Кое-что об экранизации Грина
Можно по-разному относиться к творчеству и личности Александра Степановича Гриневского, больше известного как Александр Грин (между нами, я едва ли могу припомнить хоть одного писателя или поэта, прочитав честную биографию которого человек простодушный не воскликнет - "И эти люди учат нас не ковырять в носу!").
Но я сейчас не об этом, а о том, как фатально Александру Степановичу не везёт с экранизациями. И дело тут не в достоинствах и недостатках отдельных картин (хотя тут можно долго плеваться, например, по поводу показанной крупным планом в сцене предсказания поросячьей мордочки юной Ассоль, которая по замыслу режиссёра явно должна выражать всё, что творится в этот момент в душе ребёнка - но не выражает ровным счётом ничего; или в адрес Дюрока и Эстампа, волею авторов экранизации из харизматичных молодых людей превращённых в пафосных и алчных стариков - список можно продолжать бесконечно).
Так вот, дело не в отдельных картинах, а в принципиальном подходе. Это же Грин, правда? Который мечтатель, сказочник, фантазёр, со своими выдуманными странами и фантастическими коллизиями. Отлично, больше ада - даёшь причудливые костюмы, парички и бороды из пакли, неестественные позы и интонации. То есть, основная проблема - что фильмы по романам Грина снимают с уровнем художественной достоверности "Золушки" или "Финиста - Ясного сокола". Но что естественно и уместно в сказке, совершенно убивает главный художественный эффект книг Гриневского, построенный как раз на контрасте обыденного и, скажем так, чуда (слово "чудо" в данном случае следует употреблять безоценочно, как сугубо технический термин).
Как бы я экранизировала Грина, имей я хоть какое-то отношение к киноиндустрии? Максимально реалистично, в лучших традициях соцреалистов и исторических фильмов старой школы. Вот прямо такое бытописательство-бытописательство, когда веришь каждой детали. И вот когда эту привычную и убедительную реальность, словно холст с нарисованным очагом, стремительно вспарывает блистающий нож чуда (чисто технический термин, помним) -
когда обыденное (хоть и несколько скандальное) повседневное существование на борту каботажного судна сменяется совершенно невозможным в этой реальности ночным диалогом с удивительной женщиной в пышном старинном платье, которая появляется неизвестно откуда и невесомо убегает прямо по поверхности океана -
когда нищий замордованный юнга с грязного и вонючего плавучего корыта с громким названием, звучащим словно издёвка, обнаруживает себя в загадочном дворце, полном невероятных технических чудес и мучительных человеческих тайн -
вот тогда у зрителя появляется шанс понять, что же на самом деле хотел сказать странный нелюдимый писатель с унылыми усами на измождённом лице и тяжёлой, не дай бог никому, судьбой.
Но я сейчас не об этом, а о том, как фатально Александру Степановичу не везёт с экранизациями. И дело тут не в достоинствах и недостатках отдельных картин (хотя тут можно долго плеваться, например, по поводу показанной крупным планом в сцене предсказания поросячьей мордочки юной Ассоль, которая по замыслу режиссёра явно должна выражать всё, что творится в этот момент в душе ребёнка - но не выражает ровным счётом ничего; или в адрес Дюрока и Эстампа, волею авторов экранизации из харизматичных молодых людей превращённых в пафосных и алчных стариков - список можно продолжать бесконечно).
Так вот, дело не в отдельных картинах, а в принципиальном подходе. Это же Грин, правда? Который мечтатель, сказочник, фантазёр, со своими выдуманными странами и фантастическими коллизиями. Отлично, больше ада - даёшь причудливые костюмы, парички и бороды из пакли, неестественные позы и интонации. То есть, основная проблема - что фильмы по романам Грина снимают с уровнем художественной достоверности "Золушки" или "Финиста - Ясного сокола". Но что естественно и уместно в сказке, совершенно убивает главный художественный эффект книг Гриневского, построенный как раз на контрасте обыденного и, скажем так, чуда (слово "чудо" в данном случае следует употреблять безоценочно, как сугубо технический термин).
Как бы я экранизировала Грина, имей я хоть какое-то отношение к киноиндустрии? Максимально реалистично, в лучших традициях соцреалистов и исторических фильмов старой школы. Вот прямо такое бытописательство-бытописательство, когда веришь каждой детали. И вот когда эту привычную и убедительную реальность, словно холст с нарисованным очагом, стремительно вспарывает блистающий нож чуда (чисто технический термин, помним) -
когда обыденное (хоть и несколько скандальное) повседневное существование на борту каботажного судна сменяется совершенно невозможным в этой реальности ночным диалогом с удивительной женщиной в пышном старинном платье, которая появляется неизвестно откуда и невесомо убегает прямо по поверхности океана -
когда нищий замордованный юнга с грязного и вонючего плавучего корыта с громким названием, звучащим словно издёвка, обнаруживает себя в загадочном дворце, полном невероятных технических чудес и мучительных человеческих тайн -
вот тогда у зрителя появляется шанс понять, что же на самом деле хотел сказать странный нелюдимый писатель с унылыми усами на измождённом лице и тяжёлой, не дай бог никому, судьбой.