Катынь: Нерешенные вопросы Катыни (V)
Члены тверского ”Мемориала” и сотрудники Тверского УФСБ к 1995 г. установили по архивным следственным делам, а затем опубликовали фамилии и имена 5177 жертв, расстрелянных в Калинине в 1937 - 1938 гг. и 1185 - в 1939 - 1953 гг. Считается, что около 5000 из них захоронены на спецкладбище в ”Медном”. Однако найти конкретные места захоронения репрессированных советских людей так и не удалось.
Польские археологи прозондировали всю территорию спецкладбища „Медное” и его окрестности. Они пришли к твердому убеждению, что, помимо обнаруженных на спецкладбище 25 ”польских могил” и 2 советских захоронений за пределами спецкладбища, никаких других захоронений в этом районе не существует. К такому же выводу пришли и специалисты Тверского УФСБ, проводившие зондажные бурения в „Медном” осенью 1995 г. Возникает вопрос, если на спецкладбище в „Медном” находятся захоронения лишь польских военнопленных, то куда исчезли захоронения расстрелянных советских людей?». Это ещё один вопрос, ответ на который не спешат искать сторонники геббельсовско-польской версии. Вместе с тем не могут они и опровергнуть важный вывод В.Н. Шведа и С.Э. Стрыгина о том, что в «Медном» «захоронена лишь небольшая группа поляков, на основе останков которых все захоронения в „Медном” были объявлены польскими».
Выступая на «круглом столе», Ю. И. Мухин пролил свет на технологию «размножения польских черепов»: «Под селом Медным в Калининской области раскопали 243 черепа, постеснялся даже этот ксёндз сказать, сколько же из них было с пулевыми отверстиями, поскольку они все перед ним на столе лежали на фотографиях. 12 штук было, 12 черепов. Смотрите, какие выводы делает следствие из этих 169 черепов, - это, оказывается, захоронение четырех тысяч с лишним поляков и польских офицеров. А в Медном 243 черепа размножились в шесть тысяч польских полицейских. А кто сказал, что там вообще поляки? Якобы найдены некоторые вещи, но не в могилах найдены, а отдельно, возле могил ямки были, а там эти вещи (ну не нужные там!) закопаны - золотые монеты, всякие вещи и, главное, - газеты за 1940 год. Там уже подошвы не сохранились в могилах, а у них газеты читать можно, понимаете? Вот такие находки. Казалось бы, где они, эти находки, при деле? Нет, их увезли с собой поляки в Польшу». Что же касается раскопок под Харьковом, то там, по словам Ю. И. Мухина, «раскопали кладбище тюремное, на котором расстреливали уголовных преступников, плюс во время войны там же хоронили немцев, умерших в тифозном лагере военнопленных. Раскопали под Харьковом 169 черепов, по черепам нашли. Копали экскаватором сами поляки, копали вдоль и поперёк. Из них 62 черепа с пулевыми ранениями, что допустимо, в тюрьме же расстреливали» .
В Рецензии на Заключение комиссии экспертов ГВП сказано, что «в 1991 году следственной группой ГВП совместно с польскими специалистами при проведении частичных эксгумаций в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова было извлечено 167 останков, на территории неподалеку от п. Медное Тверской области (в прошлом Калининской области) эксгумировано 243 тела. Сколько из них принадлежит гражданам Польши, следствием не установлено. Кадры оперативной съемки показывают, что из захоронений извлекались разрозненные кости, черепа и их фрагменты. Как видим, следственная группа ГВП при проведении эксгумации тел летом 1991 года не могла выкопать и идентифицировать по национальному признаку 14522 тела.
К этому надо добавить, что эксгумацию фактически проводили польские специалисты. Они же провели и исследование полученных материалов, якобы найденных в захоронениях, которые не были приобщены к уголовному делу, а увезены в Польшу. Такие вещи недопустимы при расследовании уголовных дел, это ставит под сомнение всю имеющуюся в деле доказательную базу».
