"Души прекрасные порывы"
В девятнадцатом веке психологический реализм вплотную приблизился к настоящему пониманию человека. С научной дотошностью писатели фиксировали и анализировали тончайшие движению души, сплетения глубинных мотивов, взлеты духа; скрытые пружины, запускающие внезапные импульсы и озарения; кристаллизацию любви; неисчислимое разнообразие причин для притяжения и отталкивания людей. Человеческая душа представала огромным и разнообразным миром, который, тем не менее, поддавался изучению. Еще чуть- чуть...
"Но сатана недолго ждал реванша." Пришел двадцатый век, и вместе с ним - наука психология. Которая и поведала опешившему человечеству, что всё, имеющееся у него за душой, есть сублимация сексуального влечения, и заодно озвучила ценнейшую мысль - основой всех сложностей является родовая психологическая травма. Иными словами, корень всех наших проблем - в том, что мы родились на свет.
Всем всё стало ясно, высоты и бездны одномоментно разъяснились - и понеслось.
Сделаю короткое отступление. Кажется, Ларошфуко (а может, и Лабрюйер, не помню) сказал, что люди гораздо реже бы влюблялись, если бы не читали романов. И в том есть большая правда. Конечно, литература (и с нею вместе все остальное - от кино до классичеcкой филологии) не может изменить или "обогатить" человека - в том смысле, что она не в силах придать ему то, чего в нем нет. Но гуманитарный комплекс вполне в состоянии что-то из имеющегося высветить, а что-то - затенить. И результатом будет то, что высвеченное будет в душах массово активизировано, а затененное - если не заблокировано совсем, то очень сильно ослаблено. Причем, "чаще влюбляться" будут не только читатели романов, но и люди, живущие рядом с читателями, - а также те, что живут рядом с живущими рядом с читателями. Атмосфера в той или иной степени захватывает всех.
Разумеется, это пример обратной связи. И прямой - влияния эпохи и умонастроения общности на гуманитарную мысль - никто не отменял, но я же вам не писатель девятнадцатого века - я и одну-то сторону явления не в состоянии выразить настолько объемно, насколько следовало бы. Поэтому сейчас разговор будет идти только о влиянии "романов" на "влюбленность", а не о влиянии, условно говоря, "культуры влюбленности" на содержание и качество романов.
Итак, литература девятнадцатого века высвечивала в людях "цветущую сложность", которая впоследствии была утрачена. Нельзя сказать, чтобы адепты богатства и величия человеческой натуры сдались без боя. Упорнее всего сопротивлялся Советский Союз, в котором даже наука психология стараниями школы Выготского изучала высшие мотивации, принципиально не сводимые ни к потребностям, ни к психофизиологии.
Но и за его пределами были те, кто давал бой идее одномерности человека. И тут им, как ни странно, очень помогло "самое массовое из искусств". Кино приблизило актера к зрителю, позволяя разглядеть мельчайшие изменения в выражении его лица, тончайшие детали мимики. Кроме того, на смену неподвижным декорациям пришла не только информационно, но и эмоционально насыщенная картинка. И оказалось, что то, что выражает своей игрой по-настоящему талантливый актер, исполнено такой объемности и глубины, что свести трактовку его героя к примитивной одномерности в духе теорий "секс и голод правят миром" никак невозможно. А если талантливый режиссер еще добавит медленно падающий снег (ведь он же не просто так себе падает, а увиденный - таким медленным, таким щемящим - глазами человека!), веселую или жуткую суету улиц, что-то важное, словами невыразимое - то и подавно.
Весь двадцатый век - история этой войны, отчаянного сопротивления несдавшегося искусства "искусству", предавшему человека. И медленного отступления.
Речь уже не шла о дальнейшем исследовании и постижении, о создании "единой теории души", открытии новых горизонтов, что казалось в девятнадцатом веке таким возможным. Задачей стало уже просто "удержать фронтир", оставить за человеком тот кусочек складывающегося из различных измерений чувств и мыслей пространства, в котором душа его будет жить, не умрет.
Но и это оказывается под вопросом. На смену устаревшим и осмеянным фрейдизму, "стакану воды" , "жесткому натурализму" и их более поздним вариациям в красивой обертке интеллектуальности (Джойс, Хэмингуэй) пришли новые орудия истребления.
Их очень много, назову лишь некоторые.
