(no subject)
Развлекусь пока.
Когда-то я начинала сочинять роман. Из этого, конечно, ничего не вышло: чтобы роман сочинить, нужно, на минуточку, талант иметь. А нету - значит нету, что тут поделаешь. Мне даже сюжет до конца придумать не удалось, так что бросила я это бесперспективное дело с чистой совестью, хотя к уже придуманному мыслями, бывало, возвращалась.
Кратенько изложу.
Некий молодой человек, лишившийся в раннем возрасте родителей, не имеющий сколько-нибудь значительного состояния, но пребывающий в родстве с самыми влиятельными семьями Империи, через своих университетских товарищей оказался связан с одной ужасно тайной группкой молодых нигилистов, стремящихся, как водится, к всеобщему перевороту в умах и разрушительству в общественном устройстве.
Не то, чтобы это его всерьез увлекло. Скорее, им двигало созерцательное любопытство к миру, желание разобраться в его устройстве, склонность к анализу и наблюдению. Кстати, в совсем недавние его университетские годы этот молодой человек за пристрастие и талант к математике получил от товарищей прозвище Числитель.
Но, так или иначе, кружок он посещал. А поскольку кружок этот давно был под негласным наблюдением полиции, участие в нем Числителя было зафиксировано и наверх доложено. Семья чрезвычайно встревожилась. Хотя молодой человек производил впечатление уравновешенного, холодноватого и несколько рассеянного, поговорку о чертях в тихом омуте его опытные и проницательные дядюшки и тетушки, глядя на него, нет-нет да вспоминали.
Решено было принять меры, не доводя до греха.
Тут же было изыскано место секретаря при особе губернатора самой южной из имперских территорий, дремлющей в благодетельном удалении от столичных идейных веяний. Числитель был поставлен перед фактом. Не будучи, в сущности, ничем привязан к столице, он пожал плечами и без возражений выехал в приморский Город, где ему отныне предстояло делать карьеру.
И там с ним произошло неожиданное и странное.
Южный Город, спускающийся плавным амфитеатром от таинственных гор к щедрому морю, с его древними колоннами, увитыми ароматными, неведомыми Числителю цветами, выбеленными солнцем плитами бесконечных лестниц на причудливых улочках, шумный, общительный и одновременно погруженный в дремоту, так непохожий на все, что знал до сих пор уроженец туманной чопорной столицы, поразил душу молодого человека.
Он влюбился - остро, глубоко и головокружительно.
Не будучи пока что сильно занятым по службе, которая, собственно, и задумывалась как синекура, он днями и ночами в состоянии тихого и сосредоточенного восторга бродил по Городу, забредая в том числе и в такие места, куда, по-хорошему, не следовало бы. И что самое удивительное - ничего с ним там не приключалось.
Конечно, он был замечен - как и странное состояние, в котором он пребывал. Парадоксальным образом именно это состояние полнейшей безмятежности и бесстрашия (мы ведь не ждем зла от предмета нашей всепоглощающей влюбленности) служило ему защитой. Подданные ночных владык - люди чуткие и осторожные; если сталкиваются с чем-то непонятным, предпочитают до поры на рожон не лезть.
Разумеется, все это - и счастливая аура, исходящая от молодого пришельца и ощущаемая даже безнадежно толстокожими, и его загадочная неприкосновенность в самых недоступных притонах, о которой, конечно же, немедленно всему городу стало известно, - требовало объяснения. И такое объяснение у Города было.
Воцарилось оно не сразу. Сначала - подозрения, легкие намеки, звучащие то там, то здесь, переходящие почти в уверенность. Потом, как водится, появились факты. Числитель был с утра первым покупателем у тетушки Зары, торгующей черешней на углу. Она, женщина прижимистая, неожиданно для себя сделала ему скидку, как своим, - и в течение дня расторговалась так, как еще никогда не случалось. Дети видели, как молодой человек ел эту черешню, стоя на утесе, и зачем-то кидал косточки в море, - рыбаки в тот день вернулись с богатым уловом, хотя по погоде вроде бы не должно было. Один из ночных владык подсел к нему за столик, угостил кружечкой, поговорил о том, о сем, - наутро от мучившей владыку подагры и воспоминания не осталось.
Когда-то давно у этого Города был свой собственный маг. Покровитель, защитник, плоть от плоти. Жил в башне. Погиб, защитив Город и ничего не узнавшую об этом Империю во время вражеского нашествия, но перед смертью успел сказать, что на его место придет молодой, чтоб ждали.
Город ждал, долго, молча, ничем этого ожидания не проявляя, - и вот понял, что дождался.
Конечно, все понимали, что молодой еще не готов. Даже в башню, ожидавшую его два столетия, не пошел. Не маг еще - мажонок. Так его между собой и называли. Нужно было набраться терпения, учить и готовить.
Город терпеливо и вдумчиво готовил себе мага, направлял и воспитывал, а впереди, понятно, была война.
До этого, конечно, там еще много чего должно было произойти, в том числе касающегося городской элиты и губернаторского окружения, к которому - вот сюрприз! - принадлежал городской маг, - и не только их. В городе было два глубоководных порта - военный имперский далеко на северной стороне, - и торговый. Моряки, как и все моряки мира, в кабаках рассказывали о своих приключениях такое, что в сказке точно не скажешь. Однажды в порт из дальнего плавания вернулся корабль - без груза и без капитана. И матросы с него ничего не рассказывали в кабаках. Зато все тут же списались на берег и больше никогда в море не выходили, все до единого, занимались кто чем, кто торговал, кто бахчу завел. А через семь лет кто-то стал их убивать - одного за другим.
А еще в городе жила женщина, умевшая предсказывать по абрикосовым косточкам.
А люди с гор на самом деле были не люди, но в Городе никто на это не обращал внимания.
Но все-таки впереди была война.