В.Н. Швед и С.Э. Стрыгин задаются и таким вопросом: «221 эксгумированных трупа в Козьих горах принадлежали абсолютно гражданским лицам. Помимо этого установлено, что из 4143 эксгумированных немцами трупов 688 трупов были в солдатской униформе и не имели при себе никаких документов. Возникает закономерный вопрос: что за польские солдаты и лица в гражданской одежде оказались в катынских могилах, если в Козельском лагере содержались только офицеры, абсолютное большинство которых было одето в офицерскую форму?». Характерно, что этот неотвратимый и закономерный вопрос не возникает у сторонников геббельсовско-польской версии катынских событий. Авторы Рецензии на Заключение комиссии экспертов ГВП констатировали: «Комиссия Бурденко в 1944 году, согласно её отчёту, вскрыла под Катынью 925 трупов и пришла к выводу о расстреле их немцами. Комиссия Геббельса в апреле 1943 года, если даже признать ее выводы достоверными, провела исследование чуть более 4 тысяч трупов. Главная военная прокуратура, как следует из материалов уголовного дела, в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова (25 июля - 9 августа 1991 г.) вскрыла 167 останков поляков и в Медном Тверской области (15 - 25 августа 1991 г.) - 243 трупа. Отметим, что эксгумацию фактически проводили польские специалисты. Таким образом, можно говорить о количестве всех эксгумированных трупов - не более 6 тысяч. Сотрудникам же НКВД и членам Политбюро ВКП(б). вменяют в вину расстрел более 21 тысячи поляков. Этот вывод сделан на основе предположений, сомнительных документов, не подвергнутому глубокому экспертному исследованию. К тому же в отсутствие эксгумированных трупов и без установления их национальности вменять в вину указанное количество жертв является недопустимым с правовой и просто здравой точки зрения!».
О новой сенсации, которую подарили миру польские специалисты, 28 января 2013 г. на narpolit.ru в статье «Сенсация, которую предпочли не заметить. Необычное путешествие пана Кулиговского и пана Маловейского на расстрел и обратно» поведал Андрей Михайлов. Статья достойна подробного цитирования: «Одной из любимых тем разговоров в ”клубе любителей Катыни” являются „массовые расстрелы политзаключенных в тюрьмах на территории Западной Украины”. Рассуждают на эту тему часто, но постоянно испытывают проблемы с названием конкретных захоронений. И вот - радость! В 2011 году возле Владимира-Волынского на территории городища ”Валы” начались раскопки захоронения начала 1940-х. Однако когда отчёт о раскопках 2011-2012 годов был опубликован, у западенцев просто челюсти отвисли. Оказалось, что массовые захоронения во Владимире-Волынском появились в результате деятельности нацистов. Установили это польские исследователи совершенно неопровержимо - по находкам в раскопах. Найденные ими в могилах гильзы имеют очень специфическую маркировку, говорящую о том, что произведены они в польском городе Скаржинско-Каменно, оказавшемся в 1939 году в немецкой части Польши - „генерал-губернаторстве”. Ну, и время производства на этих польско-немецких гильзах значилось вполне определённое - 1941 год. Стало быть, НКВД такими патронами пользоваться никак не мог».
Далее А. Михайлов замечает: «О своей самой интересной находке польские археологи предпочли особенно не распространяться - и понятно почему. А нашли они два польских номерных полицейских жетона. Сама по себе находка была бы не ах… если бы не номера на этих жетонах. Согласно данным польских архивов, один из них (№1441) принадлежал Юзефу Кулиговскому, а другой (№1099) Людвику Маловейскому. Оба эти пана в 1939 году попали в плен к Красной Армии и зимой 1939-1940 годов их содержали в Осташковском лагере для военнопленных в нынешней Тверской области. А потом (если верить принятой со времён Горбачёва версии „катынского дела”) их из этого лагеря в соответствии с „решением Политбюро от 5 марта 1940» отправили «в распоряжение УНКВД по Калининской области”. А потом, по официальной версии, всё было просто: всех без исключения „осташковских” поляков расстреляли в здании Калининского УНКВД, а трупы отвезли в окрестности села Медное, где и закопали. Теперь там мемориал жертвам „сталинского преступления”. Красота. И вот теперь вся эта стройная версия полетела к чертям: „расстрелянные” весной 1940 года сотрудниками НКВД польские полицейские вдруг обнаружились в массовом захоронении лета 1941, появившемся в результате „работы” нацистских зондеркоманд. Ну, и чьими же после этого жертвами оказываются пан Кулиговский и пан Маловейский? Это вопрос неприятный, поэтому поляки на нём заморачиваться не стали». ( Катынь: Нерешенные вопросы Катыти (IV)) Комментарии излишни. Добавим лишь то, что позицию и доводы Михайлова поддержала газета «Красная звезда»: «Примечательны результаты раскопок захоронения начала 1940-х годов, которые велись в 2011-2012 годах возле Владимира-Волынского (Украина) на территории городища „Валы”. Проводили их археологи-поляки по заказу польского Совета охраны памяти борьбы и мученичества. Так что вопрос о пророссийских симпатиях археологов отпадает сам собой. Выяснилось, что массовые захоронения во Владимире-Волынском появились в результате деятельности германских зондеркоманд. Найденные археологами в могилах гильзы имеют очень специфическую маркировку, говорящую о том, что произведены они в польском городе Скаржиско-Каменна, оказавшемся в 1939 году в немецкой части Польши - „генерал-губернаторстве”. Ну и время производства на этих польско-немецких гильзах значилось вполне определённое - 1941 год. Очевидно, что сотрудники советского НКВД такими патронами пользоваться не могли. Археологи нашли и два польских номерных полицейских жетона, на которых сохранились имена. Согласно данным польских архивов, один из них (№ 1099) принадлежал Людвику Маловейскому, а другой (№ 1441) - Юзефу Кулиговскому. Они попали в плен к Красной Армии осенью 1939 года, и их поместили в Осташковский лагерь для военнопленных в Калининской (ныне Тверской) области.
