К слову о латгальской идентичности
Слушаю на ЮТ передачи, где разные люди рассуждают про "латгальскую идентичность" (на латгальском и "обще"-латышском идиомах). Связывают её со множеством факторов: с землёй, с языком, с воспитанием в "латгальском духе" (что бы это ни значило). При этом я, живущий уже более четверти века вне Латвии полулатгалец, постоянно внутренне с сильным раздражением исправляю латгальскую речь "истинных" латгальцев, полную совершенно ненужных русских и западно-латышских "варваризмов", а также грубо-неправильные грамматические формы (с передвинутым на конец слова инфиксом возвратности глагола, который в латгальском, как и в литовском, стоит сразу же за префиксом, в отличие от общелатышского нормативного идиома) и интонации многих говорящих (как, например, многими подсознательно перенятая из общелатышского, но не существующая в латгальской фонетической системе "протяжная" интонация, заменяющая прерывистую или падающую). Кое-кто мне пытается говоритъ о "дальнейшем развитии" языка, я же, увы, вижу лишь углубляющуюся порчу и стихийно продвигающуюся креолизацию, затрагивающую идиом уже не только кое-где лексически и фонетически, но на уровне самой системы. Противостоять этим тенденциям могла бы контролируемая нормативизация и систематическое изучение идиома в школах (тем более что на латгальском существует вплне приличная литературная традция), но по разным причинам этого почти не происходит.
Другая тема. Практически все твердят об "открытости" и гостеприимстве латгальцев. Однако то, что на индивидуальном и культурном (в бытовом понимании) уровне приятно и со стороны "как бы" радует, для этноса (или субэтноса, если угодно, считая латгальцев особой частью латышского этноса) это, с точки зрения долговременной перспективы его сохранения, абсолютно губительно. Одно дело сотни миллионов носителей языка, а совсем другое -- сотни полторы тысяч. Эта готовность латгальцев с лёгкостью растворяться в каком угодно чужом, лишь бы о них (не дай Бог!) не подумали плохо, не может не сыграть с небольшим этносом роковую шутку.
UPD: В Латгалии эта черта -- "гостеприимство" -- постоянно тематизируется, пpичём непременно в паре с "открытостью". Но это вовсе необязательно парные категории. В ситуации общения латгалец почти всегда немедленно перейдёт на язык иноязычного собеседника, будь то русский или латыш-нелатгалец. Это "открытость" чужому в ущерб своему. Видимо, столетия иноязычной власти (Польши и Российском Империи) не прошли даром, породив этот пресловутый глубокий комплекс неполноценности, который почему-то с чувством самодовольства и гордости называют "открытостью".
У арабов-бедуинов гостеприимство -- высшая добродетель. Но там и близко нет "открытости" для внешних.
Как стратегия избегания конфликтов с доминирующими политически или численно чужаками и тактического выживания этноса это имеет некоторый смысл, но в плане долговременной перспективы она губительна. До последних десятилетий, особенно до начала советской оккупации, Латгалия спасалась своей традиционной для бедного католического края многодетностью. Теперь же ситуация коренным образом изменилась.
Jūceigi izaklausa - tī, kuri vysvairōk runoj par latgaliskū patriotismu aba identitati, cīši pīsaistūt itūs obejus pi zemis un nazkaida naizprūtamō „latgaliskō gora“ (kū tys varātu konkreti nūzeimōt, izjamūt pōrdesmit vysim zynomūs stereotipu?), navys pi volūdys, un tikai pi jōs vīnys, nasajādz, ka poši latgaliski runoj vysai nakūptai. Prūti, „kā es māku, tā es maunu“. Pīm. latgalīšu volūdā navā taida vōrda „atcerētīs“: na piec formys, na piec byuteibys. Atgrīziniskīs infikss „sa/za“ latgaliskajā idiomā konsekventai jōlītoj piec prīdekļa (prefiksa), teiši tai, kai ari leišu volūdā: "pīsaturēt", navys dubultojūt - pīsaturētīs voi vēl sliktōk - *pīturētīs, utt., kai tys vyscaur vārojams nakūptajā, sovpateigajā riezeknīšu runā. Bet eistineibā navā ari nikaida latgalīšu vōrda *“atsacerēt“. Acimradzūt, vairōkumam aizamiersa, ka *„atcerētīs“ vītā pareizi latgaliski byutu jōsoka „pīminēt“. Un tūs pīmārus var turpynuot gona ilgai. Kauns, ka taidys lītys kreit acīs teiši ōrzemēs jau godusymta ceturksni dzeivojūšam latgalīšam, prūti taidam, kuram, sprīžūt piec vysim „eistynūs patriotu“ nūteikumim, nimoz nadreikstātu par latgalīti sauktīs.
