Твоя и моя судьба. Невыдуманный рассказ
Оригинал взят у pandukht в Твоя и моя судьба
Невыдуманный рассказ
Мне и моим коллегам-литераторам выпала судьба увидеть Армению и Карабах зимой 1994 года...
"Ереван!.."
Вслушайтесь в мелодию слова. Словно весенняя капель:
"Е-ре-ван!.."
Словно нежная музыка, возвышающаяся до барабанного звука:
"Е-ре-ван!.. Ван!.. Ван!.."
Словно праздничный хоровод:
"Е-ре-ван!.."
Я с юности полюбил этот город с ухоженной зеленью, розовыми домами из туфа, с журчащими фонтанами... Когда-то сочинил:
Если вдруг мне станет туго, -
у троюродной сестры
- дом из розового туфа,
тень чинары от жары.
Ни о чем она не спросит,
туфли мягкие приносит,
словно я пришел домой,
и колдует над долмой.
Ныне благоденствие Еревана кануло в Лету.
Армения на исходе XX века окружена нахмуренно-жесткими Турцией, Ираном; беспощадным Азербайджаном; запутавшейся в своих страстях Грузией; а до России, раздираемой на лоскуты посткоммунистическими князьками, трудно докричаться.
Нет газа... Нет электроэнергии... Скудна еда...
Блокада!..
Ко мне в гостиницу пришел друг. Небрежно выбритый, с подсиненной кожей лица, с обострившимися от недоедания скулами.
Я суетливо пихаю ему в руки сумку с продуктами, собранными в Москве. Какой радостью вспыхивают его глаза! Да, точно так вспыхнули они у меня и моей матери, когда в голодную, блокадную стынь ленинградской квартиры постучался солдат-отпускник с куском промерзшей конины от дяди-фронтовика.
Я тормошу друга:
- Что ел сегодня?
Он застенчиво улыбается:
- Две картофелины... С растительным маслом...
- Ты голоден? - по праву дружбы говорю я прямо.
- Нет, привык...
Я, переживший 900 блокадных дней, разумею, до чего доводит эта привычка.
Друг опускается в кресло. Он прячет от моего взгляда прохудившиеся ботинки.
- Зарплата 150 драмов, а масло до 500 драмов, мясо до 250, десяток яиц - 100.
Друг, серьезный ученый, в одно время законтрактовался читать лекции на Ближнем Востоке, чтобы подкопить на достойную квартиру и машину. Заработал. Купил. Прекрасная квартира и белая "Волга". Я спрашиваю друга:
- Как же выживаете?
- Машину продал... Жена по армянскому навыку с лета овощей насолила, намариновала... А квартира? Квартира - сущий ледник. Стены в инее. Дома не обитаем. Приютились у родни в комнатушке. Надышиваем тепло...
- Бедный мой, бедный! - вырывается у меня.
- Ну что ты! - это он-то утешает меня, - лишь бы нам победить! Все ради Карабаха!..
Меня и впоследствии в Ереване волновала эта стоическая сплоченность армян - да, мы страдаем, но... "Лишь бы нам победить! Все ради Карабаха!.." Память о Геноциде 1915 года неистребима в народе, как бы ее ни притушивали в разные годы политики. Память цементирует нацию.
Друг озирает мой гостиничный номер.
- У меня к тебе необычная просьба..
- Да! - подаюсь я вперед.
- Слышал, в гостинице горячая вода. Можно мне немножко помыться?
Он так и произносит "немножко", уже настроенный психологически на то, что горячая вода - драгоценность, подарок. Я сокрушенно развожу руками:
- Нету, милый. Вчера пятнадцать минут побулькала - слух, верно, и закружил...
Друг усмехается горько:
- Мы теперь подлавливаем, когда электричество дадут... чайник вскипятим... ну и обмоемся... хотя бы голову... Бани закрыты... Сулил мэр на Новый год задействовать, да не удалось ему...
Друг вытягивается в кресле. Перебирает по моей просьбе цены на продукты:
- А водка 600 драмов...
- Ах, Господи!
Кроме посылки для друга я и себе кое-что припас на случай возможных превратностей в Карабахе.
- Постой! - я выскочил в соседний номер к коллеге, более, чем я, осведомленному о перипетиях нашей поездки.
- Ежели карабахский запас истрачу, не пропаду?
- Не пропадешь! - заверил коллега.
- Забирай еще! - радостно огорошил я друга. - А это тебе на посошок.
Я извлек водку, сыпанул ему с полстакана, соорудил бутерброд: черный хлеб с колбасой. Друг забеспокоился, изымая с ломтя колбасные кружки.
- Много кладешь...
- Ешь, ешь...
А когда я уезжал в Москву, ко мне в номер на заре пожаловал друг и вручил бутылку старого коньяка.
- Прихвати домой. От прежней жизни...
- Ты с ума сошел! - возмутился я, - меня выгонят из дома вместе с бутылкой!..
- Возьми, - потребовал он, - ты оскорбишь меня, если не возьмешь...
Армянский менталитет, - безысходно развел я руками, - умирает последним.
