштабных за свою историю исследований общественного мнения. По общероссийской репрезентативной выборке в 49 регионах было опрошено 6885 респондентов, из которых более двух третей (68,3%) оценивали либеральные и демократические ценности положительно и только 9,8% отрицательно.26 Т.е. в начале 1990-х годов в российском обществе возникла широкая социальная и психологическая основа для практической реализации либеральных и демократических идей. Осенью 1991 года известный публицист Юрий Карякин выразил мнение большинства, когда сказал: «Впервые в этом столетии Бог улыбнулся России». Таким образом, в тот исторический момент государственной власти представился великолепный шанс для создания демократического государства и успешного социально- экономического развития. Но российские реформаторы не только не воспользовались этой уникальной возможностью, но, по существу, сделали всё, чтобы опорочить ценности свободы и демократии в глазах населения.
Поскольку экономические реформы в России часто сравниваются с реформами в странах Балтии - они стартовали одновременно, стоит привести оценку наших соседей. Вот мнение эстонского политолога Катрин Лийк, которое она высказала в 2007 году на одной из авторитетных дискуссий, организованной Московским Фондом «Либеральная миссия»: «Мне довелось в течение шести с половиной лет работать журналистом в России. Внимательно наблюдая за тем, как происходили здесь постсоветские реформы, я много размышляла о российском правящем классе. И поняла, что едва ли не решающую роль в определении стратегического вектора развития страны играют люди, которые эти реформы начинают. Думаю, что готовых и способных строить демократию, в России не оказалось. Эстонии в данном отношении повезло больше».
Можно согласиться с К.Лийк, что Эстонии повезло, а России не повезло с реформаторами, но никак нельзя согласиться с тем, что в отличие от маленькой Эстонии в огромной России людей готовых и способных строить демократию не было. К сожалению, сложившееся в 1990-х годах представление о России, как стране, характеризующейся отсутствием людей, которые по своим человеческим качествам соответствуют высокой цели общественных преобразований, а, главное, готовы эти качества использовать на благо своего народа, разделяют многие представители истеблишмента соседних с Россией восточноевропейских государств. Действительно, таких авторитетных, честных и ответственных за судьбу своего народа, как Дэн Сяопин в Китае, Альгирдас Бразаускас в Литве, Эдгар Сависаар в Эстонии, Владимир Мечьяр в Словакии, Лешек Бальцерович в Польше, Вацлав Гавел в Чехии на российском политическом олимпе в 1990-годах не оказалось. Но вовсе не потому, что в России не было такой породы способных управленцев.
Разумеется, люди не ангелы, и к любому человеку всегда можно предъявить те или иные претензии, к тому же люди могут меняться под влиянием различных обстоятельств. Так же как из любого порядочного человека масс-медиа легко могут создать в общественном мнении чудовищного монстра, о чём ещё в позапрошлом веке блистательно написал Марк Твен. Но взгляд на Россию как на страну, где честные политики отсутствуют по определению, исходит или из крайней политической наивности, или из столь же крайней неприязни к нашей стране. Ведь на месте тех, кто проводил реформы помимо упомянутых авторов программы «500 дней» - С.Шаталина, Г.Явлинского, С.Петракова, В.Селюнина и др. могли оказаться бывший министр экономики в правительстве Гайдара Сергей Глазьев, который из-за принципиального несогласия с избранным курсом вскоре ушёл оттуда; бывший генеральный прокурор РФ Алексей Казанник, ужаснувшийся происходящему и также подавший в отставку; или бывший министр юстиции РФ Николай Фёдоров, по тем же причинам покинувший это пост; или бывший командующий пограничными войсками генерал Алексей Николаев, вставший на пути провоза через границу контрабандного спирта в Россию, и тем самым, посягнувший на интересы высокопоставленных государственных чиновников и поплатившийся своим постом; или бывший заместитель председателя Счётной Палаты РФ Юрий Болдырев, вынужденный так же из-за своей честности и принципиальности уйти с этого поста в 2000 году; бывший мэр г. Владивостока Юрий Черепков, всеми мыслимыми и немыслимыми способами многократно лишаемый права участвовать в выборах главы города, где популярность среди населения обеспечивала ему победу. Или, наконец, призванный в связи с августовским кризисом 1998 года на пост премьер-министра академик Евгений Примаков - первый и честный, и компетентный, и решительный глава правительства в новой России - в подчёркнуто оскорбительной форме уволенный через год Б.Ельциным (многие, вероятно, помнят знаменитое «Не так сели!») с этого поста после того, как «посмел» пригрозить арестом «другу семьи» - Б.Березовскому. Можно назвать и многих других современных политических деятелей России, которые убедительно продемонстрировали тогда совершенно иное качество морали. Конечно же, умных, честных и энергичных людей, способных руководить страной в начале 1990 г. в России было немало. Но они не были востребованы, потому что не вписывались в задуманный сценарий, и если они всё-таки попадали на высокие государственные посты, правящая верхушка их немедленно отторгала. К.Лийк, как и многие другие западные аналитики, не учла особенностей кадровой селекции в новой России.
Пожалуй, наиболее ярким примером эффективности этого селективного механизма может служить эпизод с Владимиром Полевановым. Губернатора Амурской области - многолетнего и заслуженного колымского геолога, знаменитого человека в Сибири - назначили 17 ноября 1994 года председателем Комитета по управлению государственным имуществом и одновременно вице-премьером (вместо А.Чубайса, который ушёл тогда на повышение - первым вице-премьером). Став третьим по рангу лицом в правительстве РФ, В.Полеванов приобрёл не только высокий государственный статус, но, что более важно, получил возможность ознакомиться со многими документами приватизации, и был, по его словам, «ошарашен и цинизмом, и масштабами расхищения государственной собственности». Тщательно изучив материалы приватизации, он подготовил и подал премьер-министру В.Черномырдину подробную докладную записку о творящихся в стране преступлениях (этот поражающий воображение документ опубликован). В.Полеванов подал свою записку 18 января 1995 года. Через три дня - 21 января 1995 года был уволен.
В постсоциалистических странах Европы приватизации предшествовала коммерциализация, а разгосударствление собственности там начинали с мелких предприятий после стабилизации цен. Приватизация средних по размеру предприятий была проведена значительно позже, а продажа в частные руки крупных была уже на заключительном этапе приватизации. Так, социалистическая Польша, начавшая приватизацию задолго до российских реформаторов, успешно её проводила до начала 2000-х годов. «Многие крупные предприятия в Польше и сегодня находятся в собственности государства, и не только потому, что они и так достаточно рентабельны, но также и потому, что по соображениям геоэкономической безопасности они не должны находиться в частных руках», - писал в 2008 году экс-премьер-министр и экс-министр финансов Польши, профессор Г.Колодко. В 2008 году, по его свидетельству, 20% ВВП приходится в Польше на государственный сектор, в котором занято 28% работающих. В России всё было по-другому. Начатая осенью 1992 года в России массовая приватизация привела к тому, что уже к началу 1995 года более 70% государственных предприятий были переданы частным владельцам, а к 1997 году негосударственные предприятия составляли уже 95,6% общего числа предприятий. Возможно, это была самая скоротечная приватизация в истории человечества.