про индуса
Обещала. Будучи делегатом седьмого всероссийского, ой, блин, конечно всесоюзного, слета пионеров в Артеке, впервые общалась с иностранцами. Они там жили изолированно, вопреки моим наивным представлениям, сложившимся в заочных клубах интернациональной дружбы. Чтобы советские пионеры потом не рассказывали по городам и весям, как зарубежных киндеров от них охраняли, иноземные делегации заставляли проводить дни своих стран. Надевать национальные костюмы, выставлять образцы народных промыслов и всячески знакомить приходящие строем по расписанию советские пионеротряды с историей и культурой своих пенат.
И вот день Индии. Наш отряд привели по тенистым инжирным аллеям в светлый прозрачный корпус, где проживали внуки раджей капуров. Там с тоской и затаенной ненавистью в рисованых маслом глазах стояли у стеклянных витрин с зеркальными слонами три мальчика в белых халатах и чалмах. Нас выстроили, переводчик скучно переводил их скучный рассказ о родине, все томились и ждали, когда все закончится. Наконец, под занавес мероприятия пионерам-ленинцам, заслужившим поездку к морю отличной учебой и активным участием в пионерской жизни, разрешили походить между витрин-шкафов, посмотреть слонов и прочие изделия вайшьи или шудров там каких.
Начала изумляться тонкости росписи-резьбы и я.
Вдруг один мальчик-индус встал у меня за спиной начал дышать мне в макушку. Я поняла, что сейчас пукну или еще даже хуже. А он вдруг ласково так улыбнулся и протянул мне какой-то размером с фалангу пальца непонятный отросток чего-то растительного, корешка какого-то. Я машинально взяла, а он показал жестом, что это надо есть. Послушно, как кролик, я разжевала подарок и поняла, что умираю. Это был имбирь. Будущий Шакрукх Кхан смотрел на меня с любопытством, хотел повеселиться. Не на ту напал. Я прожевала этот кусок огня и проглотила его, как будто это было самое вкусное, что я ела в жизни. Например, бутерброд с хайрюзовой икрой. И показала большой палец.
Потом этот мальчик мне виновато махал рукой всегда, когда издали видел. Я его тогда не простила. А сейчас прощаю.
И вот день Индии. Наш отряд привели по тенистым инжирным аллеям в светлый прозрачный корпус, где проживали внуки раджей капуров. Там с тоской и затаенной ненавистью в рисованых маслом глазах стояли у стеклянных витрин с зеркальными слонами три мальчика в белых халатах и чалмах. Нас выстроили, переводчик скучно переводил их скучный рассказ о родине, все томились и ждали, когда все закончится. Наконец, под занавес мероприятия пионерам-ленинцам, заслужившим поездку к морю отличной учебой и активным участием в пионерской жизни, разрешили походить между витрин-шкафов, посмотреть слонов и прочие изделия вайшьи или шудров там каких.
Начала изумляться тонкости росписи-резьбы и я.
Вдруг один мальчик-индус встал у меня за спиной начал дышать мне в макушку. Я поняла, что сейчас пукну или еще даже хуже. А он вдруг ласково так улыбнулся и протянул мне какой-то размером с фалангу пальца непонятный отросток чего-то растительного, корешка какого-то. Я машинально взяла, а он показал жестом, что это надо есть. Послушно, как кролик, я разжевала подарок и поняла, что умираю. Это был имбирь. Будущий Шакрукх Кхан смотрел на меня с любопытством, хотел повеселиться. Не на ту напал. Я прожевала этот кусок огня и проглотила его, как будто это было самое вкусное, что я ела в жизни. Например, бутерброд с хайрюзовой икрой. И показала большой палец.
Потом этот мальчик мне виновато махал рукой всегда, когда издали видел. Я его тогда не простила. А сейчас прощаю.