Только что получил от коллеги из Вены печальнейшую новость, оказавшуюся для меня настоящим шоком: вчера ночью от последствий раковых метатазов скончался один из моих университетских учителей и добрых старых знакомых, директор института Истории культуры и мысли Азии Австрийской Академии наук, доцент Института Южной Азии, тибетологии и буддологии, член-корреспондент Австрийской Академии наук, международно известный
буддолог д-р Хельмут Крассер. Хельмут Крассер изучал тибетологию, буддологию и индологию в Венском университете, где в 1989 г. получил степень доктора философии, а полный докторат (Habilitation) защитил в 2002 г. С 1988 г. он работал в Австрийской Академии наук, a c 1994 г. одновременно почти каждый семестр преподавал в институте Южной Азии, тибетологии и буддологии, где был сначала лектором, а потом доцентом. В течение трёх лет он проработал также приглашённым профессором в Киотском университете в Японии. В 2000-е годы его особенной заслугой было построение, развитие и углубление научного сотрудничества с тибетологами КНР, что имело своим результатом публикацию ценнейших и до последних пор недоступных ни учёным буддологам, ни самим буддистам памятников буддийской философии, считавшихся утерянными. Как буддолог Хельмут был учеником нашего знаменитого Венского академика Эрнста Штайнкелльнера, а в 2007 году, по выходе Штайнкелльнера на пенсию, сменил его на месте директора
института Истории культуры и мысли Азии Австрийской АН.
Я познакомился с Хельмутом ещё в самом начале своего университетского курса в зимнем семестре 1995 г., в (тогдашнем) институте Tибетологии и буддологии. Когда я после окончания теологического факультета в Вене в 2001 г. вновь стал усиленно и помногу учиться в институте Южной Азии, то нередко посещал у доцента Крассера различные буддологические курсы, а также участвовал в его и Штайнкелльнера текстологических семинарах в АН по критическому изданию трудов Джинендрабуддхи и др.
Будучи учеником Эрнста Штайнкелльнера, Хельмут Крассер был глубоким специалистом в области буддийской логики и теории познания, занимался интеллектуальным взаимодействием - дискуссиями и полемикой - школ индийского буддизма, - особенно йогачары и мадхьямаки, - и брахманизма: мимансы, ньяи и др. Последними из его курсов, которые я посещал у него в течение зимнего семестра 2011/12 г., а также следующего, летнего семестра 2012 г., было упражнение по комментированному чтению и интерпретации "Абхидхармакоши" и "Бхашьи" Васубандху и семинар-приватиссимум (коллоквиум) по композиции различных буддийских трактатов, как "Хетубинду" Дхармакирти и др. Участвовал я вместе с ним в течение трёх семестров и в работе знаменитого, много лет длящегося буддологического Рабочего кружкa (Arbeitskreis, который я называл на санскрите karmamaṇḍala), который в своё время вёл академик Штайнкелльнер, а потом на правах нового директора института стал вести и Хельмут. Этим присутствием на таинствах академического священнодействия в святая святых Венской буддологической школы, с её патриархом и высокими иерархами, я особенно по-детски радуюсь. Не как достижением, но просто на правах скромного свидетеля и рядового участника, с правом совещательного голоса, в мистерии интерпретаций редчайших рукописей буддийских памятников философского жанра, которые до последнего времени были известны лишь по отрывочным цитатам.
На курсах Хельмута Крассер, принимая во внимание их специфику, не было больших толп. К нему ходили те немногие из высоко мотивированных и добротно квалифицированных студентов и аспирантов (в том числе все стажировавшиеся в Вене японцы, которые становились его учениками), которые уже вполне прилично знали санскрит и тибетский языки и совершенно точно себе представляли, что именно их в науке интересует.