Со времён Горбачёва известно, что пленных поляков из этого лагеря в соответствии с „решением Политбюро от 5 марта 1940 года” отправили в распоряжение УНКВД по Калининской области. Документы об их перевозке из Осташкова в Калинин действительно имеются. Усилиями «команды» идеолога перестройки секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлева в общественном сознании утвердилась мысль, что всех без исключения „осташковских” поляков расстреляли в здании Калининского УНКВД, а трупы отвезли в окрестности села Медное, где и закопали. Теперь там мемориал жертвам „сталинского преступления”. И вот теперь находка польских археологов во Владимире-Волынском ставит под вопрос эту версию: убитые якобы весной 1940 года сотрудниками НКВД польские полицейские оказались в массовом захоронении лета 1941 года, возникшем в результате немецких расстрелов. В появившемся в российском сегмента Интернета комментарии Андрея Михайлова справедливо отмечается, что фраза „отправить в распоряжение Калининского УНКВД” вовсе не является синонимом распоряжения „расстрелять”. В Калинине сотрудники НКВД, видимо, проводили сортировку пленных поляков: кого-то отправляли в лагеря, кого-то расстреливали за зверские убийства коммунистов на территории западных областей Белоруссии и Украины и пленных красноармейцев, а кого-то (в данном случае бывших сотрудников полиции) перевозили в места их прежней деятельности для расследования по подозрению в преступлениях. Таким образом Юзеф Кулиговский и Людвик Маловейский оказались на территории Западной Украины и попали в руки немцев после вероломного вторжения вермахта на территорию СССР». Это далеко не первый случай, когда люди, объявленные расстрелянными НКВД весной 1940 года, оказывались живыми в 1941 году. Вот факт, установленный в начале 1944 года Специальной Комиссией под председательством Н. Н. Бурденко: «Свидетельница Сашнева Мария Александровна, учительница начальной школы дер. Зеньково, рассказала Специальной Комиссии о том, что в августе м-це 1941 г. она приютила у себя в дер. Зеньково бежавшего из лагеря военнопленного поляка. Он рассказал мне, что окончил в Польше учительскую семинарию, а затем учился в какой-то военной школе и был подпоручиком запаса. С начала военных действий Польши с Германией он был призван на действительную службу, находился в Брест-Литовске, где и попал в плен к частям Красной Армии. Больше года он находился в лагере под Смоленском. Когда пришли немцы, они захватили польский лагерь. Установили в нём жёсткий режим. Уходя на другой день, поляк назвал свою фамилию, которую Сашнева записала в книге. В представленной Сашневой Специальной Комиссии книге „Практические занятия по естествознанию” Ягодовского на последней странице имеется запись: „Лоек Юзеф и Софья. Город Замостье улица Огродная дом №25”. В опубликованных немцами списках под №3796 Лоек Юзеф, лейтенант, значится, как расстрелянный на „Козьих Горах” в Катынском лесу весной 1940 г. Таким образом, по немецкому сообщению получается, что Лоек Юзеф был расстрелян за год до того, как его видела свидетельница Сашнева».
