Ночные записки, ч. 2
Я сижу на стуле, прислонившись к его спинке; в комнате слышны только тиканье настенных часов и моё собственное дыхание. Сижу и чувствую, как еле заметно колышится моё тело после каждого удара сердца - импульс переходит от клетки к клетке, от органа к органу, точно также, как толчок, зародившийся в самом начале железнодорожного состава поочерёдно передается от одного вагона к другому. Моё тело, как маятник, колеблется в незаметной среди повседневной суеты и движениях амплитуде - точно также, как какой нибудь небоскреб под влиянием силы ветра раскачивается незаметно для своих обитателей. Уставившись в одну точку, можно увидеть, как колеблется взгляд - глаза, как чувствительнейший из наших органов, улавливают расстояние в несколько долей миллиметра, на которое отклоняется при каждом ударе сердца моя голова. Наши глаза поистине способны увидеть невероятно маленькое движение, только если другие чувства и видения не захлёстывают сии ювелирные колебания. Темнота и тишина - вот что нужно, чтобы ощутить себя самого.
Ложусь на левое ухо и слышу, как бьётся кровь в моей голове. Послушав этот мерный стук некоторое время, я с удивлением обнаруживаю, насколько сильным он может казаться в кромешной тьме и гробовой тишине ночи - как будто внутри моей головы, перед большим бронзовым гонгом, засел полуголый раб с блестящей кожей оливкового цвета; в руках у него палка с закруглённым концом - похожая на огромных размеров спичку - ею он ударяет по гонгу каждую секунду, создавая в моей голове непрекращающийся поток ударов. Через сосуды, наиболее близкие к уху, удары эти передаются в барабанную перепонку - оттуда, отражаясь от подушки, возвращаются в ухо. Не в силах больше терпеть, я переключаюсь на внешние звуки: в соседней комнате кто-то недовольным тоном неразборчиво что-то бормочет - то ли он говорит сам с собой, что маловероятно, то ли собеседник его просто молчит - наверное сосед мой кого-то строго отчитывает. На балконе выше моего другой сосед раздражённо говорит по телефону, тщетно стараясь что-то кому-то вбить в голову. Где-то вдали кто-то играет на пианино - настолько далеко, что невозможно разобрать ноты, но понять, что играют на пианино, всё же можно. Совсем вдалеке, возможно в соседнем квартале, две кошки отчаянно выясняют отношения. Пожалуй, вот и весь набор звуков на сегодняшнюю ночь. Хорошо жить в доме с бумажными стенами - в карточном домике хрущёвского образца - ночи здесь наполнены великим множеством звуков и шумов - всегда есть что послушать, когда надоедает шум собственного сердца.
Ложусь на левое ухо и слышу, как бьётся кровь в моей голове. Послушав этот мерный стук некоторое время, я с удивлением обнаруживаю, насколько сильным он может казаться в кромешной тьме и гробовой тишине ночи - как будто внутри моей головы, перед большим бронзовым гонгом, засел полуголый раб с блестящей кожей оливкового цвета; в руках у него палка с закруглённым концом - похожая на огромных размеров спичку - ею он ударяет по гонгу каждую секунду, создавая в моей голове непрекращающийся поток ударов. Через сосуды, наиболее близкие к уху, удары эти передаются в барабанную перепонку - оттуда, отражаясь от подушки, возвращаются в ухо. Не в силах больше терпеть, я переключаюсь на внешние звуки: в соседней комнате кто-то недовольным тоном неразборчиво что-то бормочет - то ли он говорит сам с собой, что маловероятно, то ли собеседник его просто молчит - наверное сосед мой кого-то строго отчитывает. На балконе выше моего другой сосед раздражённо говорит по телефону, тщетно стараясь что-то кому-то вбить в голову. Где-то вдали кто-то играет на пианино - настолько далеко, что невозможно разобрать ноты, но понять, что играют на пианино, всё же можно. Совсем вдалеке, возможно в соседнем квартале, две кошки отчаянно выясняют отношения. Пожалуй, вот и весь набор звуков на сегодняшнюю ночь. Хорошо жить в доме с бумажными стенами - в карточном домике хрущёвского образца - ночи здесь наполнены великим множеством звуков и шумов - всегда есть что послушать, когда надоедает шум собственного сердца.