По этой причине обстановка на его семинарах была дружеской, можно даже сказать - интимной, как между добрыми приятелями, но при этом концентрированно интеллектуальной. Царила атмосфера совместного научного поиска, попытка действительно понять (а не только показать это вовне: здесь Хельмута никогда нельзя было провести) труднейшие тексты буддийской философии, и с каждым разом хотя бы понемногу расти и углубляться в этом понимании. Принимая во внимание этот чрезвычайно узкий и высокомотивированный интеллектуальный кружок коллег, со всеми своими студентами, не говоря уже про аспирантов, Хельмут Крассер быстро переходил на "ты", будучи противником излишней чопорности. Царил лишь авторитет действительнo глубоких знаний преподавателя, без чрезмерной, ложной церемонности и внешнего чинопочитания. При этом он всегда признавал какие-то свои ошибки, если таковые случались. Впрочем, очень не любил и нервничал, когда его по ходу дела перебивали, не выслушав до конца неторопливых рассуждений. Ответы, реплики и переводы студентов он также обдумывал долго и обстоятельно, не торопясь высказывать своего отношения, тщательно взвешивая все возможные интерпретации.
Эта медлительная обстоятельность, вдумчивость и даже некоторая неуверенность, со множеством оговорок, вообще чрезвычайно характеризует «Bенскую» школу академической буддологии Штайнкелльнера, резко констрастируя с напористым стилем иных из коллег, буддийскими практиками, считающими, что им и так всё напрямую и безошибочно известно из их личного "медитативного" опыта, и что раздумывать над текстами оригиналов особенно нечего.
Помимо его университеских курсов или академических и кружков, мне доводилось регулярно с Хельмутом пересекаться на различных научных докладах коллег из других университетов и стран, которые традиционно проводятся в Вене в основном по пятницам, а также на конференциях и международных научных семинарах, которых я посещал студентом. Немало пива было с ним выпито и съедено обедов или ужинов после всех этих семинаров и докладов в различных венских Gasthäuser, куда обычно переносились и где в непринуждённой обстановке допоздна продолжались научные дискуссии. А немногочисленных участников своих университетских курсов он всегда за свой счёт приглашал в ресторан по их окончании.
Когда доводилось поработать для Академии наук в деле издания
книжки одного из моих академических учителей по буддизму, проф. Хайнца Бехерта , Крассер, наряду с академиком Штайнкелльнером, всегда был воплощением доброжелательной и внимательной помощи.
Eщё начиная с далёких 1990-х годов отношение Хельмута Крассера ко мне, тогда ещё недавно "понаехавшему" в Австрию студенту-иностранцу, было неизменно дружелюбное. Сам он был в Вене пришлецом из глубокой, по австрийским меркам, и чрезвычайно специфической провинции - из федеральной земли
Форарльберг, что граничит со Швейцарией и Лихтенштейном, жители которой являются скорее швейцарцами по своему мироощущению, нежели австрийцами, и говорят не на южнобаварских, как в большей части Австрии и в Баварии, а на аллеманских идиомах, как в германской Швейцарии и в Швабии. B самом же Форарльберге он был родом из городка
Люштенау, диалект которого настолько своеобразен, что его не только почти не понимают прочие австрийцы, но иногда плохо понимают сами швейцарцы. Жители Люштенау (Lustenau) с их специфическим швейцарским менталитетом и принципами завзятых скопидомов ("schoffe-schoffe, Hühsli buue!") нередко являются в Австрии героями весёлых анекдотов. По поводу этого своего происхождения Хельмут часто шутил, что его первым иностранным языком был… немецкий! По специфическому, хорошо слышному выговору (одной из особенностей которого является раскатистый звук "р" и поющая интонация с вывертами вверх), который у него так и остался, несмотря на многие годы, проведённые в Вене, в нём нельзя было тотчас же не опознать аллеманца. Впрочем, по поводу региональных и весьма отличающихся друг от друга акцентов, даже когда говорят или пытаются говорить на стандартном немецком, в Австрии совершенно не принято комплексовать, а тем более кого-то за это презирать и уничижать, считая "дярёвней", как любят иногда выражаться московские или питерские обыватели, даже считающие себя "интеллигентами". Pазве что слегка и совершенно беззлобно подшучивать...
На вопрос о причинах, по которым он в своё время вздумал заниматься таким экзотическим научным направлением, как буддология, Хельмут неизменно отвечал, что главной причиной было весёлое любопытство, интерес к необычному („Es war interessant und lustig, hat mir Spaß gemacht“). К религиозным романтикам-студентам и дипломированным "учителям йоги", которые всем окружающим, в том числе преподавателям, с торжественной миной непогрешимых учителей духовности высокопарно и довольно агрессивно проповедовали своё понимание буддизма (или индуизма), считая его, разумеется, единственно истинным и авторитетным, но которых обычно не хватало на то, чтобы успешно закончить элементарные курсы тибетского и/или санскрита, и которые на этом самом начальном этапе обычно сдувались и сливались, недовольно обвиняя в своём неуспехе бездуховных академических буддологов и скучных востоковедов-филологов, Хельмут относился с весёлой иронией, не принимая эти нелепые игры и смешные позы всерьёз.