Теперь схожая метаморфоза произошла с Юзефом Кулиговском и Людвиком Маловейским. Есть веские основания предполагать, что если раскопки в Катыни будут продолжены (естественно, при активном российском участии), то список поляков, якобы уничтоженных НКВД весной 1940 года, а на деле остававшимися живыми вплоть до прихода немцев, увеличится.
Конструктивные предложения
Начнём, однако, не с них. В 2011 году свет увидела кандидатская диссертация Ю. Л. Буяновой «Катынское дело: информационная борьба СССР и нацистской Германии (1943 -1945 гг.)», в которой была проанализирована историческая литература по катынскому делу. Давая оценку неоднократно цитировавшимся в данной статье работам В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина Ю. Л. Буянова заметила: «Все они не являются профессиональными историками, плотно занимающимися темой Катыни, никто из них не работал в архивах, а выводы свои они строят на умозаключениях либо на показаниях неназванных ”источников”. Все эти авторы однозначно признают лживость ”геббельсовской версии”, трактуют Катынское дело исключительно как провокацию гитлеровцев, вместе с тем к документам советской стороны (таким, как заключение комиссии Н. Н. Бурденко) они относятся не критично, полностью принимают их на веру, не учитывая тот факт, что и эти документы являются продуктом пропаганды» Вызывает недоумение, как Ю. Л. Буянова умудрилась сделать такой вывод о работах В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина, которые, в действительности «плотно занимаются» катынской темой два десятка лет? Составить мнение о работах В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина сегодня может каждый, оценив степень их «критичности» в отношении источников. Выше были приведены фрагменты расстрельных списков, обнаруженных С. Э. Стрыгиным в РГАСПИ. Делая такие заявления, Ю. Л. Буянова - автор кандидатской диссертации по информационной борьбе в Катынском деле - заявляет себя в качестве активного участника информационной войны на стороне адептов геббельсовско-польской версии катынских событий. К примеру, она пишет: «Врачи сделали вывод, согласно которому поляки, по всем признакам, были расстреляны весной 1940 г.» При этом профессиональный историк Ю. Л. Буянова не конкретизирует эти «признаки» и предусмотрительно молчит о том, что «врачи» были подобраны фашистами. А когда среди этих экспертов возникли разногласия и они покинули Смоленск, не подписав нужного Геббельсу заключения, немцы посадили самолет с «врачами» в Белой подляске, где в ангаре повторно потребовали подписать заключение. На этот раз эксперты не нашли в себе сил отказаться от сделанного им «предложения» Более конструктивной представляется позиция М. И. Мельтюхова, которую он сформулировал в статье «Предыстория Великой Отечественной войны»: «Как известно, весной 1990 г. советское руководство сделало официальное заявление о причастности к этим событиям органов НКВД. Однако появившиеся исследования и дополнительные публикации, как, впрочем, и расследование Главной военной прокуратуры РФ, отнюдь не прояснили данную проблему. Ныне в Российской Федерации возникла публичная общественная дискуссия по этому вопросу, в ходе которой стало очевидно, что никаких однозначных доказательств вины советского руководства до сих пор не найдено. Использующиеся в качестве таких доказательств записка Л. Берия в Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 февраля 1940 г., выписка из решения Политбюро от 5 марта 1940 г. и записка председателя КГБ А. Шелепин Н. С. Хрущёву от 3 марта 1959 г. прежде всего вызывают серьёзные сомнения в своей аутентичности. Кроме того, в записке Берия и выписке из решения Политбюро речь идёт не о поголовном расстреле военнопленных польских офицеров, а о разрешении создаваемой для рассмотрения их следственных дел комиссии (тройки) НКВД выносить в том числе и смертные приговоры. Иначе непонятно, зачем вообще была нужна эта комиссия. Именно приговоры этой комиссии, а также материалы о проведении этих приговоров в исполнения явились бы прямыми доказательствами вины тогдашнего советского руководства в расстреле определенного количества польских офицеров. В литературе имеются сведения о том, что всего было расстреляно 3196 военнопленных, причастных к уничтожению советских военнопленных в 1920 - 1921 гг., к борьбе против левого движения в Польше и совершивших тяжкие уголовные преступления на территории СССР уже после пленения. Однако совершенно очевидно, что к трагедии в Катынском лесу эти репрессии вообще не имеют никакого отношения. В любом случае, все эти проблемы требуют тщательного, всестороннего и обстоятельного расследования с раскрытием всех имеющих хоть какое бы то ни было отношение к этим вопросам документов в российских и зарубежных архивах».