Atvierteiba navā nūteikti vīns un tys pats, kai gataveiba sasajaukt ar „cytu“, pōrjamūt itō cyta volūdu un dzeivis veidu. Ite dreižōk varim runōt por dziļai īsasakņōjušu mozvierteibys kompleksu.
Ontons Rupaiņs rakstieja por tautu, kura „grib dzeivōt“. Dīmžāl, kaidu dažu reizi maņ rōdīs, ka tej vaļa dzeivōt latgalīšim irā izseikumam cīši tyuļi.
Другая тема. Практически все твердят об "открытости" и гостеприимстве латгальцев. Однако то, что на индивидуальном и культурном (в бытовом понимании) уровне приятно и со стороны "как бы" радует, для этноса (или субэтноса, если угодно, считая латгальцев особой частью латышского этноса) это, с точки зрения долговременной перспективы его сохранения, абсолютно губительно. Одно дело сотни миллионов носителей языка, а совсем другое -- сотни полторы тысяч. Эта готовность латгальцев с лёгкостью растворяться в каком угодно чужом, лишь бы о них (не дай Бог!) не подумали плохо, не может не сыграть с небольшим этносом роковую шутку.
UPD: В Латгалии эта черта -- "гостеприимство" -- постоянно тематизируется, пpичём непременно в паре с "открытостью". Но это вовсе необязательно парные категории. В ситуации общения латгалец почти всегда немедленно перейдёт на язык иноязычного собеседника, будь то русский или латыш-нелатгалец. Это "открытость" чужому в ущерб своему. Видимо, столетия иноязычной власти (Польши и Российском Империи) не прошли даром, породив этот пресловутый глубокий комплекс неполноценности, который почему-то с чувством самодовольства и гордости называют "открытостью".
У арабов-бедуинов гостеприимство -- высшая добродетель. Но там и близко нет "открытости" для внешних.
Как стратегия избегания конфликтов с доминирующими политически или численно чужаками и тактического выживания этноса это имеет некоторый смысл, но в плане долговременной перспективы она губительна. До последних десятилетий, особенно до начала советской оккупации, Латгалия спасалась своей традиционной для бедного католического края многодетностью. Теперь же ситуация коренным образом изменилась.
Click to viewJūceigi izaklausa - tī, kuri vysvairōk runoj par latgaliskū patriotismu aba identitati, cīši pīsaistūt itūs obejus pi zemis un nazkaida naizprūtamō „latgaliskō gora“ (kū tys varātu konkreti nūzeimōt, izjamūt pōrdesmit vysim zynomūs stereotipu?), navys pi volūdys, un tikai pi jōs vīnys, nasajādz, ka poši latgaliski runoj vysai nakūptai. Prūti, „kā es māku, tā es maunu“. Pīm. latgalīšu volūdā navā taida vōrda „atcerētīs“: na piec formys, na piec byuteibys. Atgrīziniskīs infikss „sa/za“ latgaliskajā idiomā konsekventai jōlītoj piec prīdekļa (prefiksa), teiši tai, kai ari leišu volūdā: "pīsaturēt", navys dubultojūt - pīsaturētīs voi vēl sliktōk - *pīturētīs, utt., kai tys vyscaur vārojams nakūptajā, sovpateigajā riezeknīšu runā. Bet eistineibā navā ari nikaida latgalīšu vōrda *“atsacerēt“. Acimradzūt, vairōkumam aizamiersa, ka *„atcerētīs“ vītā pareizi latgaliski byutu jōsoka „pīminēt“. Un tūs pīmārus var turpynuot gona ilgai. Kauns, ka taidys lītys kreit acīs teiši ōrzemēs jau godusymta ceturksni dzeivojūšam latgalīšam, prūti taidam, kuram, sprīžūt piec vysim „eistynūs patriotu“ nūteikumim, nimoz nadreikstātu par latgalīti sauktīs.
Atvierteiba navā nūteikti vīns un tys pats, kai gataveiba sasajaukt ar „cytu“, pōrjamūt itō cyta volūdu un dzeivis veidu. Ite dreižōk varim runōt por dziļai īsasakņōjušu mozvierteibys kompleksu.
Ontons Rupaiņs rakstieja por tautu, kura „grib dzeivōt“. Dīmžāl, kaidu dažu reizi maņ rōdīs, ka tej vaļa dzeivōt latgalīšim irā izseikumam cīši tyuļi.