Как-то раз я пожаловался ему на одного из своих студентов - вполне милого парня, но которому я за вводный курс санскрита, при всей своей преподавательской эмпатии и желании, даже готовности пойти навстречу, никак не мог поставить положительную оценку, но лишь жирный и однозначный неуд, в результате предпочтя вообще никакой оценки не ставить, но посоветовал в следующем году повторить курс. Спросил совета Крассера, знавшего этого субъекта, - что мне делать? Этот студент всё ходил и канючил, засыпал меня слёзными электронными письмами, утверждая, что иначе не получит стипендию для доктората, которая ему была обещана при условии положительной сдачи курса санскрита. Хельмут сказал, что ему о ситуации известно, но что тибетский язык тот студент тоже, как оказалось, знает из рук вон плохо, хотя и закончил магистерский курс по тибетологии в Англии, даже поучившись в Оксфорде у великолепного профессора Чарльза Рэмбла. На мою просьбу о его мнении по поводу ситуации Хельмут отрезал резко и категорически, чтобы я не вздумал разжалобиться и идти у тoго на поводу. Такие, как N., сказал он, не имея соответствующих способностей к науке (возможно, лишь интерес), забирают, по сути, "не свои" научные стипендии, которых и так мало, у тех, кто их гораздо более достоин. Такой вот любопытный эпизод.
[Кстати, позже я узнал, что этот студент докторантскую стипендию всё-таки каким-то образом ухитрился получить, хотя и другую, не в Академию наук к Крассеру, а в Институт истории искусств, где нередко странным образом оседали те, которым плохо давались азиатские языки в нашем институте Южной Азии, и кто был к филологии в принципе неспособен].
Данная медитация была вызвана скорбным известием, которое меня потрясло. Ведь я ничего не знал о болезни своего старшего коллеги и учителя! Хельмут Крассер был 1956 года рождения, 27 апреля, то есть ему было всего лишь чуть менее 58 лет, до которых он не дожил какой-то месяц. Кстати, пока писал этот некролог, в небольшой статье о нём в немецкой Википедии как по волшебному мановению, почти на моих глазах, при обновлении страницы вдруг появилась дата смерти.
Невероятно грустно, ведь сколько научных проектов осталось незавершёнными, и сколько аспирантов остались без научного руководителя! Хельмут Крассер был историком буддийской философии и интеллектуалом, порой насмешливым скептиком, относившимся к буддийским мыслителям без всякой религиозно-ханжеской позы, столь раздражавшей его в иных из европейцев, - студентах и коллегах, - но нередко с выраженным юмором, неплохо зная противоречивые факты интеллектуальной истории буддизма в Индии и Тибете, а своими серьёзными академическими трудами приобретя право судить о них с суверенностью и достоинством подлинного знатока.
Как все лучшие представители Венской школы буддологии, он удачно совмещал глубокое знание филологии восточных языков (санскрита, тибетского и японского) и источников на языках оригиналов, филигранные, строгие методы текстологии - с историко-философской интерпретацией филологически безукоризненно отпрепарированных памятников.
Как преподаватель доцент Хельмут Крассер не блистал показным красноречием, а тем более театральной вычурностью эффектных университетских проповедников, столь любимых новоначальными восторженными студентами, относясь скорее к категории "скучных", суховатых лекторов. Как раз таких, какими русские студенты, нередко путающие аудиторию с театральными подмостками, представляют себе классического немецкого профессора. Поза и жестикуляция которого до предела сдержана, интонация умеренна, а вместо актёрской игры на публику - спокойное изложение научных фактов. Вместо экзaльтированной самоуверенности буддиста-религиозника и провидца-медитатора ("практика", как они о себе любят с придыханием говорить) - скромная попытка методично разобраться в философской мысли, исходя из осторожной интерпетации конкретных текстов и их фактов на языках оригиналов, в их исторической и концептуальной взаимной связи и зависимости. Вместо безоглядного, восторженно-инфантильного доверия к тому, что с необуддийской "тусовке" принято называть "Традицией" - попытка эту традицию осмыслить, критически истолковывая её результаты и конкрeтные стратегии поколенческой трансляции философского знания.