Общий вывод известного российского исследователя представляется верным и обоснованным. До тех пор, пока остаются спорные вопросы по этой крайне политизированной теме, делать окончательные выводы будет рано.
Польские археологи прозондировали всю территорию спецкладбища „Медное” и его окрестности. Они пришли к твердому убеждению, что, помимо обнаруженных на спецкладбище 25 ”польских могил” и 2 советских захоронений за пределами спецкладбища, никаких других захоронений в этом районе не существует. К такому же выводу пришли и специалисты Тверского УФСБ, проводившие зондажные бурения в „Медном” осенью 1995 г. Возникает вопрос, если на спецкладбище в „Медном” находятся захоронения лишь польских военнопленных, то куда исчезли захоронения расстрелянных советских людей?». Это ещё один вопрос, ответ на который не спешат искать сторонники геббельсовско-польской версии. Вместе с тем не могут они и опровергнуть важный вывод В.Н. Шведа и С.Э. Стрыгина о том, что в «Медном» «захоронена лишь небольшая группа поляков, на основе останков которых все захоронения в „Медном” были объявлены польскими».
Выступая на «круглом столе», Ю. И. Мухин пролил свет на технологию «размножения польских черепов»: «Под селом Медным в Калининской области раскопали 243 черепа, постеснялся даже этот ксёндз сказать, сколько же из них было с пулевыми отверстиями, поскольку они все перед ним на столе лежали на фотографиях. 12 штук было, 12 черепов. Смотрите, какие выводы делает следствие из этих 169 черепов, - это, оказывается, захоронение четырех тысяч с лишним поляков и польских офицеров. А в Медном 243 черепа размножились в шесть тысяч польских полицейских. А кто сказал, что там вообще поляки? Якобы найдены некоторые вещи, но не в могилах найдены, а отдельно, возле могил ямки были, а там эти вещи (ну не нужные там!) закопаны - золотые монеты, всякие вещи и, главное, - газеты за 1940 год. Там уже подошвы не сохранились в могилах, а у них газеты читать можно, понимаете? Вот такие находки. Казалось бы, где они, эти находки, при деле? Нет, их увезли с собой поляки в Польшу». Что же касается раскопок под Харьковом, то там, по словам Ю. И. Мухина, «раскопали кладбище тюремное, на котором расстреливали уголовных преступников, плюс во время войны там же хоронили немцев, умерших в тифозном лагере военнопленных. Раскопали под Харьковом 169 черепов, по черепам нашли. Копали экскаватором сами поляки, копали вдоль и поперёк. Из них 62 черепа с пулевыми ранениями, что допустимо, в тюрьме же расстреливали» .
В Рецензии на Заключение комиссии экспертов ГВП сказано, что «в 1991 году следственной группой ГВП совместно с польскими специалистами при проведении частичных эксгумаций в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова было извлечено 167 останков, на территории неподалеку от п. Медное Тверской области (в прошлом Калининской области) эксгумировано 243 тела. Сколько из них принадлежит гражданам Польши, следствием не установлено. Кадры оперативной съемки показывают, что из захоронений извлекались разрозненные кости, черепа и их фрагменты. Как видим, следственная группа ГВП при проведении эксгумации тел летом 1991 года не могла выкопать и идентифицировать по национальному признаку 14522 тела.
К этому надо добавить, что эксгумацию фактически проводили польские специалисты. Они же провели и исследование полученных материалов, якобы найденных в захоронениях, которые не были приобщены к уголовному делу, а увезены в Польшу. Такие вещи недопустимы при расследовании уголовных дел, это ставит под сомнение всю имеющуюся в деле доказательную базу».
