голову не забуду её
- Марьванна, мы все идем прыгать с крыши!- А если все пойдут прыгать с крыши, ты тоже...
Марьванна умирает.
А может, Марьванна подвисла? Выдала ошибку? Повесилась на транспортире? Закололась циркулем? Ужалилась веерными граблями? Соскользнула в пенал?
Нет, Марьванна вышла из другой операционной системы. Концы её на пользователей не рассчитаны.
Марьванна ещё в учительской взялась первой рукой за правый верхний поручень, а второй навечно прижала к органам дыхания освобождение от физкультуры, подписанное Луначарским. Юный октябрь, молодой Ленин, Варшавский блок, миролюбивая политика, нога в ногу с происками держав, места для инвалидов с детьми и лицам, награжденными орденами трех степеней, беременным космонавтам, достигшими пенсионного возраста Космодемьянской и Веру Зои. Выдохшемуся сердцу тревожно. Сердцу - в груди. А место Марьванне уступать было нечем, не за что, некому и не занято. "Иди прыгать с крыши!", - кто-то печатал и прыгал вокруг, прихватив с собой седую рыжую голову.
"Прыгать с крыши.... Все пошли... А с крыши? На крышу? Кинопроектор, звеньевой, урок не резиновый, влажная уборка. А голову? Сказуемое - двойной чертой, звонок - для учителя, дубина - стоеросовая, верх - белый, завтра точка превратится в двойку, а ты тоже пойдешь, если все пойдут? Низ - чёрный. Ни белого низа! Сплошной, как зебра, потолочный верх".
На голове дымилась отцовская буденновка, которою они со следователем районной прокуратуры нашли где-то в шкафу (в юности (без понятых)). Сообщила, а он исчез. Не понять им, вот этим им сейчас, что им-нам тогда предстояло и что, возможно, творилось.
В левом плече стреляли мелкой дробью, покалывали и щипались, а бывало и били током, отдельные политические ошибки наряду с положительными сторонами генералиссимуса С. Словно заклиненные проклятьем дружбы народов, ноги Марьванны стенкой стояли на полу, отказываясь идти к торжеству и на крышу. Однако на пальцах продолжали расти и расти красные слоёные ногти. "Пошли...", - шипела на мрачный законченный низ Марьванна. "Все пошли, а они стоят!" Ноги не желали: жалели.
В последний раз вздымалась её слепая подземная грудь от вида законченного предложения "Троллейбус ведёт стажер" за лобовым стеклом транспортного средства.
Холодало. Её осторожные глаза наполнялись антифризом.Моросило. На сношенном теле проступали ингибиторы коррозии.Вечерело. Гурьбой слетались жуки-олени.Скворчало. Она дважды бросала курить.
Взглянув на слово "ЛЮДИ", отчеканенное на кабине военного грузовика, рот Марьванны капнул на раскалённую манную кашу с кислой гарью под липким наддонным комком, а шляпа со злокачественной янтарной брошью сбилась с ног, чтобы проезжая мимо станции слететь с головы, пропитанной химической завивкой, над которой, как деревянная кафедра в сельском латышском костеле, строго и крепко впивалась в макушку усердно упакованная, пронизанная тупой пластиковой вишневой палкой с грубым и бледным вздутием в виде рукоятки рапиры, серебристая синтетическая , едва жидкая и от этого устрашающе-грозная, афганская куля-курган.
"Жить без улыбки - это свыкнуться с мыслью, что двойку поставила пока только карандашом".С плеч свисали её плетёные кашпо для ядовитых бегоний с бирками "м а к р о м е".На спине синей изжёванной шариковой ручкой с чужим колпачком кто-то написал : "404 not found".
И пошёл со всеми на крышу.