Hortus musicus в Niguliste сегодня
Грегорианские хоралы, позже Senfl и Кнайфель, а посередине сочинение "Кант" нашей фамильной тезки Галины Григорьевой. После крестиков-ноликов греогорианства звучало как хорошая шахматная партия. Традиция много значит, все же дух музыки Пярта веет-то, где хочет, а оплодотворяет в Эстонии. А Senfl звучал, ну, скажем, как партия в покер.
Мальчик-гений 26-ти лет, поставивший невозможного "Тартюфа", феерические "Мифы Древней Греции", а сейчас ставящий маленькую сцену одного маленького театра одной маленькой страны на рога, строит свой спектакль из воспоминаний своих актрис, руководитель студии, которую он готовит уже год к встрече с глухонемыми в одном театральном проекте, шепчет мне на ухо: "Совсем молодая, 40 лет. Композиторы в этом возрасте еще дети".
А потом за кальяном о том, что Питер Брук, создавший антропологию театра, и Ежи Гротовский, выбивающий из актеров Реальное без дураков, да так, что почти душа вон, и Антонен Арто, и глухонемые, которые: "Ты не понимаешь, они начинают догадываться о том, что они другие лет в 6! Они не знаю, что такое звук, что такое звучащее слово, они только видят глазами и чувствуют телом"-, а дети для того, что они играть не умеют гораздо более убедительно, чем взрослые, я взял из Грейвза Диониса в сюжете с Ариадной, собственно, именно вот эти два момента, из них вырос весь спектакль, Персефона, конечно, и то, что Дионис такую подлянку влюбленным подстроил.
А до этого, первую половину дня, дама многочисленных кровей и языков, тренер по межкультурным коммуникациям для бизнесменов, рассказывает такие межкультурные байки из склепа, такие непереводимые игры слов и ритуалов. Например, о том, как ее китайский студент, решив ее испытать на фальшивость любви к китайской культуре, пообщеал ей привезти в подарок Three sound food. Это новорожденный крысенок, который успевает издать только три, ровно три, звука: когда его берут за брюшко, когда окунают в уксус и когда отправляют в рот. Три писка.
Не так ли и наша жизнь, читатель?
Мальчик-гений 26-ти лет, поставивший невозможного "Тартюфа", феерические "Мифы Древней Греции", а сейчас ставящий маленькую сцену одного маленького театра одной маленькой страны на рога, строит свой спектакль из воспоминаний своих актрис, руководитель студии, которую он готовит уже год к встрече с глухонемыми в одном театральном проекте, шепчет мне на ухо: "Совсем молодая, 40 лет. Композиторы в этом возрасте еще дети".
А потом за кальяном о том, что Питер Брук, создавший антропологию театра, и Ежи Гротовский, выбивающий из актеров Реальное без дураков, да так, что почти душа вон, и Антонен Арто, и глухонемые, которые: "Ты не понимаешь, они начинают догадываться о том, что они другие лет в 6! Они не знаю, что такое звук, что такое звучащее слово, они только видят глазами и чувствуют телом"-, а дети для того, что они играть не умеют гораздо более убедительно, чем взрослые, я взял из Грейвза Диониса в сюжете с Ариадной, собственно, именно вот эти два момента, из них вырос весь спектакль, Персефона, конечно, и то, что Дионис такую подлянку влюбленным подстроил.
А до этого, первую половину дня, дама многочисленных кровей и языков, тренер по межкультурным коммуникациям для бизнесменов, рассказывает такие межкультурные байки из склепа, такие непереводимые игры слов и ритуалов. Например, о том, как ее китайский студент, решив ее испытать на фальшивость любви к китайской культуре, пообщеал ей привезти в подарок Three sound food. Это новорожденный крысенок, который успевает издать только три, ровно три, звука: когда его берут за брюшко, когда окунают в уксус и когда отправляют в рот. Три писка.
Не так ли и наша жизнь, читатель?