В.Н. Швед и С.Э. Стрыгин задаются и таким вопросом: «221 эксгумированных трупа в Козьих горах принадлежали абсолютно гражданским лицам. Помимо этого установлено, что из 4143 эксгумированных немцами трупов 688 трупов были в солдатской униформе и не имели при себе никаких документов. Возникает закономерный вопрос: что за польские солдаты и лица в гражданской одежде оказались в катынских могилах, если в Козельском лагере содержались только офицеры, абсолютное большинство которых было одето в офицерскую форму?». Характерно, что этот неотвратимый и закономерный вопрос не возникает у сторонников геббельсовско-польской версии катынских событий. Авторы Рецензии на Заключение комиссии экспертов ГВП констатировали: «Комиссия Бурденко в 1944 году, согласно её отчёту, вскрыла под Катынью 925 трупов и пришла к выводу о расстреле их немцами. Комиссия Геббельса в апреле 1943 года, если даже признать ее выводы достоверными, провела исследование чуть более 4 тысяч трупов. Главная военная прокуратура, как следует из материалов уголовного дела, в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова (25 июля - 9 августа 1991 г.) вскрыла 167 останков поляков и в Медном Тверской области (15 - 25 августа 1991 г.) - 243 трупа. Отметим, что эксгумацию фактически проводили польские специалисты. Таким образом, можно говорить о количестве всех эксгумированных трупов - не более 6 тысяч. Сотрудникам же НКВД и членам Политбюро ВКП(б). вменяют в вину расстрел более 21 тысячи поляков. Этот вывод сделан на основе предположений, сомнительных документов, не подвергнутому глубокому экспертному исследованию. К тому же в отсутствие эксгумированных трупов и без установления их национальности вменять в вину указанное количество жертв является недопустимым с правовой и просто здравой точки зрения!».
О новой сенсации, которую подарили миру польские специалисты, 28 января 2013 г. на narpolit.ru в статье «Сенсация, которую предпочли не заметить. Необычное путешествие пана Кулиговского и пана Маловейского на расстрел и обратно» поведал Андрей Михайлов. Статья достойна подробного цитирования: «Одной из любимых тем разговоров в ”клубе любителей Катыни” являются „массовые расстрелы политзаключенных в тюрьмах на территории Западной Украины”. Рассуждают на эту тему часто, но постоянно испытывают проблемы с названием конкретных захоронений. И вот - радость! В 2011 году возле Владимира-Волынского на территории городища ”Валы” начались раскопки захоронения начала 1940-х. Однако когда отчёт о раскопках 2011-2012 годов был опубликован, у западенцев просто челюсти отвисли. Оказалось, что массовые захоронения во Владимире-Волынском появились в результате деятельности нацистов. Установили это польские исследователи совершенно неопровержимо - по находкам в раскопах. Найденные ими в могилах гильзы имеют очень специфическую маркировку, говорящую о том, что произведены они в польском городе Скаржинско-Каменно, оказавшемся в 1939 году в немецкой части Польши - „генерал-губернаторстве”. Ну, и время производства на этих польско-немецких гильзах значилось вполне определённое - 1941 год. Стало быть, НКВД такими патронами пользоваться никак не мог».
Далее А. Михайлов замечает: «О своей самой интересной находке польские археологи предпочли особенно не распространяться - и понятно почему. А нашли они два польских номерных полицейских жетона. Сама по себе находка была бы не ах… если бы не номера на этих жетонах. Согласно данным польских архивов, один из них (№1441) принадлежал Юзефу Кулиговскому, а другой (№1099) Людвику Маловейскому. Оба эти пана в 1939 году попали в плен к Красной Армии и зимой 1939-1940 годов их содержали в Осташковском лагере для военнопленных в нынешней Тверской области. А потом (если верить принятой со времён Горбачёва версии „катынского дела”) их из этого лагеря в соответствии с „решением Политбюро от 5 марта 1940» отправили «в распоряжение УНКВД по Калининской области”. А потом, по официальной версии, всё было просто: всех без исключения „осташковских” поляков расстреляли в здании Калининского УНКВД, а трупы отвезли в окрестности села Медное, где и закопали. Теперь там мемориал жертвам „сталинского преступления”. Красота. И вот теперь вся эта стройная версия полетела к чертям: „расстрелянные” весной 1940 года сотрудниками НКВД польские полицейские вдруг обнаружились в массовом захоронении лета 1941, появившемся в результате „работы” нацистских зондеркоманд. Ну, и чьими же после этого жертвами оказываются пан Кулиговский и пан Маловейский? Это вопрос неприятный, поэтому поляки на нём заморачиваться не стали». ( Катынь: Нерешенные вопросы Катыти (IV)) Комментарии излишни. Добавим лишь то, что позицию и доводы Михайлова поддержала газета «Красная звезда»: «Примечательны результаты раскопок захоронения начала 1940-х годов, которые велись в 2011-2012 годах возле Владимира-Волынского (Украина) на территории городища „Валы”. Проводили их археологи-поляки по заказу польского Совета охраны памяти борьбы и мученичества. Так что вопрос о пророссийских симпатиях археологов отпадает сам собой. Выяснилось, что массовые захоронения во Владимире-Волынском появились в результате деятельности германских зондеркоманд. Найденные археологами в могилах гильзы имеют очень специфическую маркировку, говорящую о том, что произведены они в польском городе Скаржиско-Каменна, оказавшемся в 1939 году в немецкой части Польши - „генерал-губернаторстве”. Ну и время производства на этих польско-немецких гильзах значилось вполне определённое - 1941 год. Очевидно, что сотрудники советского НКВД такими патронами пользоваться не могли. Археологи нашли и два польских номерных полицейских жетона, на которых сохранились имена. Согласно данным польских архивов, один из них (№ 1099) принадлежал Людвику Маловейскому, а другой (№ 1441) - Юзефу Кулиговскому. Они попали в плен к Красной Армии осенью 1939 года, и их поместили в Осташковский лагерь для военнопленных в Калининской (ныне Тверской) области.