Олег Шестинский
"Арагаст" №7 (2011)
Невыдуманный рассказ
Мне и моим коллегам-литераторам выпала судьба увидеть Армению и Карабах зимой 1994 года...
"Ереван!.."
Вслушайтесь в мелодию слова. Словно весенняя капель:
"Е-ре-ван!.."
Словно нежная музыка, возвышающаяся до барабанного звука:
"Е-ре-ван!.. Ван!.. Ван!.."
Словно праздничный хоровод:
"Е-ре-ван!.."
Я с юности полюбил этот город с ухоженной зеленью, розовыми домами из туфа, с журчащими фонтанами... Когда-то сочинил:
Если вдруг мне станет туго, -
у троюродной сестры
- дом из розового туфа,
тень чинары от жары.
Ни о чем она не спросит,
туфли мягкие приносит,
словно я пришел домой,
и колдует над долмой.
Ныне благоденствие Еревана кануло в Лету.
Армения на исходе XX века окружена нахмуренно-жесткими Турцией, Ираном; беспощадным Азербайджаном; запутавшейся в своих страстях Грузией; а до России, раздираемой на лоскуты посткоммунистическими князьками, трудно докричаться.
Нет газа... Нет электроэнергии... Скудна еда...
Блокада!..
Ко мне в гостиницу пришел друг. Небрежно выбритый, с подсиненной кожей лица, с обострившимися от недоедания скулами.
Я суетливо пихаю ему в руки сумку с продуктами, собранными в Москве. Какой радостью вспыхивают его глаза! Да, точно так вспыхнули они у меня и моей матери, когда в голодную, блокадную стынь ленинградской квартиры постучался солдат-отпускник с куском промерзшей конины от дяди-фронтовика.
Я тормошу друга:
- Что ел сегодня?
Он застенчиво улыбается:
- Две картофелины... С растительным маслом...
- Ты голоден? - по праву дружбы говорю я прямо.
- Нет, привык...
Я, переживший 900 блокадных дней, разумею, до чего доводит эта привычка.
Друг опускается в кресло. Он прячет от моего взгляда прохудившиеся ботинки.
- Зарплата 150 драмов, а масло до 500 драмов, мясо до 250, десяток яиц - 100.
Друг, серьезный ученый, в одно время законтрактовался читать лекции на Ближнем Востоке, чтобы подкопить на достойную квартиру и машину. Заработал. Купил. Прекрасная квартира и белая "Волга". Я спрашиваю друга:
- Как же выживаете?
- Машину продал... Жена по армянскому навыку с лета овощей насолила, намариновала... А квартира? Квартира - сущий ледник. Стены в инее. Дома не обитаем. Приютились у родни в комнатушке. Надышиваем тепло...
- Бедный мой, бедный! - вырывается у меня.
- Ну что ты! - это он-то утешает меня, - лишь бы нам победить! Все ради Карабаха!..
Меня и впоследствии в Ереване волновала эта стоическая сплоченность армян - да, мы страдаем, но... "Лишь бы нам победить! Все ради Карабаха!.." Память о Геноциде 1915 года неистребима в народе, как бы ее ни притушивали в разные годы политики. Память цементирует нацию.
Друг озирает мой гостиничный номер.
- У меня к тебе необычная просьба..
- Да! - подаюсь я вперед.
- Слышал, в гостинице горячая вода. Можно мне немножко помыться?
Он так и произносит "немножко", уже настроенный психологически на то, что горячая вода - драгоценность, подарок. Я сокрушенно развожу руками:
- Нету, милый. Вчера пятнадцать минут побулькала - слух, верно, и закружил...
Друг усмехается горько:
- Мы теперь подлавливаем, когда электричество дадут... чайник вскипятим... ну и обмоемся... хотя бы голову... Бани закрыты... Сулил мэр на Новый год задействовать, да не удалось ему...
Друг вытягивается в кресле. Перебирает по моей просьбе цены на продукты:
- А водка 600 драмов...
- Ах, Господи!
Кроме посылки для друга я и себе кое-что припас на случай возможных превратностей в Карабахе.
- Постой! - я выскочил в соседний номер к коллеге, более, чем я, осведомленному о перипетиях нашей поездки.
- Ежели карабахский запас истрачу, не пропаду?
- Не пропадешь! - заверил коллега.
- Забирай еще! - радостно огорошил я друга. - А это тебе на посошок.
Я извлек водку, сыпанул ему с полстакана, соорудил бутерброд: черный хлеб с колбасой. Друг забеспокоился, изымая с ломтя колбасные кружки.
- Много кладешь...
- Ешь, ешь...
А когда я уезжал в Москву, ко мне в номер на заре пожаловал друг и вручил бутылку старого коньяка.
- Прихвати домой. От прежней жизни...
- Ты с ума сошел! - возмутился я, - меня выгонят из дома вместе с бутылкой!..
- Возьми, - потребовал он, - ты оскорбишь меня, если не возьмешь...
Армянский менталитет, - безысходно развел я руками, - умирает последним.
Олег Шестинский
"Арагаст" №7 (2011)