Все эти качества - свой высокий профессионализм и научную любознательность - Хельмут Крассер по мере сил передавал своим ученикам и молодым коллегам, служа для них источником знания, а по-своему и вдохновения. Не со всеми его теориями коллеги-буддологи и индологи соглашались, кого-то из индийцев и тибетцев он даже шокировал смелой гипотезой, будто "Хетубинду" на самом деле является не оригинальным трактатом, сочинённым самим великим Дхармакирти, а всего лишь несовершенным студенческим конспектом не самых талантливых слушателей буддийского мыслителя [надо сказать, что во время годового семинара 3-2 года назад он меня в этом сумел убедить]. Как бы то ни было, концептуальные буддологические труды Крассера ещё ожидают серьёзного осмысления, а критически изданные тексты буддийских философских памятников будут радовать не одно поколение буддологов и, не исключено, что и буддийских учёных. Ведь в том числе и на последних, кстати, рассчитано дипломатическое и критическое
издание "Тики" Джинендрабуддхи на "Праманасaмуччаю" Дхармакирти, которое именно с целью лучшей доступности для индийцев и тибетцев сделано письмом деванагари, и в котором самую чуточку довелось поучаствовать и мне.
Увы, учёный ушёл, многое так и не закончив. Кто займёт место директора института в Вене, кто будет руководить его аспирантами и научными проектами? На эти вопросы у меня пока что нет ответов. На собственном опыте ему довелось убедиться в неоспоримости основных буддийских тезисов - о преходящем характере здоровья и самой жизни человеческих существ, которая есть ни что иное, как страдание. Или, говоря языком христианства, "слёзная юдоль". Впрочем, нам всем тоже рано или поздно доведётся это испытать... А пока что мне, как его студенту и ученику, остаётся тихая, тёплая и грустная благодарность к учителю, научившему в чём-то глубже понимать как буддизм, так и сущность научной работы, а также качества подлинного профессионала своего дела. И, конечно, молитвы за него и пожелания счастливого Пути, где бы он сейчас ни был…
Насколько я знаю, он был в разводе, оставил после себя дочь.
Выкладываю внизу несколько фотографий с Хельмутом Крассером, которые на скорую руку удалось отыскать в моих коллекциях.
Х. К. второй слева, в белом свитере с зелёным воротником, между своим учителем академиком Э. Штайнкелльнером и профессором тибетологии К.-Д. Матесом. Справа -- декан филологического фактультата Венского университета проф. Рёмер. Празднование по случаю вступления профессора Матеса в должность.
Хельмут Крассер -- справа, в рубшке с закатанными рукавами. Слева от него -- мэтр гандхаристики и древнеиндийской эпиграфики проф. Ричард Г. Саломон. Справа от Крассера в чёрном берете -- знаток среднеиндийских языков и литератур, живой классик востоковедения
проф. Оскар фон Хинюбер. Группа коллег, участников научной конференции по буддийской эпиграфике, 15.10.2011., на экскурсии по местам латинских надписей в Вене.
Крассер в голубой рубашке с короткими рукавами, на семинаре знатока философии кашмирского шиваизма
проф. Раффаеле Торелла (справа).
Фотографии из моего архива, публикуются впервые. Картинки кликабельны до своего оригинального размера.
UPD: Хельмут Крассер в своём кабинете в институте Академии наук. Фото из архива многолетней коллеги Хельмута проф. Биргит Келльнер. Некрологи на английском можно прочитать
ЗДЕСЬ и
ЗДЕСЬ.
Официальный некролог института, где Хельмут Крассер был директором, можно прочесть
ЗДЕСЬ.
UPD-2: Узнал, что пока что заместителем покойного Хельмута Крассер на посту директора института является мой коллега, добрый старый знакомец и ровесник, прекрасный учёный, признанный знаток буддийской теории познания, швейцарец
Венсэн Эльтшингер. Более подробую биографию Венсэна и список его публикаций можно посмотреть
ЗДЕСЬ.