Со времён Горбачёва известно, что пленных поляков из этого лагеря в соответствии с „решением Политбюро от 5 марта 1940 года” отправили в распоряжение УНКВД по Калининской области. Документы об их перевозке из Осташкова в Калинин действительно имеются. Усилиями «команды» идеолога перестройки секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлева в общественном сознании утвердилась мысль, что всех без исключения „осташковских” поляков расстреляли в здании Калининского УНКВД, а трупы отвезли в окрестности села Медное, где и закопали. Теперь там мемориал жертвам „сталинского преступления”. И вот теперь находка польских археологов во Владимире-Волынском ставит под вопрос эту версию: убитые якобы весной 1940 года сотрудниками НКВД польские полицейские оказались в массовом захоронении лета 1941 года, возникшем в результате немецких расстрелов. В появившемся в российском сегмента Интернета комментарии Андрея Михайлова справедливо отмечается, что фраза „отправить в распоряжение Калининского УНКВД” вовсе не является синонимом распоряжения „расстрелять”. В Калинине сотрудники НКВД, видимо, проводили сортировку пленных поляков: кого-то отправляли в лагеря, кого-то расстреливали за зверские убийства коммунистов на территории западных областей Белоруссии и Украины и пленных красноармейцев, а кого-то (в данном случае бывших сотрудников полиции) перевозили в места их прежней деятельности для расследования по подозрению в преступлениях. Таким образом Юзеф Кулиговский и Людвик Маловейский оказались на территории Западной Украины и попали в руки немцев после вероломного вторжения вермахта на территорию СССР». Это далеко не первый случай, когда люди, объявленные расстрелянными НКВД весной 1940 года, оказывались живыми в 1941 году. Вот факт, установленный в начале 1944 года Специальной Комиссией под председательством Н. Н. Бурденко: «Свидетельница Сашнева Мария Александровна, учительница начальной школы дер. Зеньково, рассказала Специальной Комиссии о том, что в августе м-це 1941 г. она приютила у себя в дер. Зеньково бежавшего из лагеря военнопленного поляка. Он рассказал мне, что окончил в Польше учительскую семинарию, а затем учился в какой-то военной школе и был подпоручиком запаса. С начала военных действий Польши с Германией он был призван на действительную службу, находился в Брест-Литовске, где и попал в плен к частям Красной Армии. Больше года он находился в лагере под Смоленском. Когда пришли немцы, они захватили польский лагерь. Установили в нём жёсткий режим. Уходя на другой день, поляк назвал свою фамилию, которую Сашнева записала в книге. В представленной Сашневой Специальной Комиссии книге „Практические занятия по естествознанию” Ягодовского на последней странице имеется запись: „Лоек Юзеф и Софья. Город Замостье улица Огродная дом №25”. В опубликованных немцами списках под №3796 Лоек Юзеф, лейтенант, значится, как расстрелянный на „Козьих Горах” в Катынском лесу весной 1940 г. Таким образом, по немецкому сообщению получается, что Лоек Юзеф был расстрелян за год до того, как его видела свидетельница Сашнева».
Теперь схожая метаморфоза произошла с Юзефом Кулиговском и Людвиком Маловейским. Есть веские основания предполагать, что если раскопки в Катыни будут продолжены (естественно, при активном российском участии), то список поляков, якобы уничтоженных НКВД весной 1940 года, а на деле остававшимися живыми вплоть до прихода немцев, увеличится.
