О трагичности христиaнского сознания
"Следя за службой - очень хорошей, "традиционной", торжественной, думал о каком-то коренном, так сказать, "безвыходном", благополучии, присущем христианскому Западу, может быть, лучше сказать - неисправимой "буржуазности" западного христианства.
Все слова, обряды, молитвы предполагают, являют, дают ощутить какую-то бесконечно высокую трагедию, но именно трагедию (в греческом смысле этого слова). То, что раскрывает Бог людям - неслыханно, невозможно, и трагедия именно в этой неслыханности, которой уже не уместить без остатка, без некоего раздрания в жизнь. Ибо тут всё превышает и потому раздирает жизнь - и радостъ, которой "никто не отнимет от нас" [Ин. 16,22], этот дар.
Христианство подлинное не может не "отравить" души этим раздранием, и это и есть "эсхатология". Нo вот не чувствуешь её в этих гладких церемониях, где всё "на месте", всё "правильно", но из всего вынута эта эсхатологическая "запредельность".
Может быть, это и есть основное духовное свойство всякой, в том числе и религиозной - буржуазности: закрытость к "трагизму", на который обрекает, так сказать, само существование Бога.
И, может быть, действительно "бедность" - центральный символ. Ибо не в экономическом факте "бедности", а в самом подходе к ней, к восприятии её. Запад решил, что христианство призывает к борьбе с бедностью, то есть к замене её хотя бы относительным "богатством" или хотя бы "экономическим равенством" и т.д. И на это уходят все силы души... А христианский призыв совсем, совсем другой: к бедности как к свободе, к бедности как "знаку", что душа ощутила и восприняла невозможный (и потому для мира - трагический) призыв к Царствию Божию...
Не знаю. Всё это трудно выразить. Но так ясно чувствую, что тут другое восприятие самой жизни, и что "буржуазность" во всех её измерениях (а есть "буржуазность" религиозная, богословская, духовно-благочестивая, культурная и т. д.) слепа к чему-то главному в христианстве. И что об этом, в сущности, все споры, хотя спорящие этого как раз и не знают".
[Прот. Александр Шмеман, Дневники 1973 - 1983, Русский Путь: М 2005, стр. 281 сл.]
............................................................................................
Интересно, что слова эти должны задеть не только господствующие христианские церкви Запада, против которых они формально направлены, но и Российской ПЦ. Они не могут не ударить больно по любой "господствующей" церковной структуре, будь то кaтоличество, протестантство или православие. Христианская Церковь и "господствование" - звучит странно, не так ли? Таким же оксюмороном, как "горячий снег"...
На Западе средняя христианская проповедь обычно не задевает, потому что давно стала наскучившим моральным поучением на тему, что "возможно быть современным человеком и социально ответственным христианином". На "Востоке" (в России, например: при том, что, согласно традиционному русскому самосознанию, русский народ - "самый многострадальный" в мире), где о социальной ответственности и "солидарности" едва кто-либо нечто слышал и, вообще, едва кто такими темами интересуется, христианская эсхатология подменяется тёмной, тяжёлой, мрачной апокалиптикой, невротическим ожиданием "последних времён" и почти окончательной победы "тёмных сил".
Неудивительно, что сама исповедальная интонация о. Александра Шмемана, - даже больше, чем его писания, - воспринимается в современной российской стилизации "православия-и-народности" чуть ли не как еретическая. Как меня с мудропозированием истинного младостарца предостерегал один из "новославных" 2000-х годов, статьями протоиерея Шмемана "опасно увлекаться". Кажется, это был один из тех богословски "подкованных" молодых людей, что ни за что не напишут префикс "без-" через "с", из магического страха мистически оскоромиться...
В среде так называемых "верующих" вообще преобладают страхи перед всем возможным: ИНН, штрих-кодами, компьютерами, новыми паспортами, некондиционной одеждой. Отсюда - постепенное превращение РПЦ в очередное охранное отделение с функциями цензуры и надзора за моралью прихожан и длиной платий. Как всё это знакомо людям моего поколения - эта "руководящая и направляющая роль"! На Западе у Церкви, увы, и на такую имитацию Христовой вести пороху не хватает…
На Востоке нехристианском, вроде Индии, человеческих страданий хоть отбавляй. Страдания пронизывают собою самую ткань жизни... Но "трагедии" - нет как нет! Нет главного постулата христианства - о благости Господа и Его безусловной любви к самому ничтожному из своих творений. Вместо этого господствует... "механистический" взгляд на природу страдания и нравственного воздаяния. Ведь даже "слепая" и "нечеловеческая" судьба, перемалывающая человека, обычно понимается как созревание семян неблагих деяний, совершённых самим ныне страдающим субъектом некогда в прошлых существованиях.
В христианстве величайшим вопросом является "страдание невинных", на который богословы неуклюже пытаются ответить о всепронизанности жизни и человеческих отношений peccatum originale, то есть "первородным грехом". Как и всякая псевдо-"научная" рационализация того, что человеческое сознание охватить не в состоянии, теологумен этот может звучать циничной отговоркой, особенно при встрече с конкретными страданиями близкого существа.
Различные "стартовые" возможности разных людей, при отсутствии догматической возможности утешения "следующим существованием", и - заведомый образ благого Бога (при отсутствующей природной амбивалентности, как, например, у Шивы), - вот что делает вопрос христианской теодицеи (богооправдания) жгучим и, в конечном счёте, нерешаемым "разумно". Христианство, верно, и должно жить с этим эсхатологическим надрывом, вернее - в нём самом, не пытаясь списать трагедию, которая составляет тайну его и суть, на грехи людей или целых народов, но и не теряя конечной способности к тихой радости.
И даже не то, чтобы христианство что-то "должно": трагичность сознания является единственным местом, где подлинное ещё как-то можно отличить от подделок, хоть западных, хоть восточных. А тихая радость..., она всегда - как индикаторный лакмус, "мисто-химическое" удостоверение этой подлинности.