Конструктивные предложения
Начнём, однако, не с них. В 2011 году свет увидела кандидатская диссертация Ю. Л. Буяновой «Катынское дело: информационная борьба СССР и нацистской Германии (1943 -1945 гг.)», в которой была проанализирована историческая литература по катынскому делу. Давая оценку неоднократно цитировавшимся в данной статье работам В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина Ю. Л. Буянова заметила: «Все они не являются профессиональными историками, плотно занимающимися темой Катыни, никто из них не работал в архивах, а выводы свои они строят на умозаключениях либо на показаниях неназванных ”источников”. Все эти авторы однозначно признают лживость ”геббельсовской версии”, трактуют Катынское дело исключительно как провокацию гитлеровцев, вместе с тем к документам советской стороны (таким, как заключение комиссии Н. Н. Бурденко) они относятся не критично, полностью принимают их на веру, не учитывая тот факт, что и эти документы являются продуктом пропаганды» Вызывает недоумение, как Ю. Л. Буянова умудрилась сделать такой вывод о работах В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина, которые, в действительности «плотно занимаются» катынской темой два десятка лет? Составить мнение о работах В. Н. Шведа, С. Э. Стрыгина и Ю. И. Мухина сегодня может каждый, оценив степень их «критичности» в отношении источников. Выше были приведены фрагменты расстрельных списков, обнаруженных С. Э. Стрыгиным в РГАСПИ. Делая такие заявления, Ю. Л. Буянова - автор кандидатской диссертации по информационной борьбе в Катынском деле - заявляет себя в качестве активного участника информационной войны на стороне адептов геббельсовско-польской версии катынских событий. К примеру, она пишет: «Врачи сделали вывод, согласно которому поляки, по всем признакам, были расстреляны весной 1940 г.» При этом профессиональный историк Ю. Л. Буянова не конкретизирует эти «признаки» и предусмотрительно молчит о том, что «врачи» были подобраны фашистами. А когда среди этих экспертов возникли разногласия и они покинули Смоленск, не подписав нужного Геббельсу заключения, немцы посадили самолет с «врачами» в Белой подляске, где в ангаре повторно потребовали подписать заключение. На этот раз эксперты не нашли в себе сил отказаться от сделанного им «предложения» Более конструктивной представляется позиция М. И. Мельтюхова, которую он сформулировал в статье «Предыстория Великой Отечественной войны»: «Как известно, весной 1990 г. советское руководство сделало официальное заявление о причастности к этим событиям органов НКВД. Однако появившиеся исследования и дополнительные публикации, как, впрочем, и расследование Главной военной прокуратуры РФ, отнюдь не прояснили данную проблему. Ныне в Российской Федерации возникла публичная общественная дискуссия по этому вопросу, в ходе которой стало очевидно, что никаких однозначных доказательств вины советского руководства до сих пор не найдено. Использующиеся в качестве таких доказательств записка Л. Берия в Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 февраля 1940 г., выписка из решения Политбюро от 5 марта 1940 г. и записка председателя КГБ А. Шелепин Н. С. Хрущёву от 3 марта 1959 г. прежде всего вызывают серьёзные сомнения в своей аутентичности. Кроме того, в записке Берия и выписке из решения Политбюро речь идёт не о поголовном расстреле военнопленных польских офицеров, а о разрешении создаваемой для рассмотрения их следственных дел комиссии (тройки) НКВД выносить в том числе и смертные приговоры. Иначе непонятно, зачем вообще была нужна эта комиссия. Именно приговоры этой комиссии, а также материалы о проведении этих приговоров в исполнения явились бы прямыми доказательствами вины тогдашнего советского руководства в расстреле определенного количества польских офицеров. В литературе имеются сведения о том, что всего было расстреляно 3196 военнопленных, причастных к уничтожению советских военнопленных в 1920 - 1921 гг., к борьбе против левого движения в Польше и совершивших тяжкие уголовные преступления на территории СССР уже после пленения. Однако совершенно очевидно, что к трагедии в Катынском лесу эти репрессии вообще не имеют никакого отношения. В любом случае, все эти проблемы требуют тщательного, всестороннего и обстоятельного расследования с раскрытием всех имеющих хоть какое бы то ни было отношение к этим вопросам документов в российских и зарубежных архивах».
Общий вывод известного российского исследователя представляется верным и обоснованным. До тех пор, пока остаются спорные вопросы по этой крайне политизированной теме, делать окончательные выводы будет рано.