"Энергетика". Ну да, то самое, все слышали. "У него мощная энергетика, поэтому за ним идут", "энергетический вампир, энергетический донор - все дело в том, кто у кого берет энергию", "толпа отнимает у меня энергию" и т.д. Многообразие человеческих чувств, духовных и душевных состояний, взаимодействий и отношений подменяется голым, как телеграфный столб, и примитивным, как блеяние, обменом энергией. Это не безобидно. Каждый приложивший к себе и другим такую мерку, пошедший на поводу у упрощенчества, оказывется безнадежно обедненным. В нем "высвечен" примитив ("уровень энергии"), "затенена", а значит, обессилена работа души.
Всеми вами любимая "пирамида Маслоу". Потребности, говорите? И, говорите, пока не удовлетворены низшие, высшим места нет? И какая там самая высшая? Ах да, в самореализации. Все понятно или проговорить надо?
Слэш. Да, об этом противно и неловко говорить, но приходится, ибо оно, что называется, растет и ширится и, что самое скверное, напрямую направлено на разрушение того самого свода кино и литературы, который до сих пор был нашим нерушимым оплотом. Конечно, можно отмахнуться, припечатав его создателей (обычно - создательниц), личностей, безусловно, патологических, бытующим в интернетах словечком, которое в переводе означает "недостаток практического внимания со стороны лиц противоположного пола" - и это, видимо, будет вполне справедливо. Но ведь его все больше; людям, запрашивающим информацию о любимой книге или фильме, попадается; они читают - и это откладывается в сознании. Скоро наши дети, сунувшиеся в сеть подготовиться к сочинению по "Войне и мире", узнают много нового об отношениях Пьера Безухова и Андрея Болконского - если уже не узнали. Дело даже не в патологии или не только в ней, а, главным образом, в том, что дружба, дружба-вражда, уважение, соперничество, наставничество... подменяются - чем? Да все тем же - привет дедушке Фрейду.
И так далее. На этом перечисление орудий разрушения духовной и душевной многомерности, личностного богатства я, пожалуй, и завершу. Потому что вы и без меня их легко узнаете: это то, что обедняет богатство и сужает многообразие.
"Но сатана недолго ждал реванша." Пришел двадцатый век, и вместе с ним - наука психология. Которая и поведала опешившему человечеству, что всё, имеющееся у него за душой, есть сублимация сексуального влечения, и заодно озвучила ценнейшую мысль - основой всех сложностей является родовая психологическая травма. Иными словами, корень всех наших проблем - в том, что мы родились на свет.
Всем всё стало ясно, высоты и бездны одномоментно разъяснились - и понеслось.
Сделаю короткое отступление. Кажется, Ларошфуко (а может, и Лабрюйер, не помню) сказал, что люди гораздо реже бы влюблялись, если бы не читали романов. И в том есть большая правда. Конечно, литература (и с нею вместе все остальное - от кино до классичеcкой филологии) не может изменить или "обогатить" человека - в том смысле, что она не в силах придать ему то, чего в нем нет. Но гуманитарный комплекс вполне в состоянии что-то из имеющегося высветить, а что-то - затенить. И результатом будет то, что высвеченное будет в душах массово активизировано, а затененное - если не заблокировано совсем, то очень сильно ослаблено. Причем, "чаще влюбляться" будут не только читатели романов, но и люди, живущие рядом с читателями, - а также те, что живут рядом с живущими рядом с читателями. Атмосфера в той или иной степени захватывает всех.
Разумеется, это пример обратной связи. И прямой - влияния эпохи и умонастроения общности на гуманитарную мысль - никто не отменял, но я же вам не писатель девятнадцатого века - я и одну-то сторону явления не в состоянии выразить настолько объемно, насколько следовало бы. Поэтому сейчас разговор будет идти только о влиянии "романов" на "влюбленность", а не о влиянии, условно говоря, "культуры влюбленности" на содержание и качество романов.
Итак, литература девятнадцатого века высвечивала в людях "цветущую сложность", которая впоследствии была утрачена. Нельзя сказать, чтобы адепты богатства и величия человеческой натуры сдались без боя. Упорнее всего сопротивлялся Советский Союз, в котором даже наука психология стараниями школы Выготского изучала высшие мотивации, принципиально не сводимые ни к потребностям, ни к психофизиологии.
Но и за его пределами были те, кто давал бой идее одномерности человека. И тут им, как ни странно, очень помогло "самое массовое из искусств". Кино приблизило актера к зрителю, позволяя разглядеть мельчайшие изменения в выражении его лица, тончайшие детали мимики. Кроме того, на смену неподвижным декорациям пришла не только информационно, но и эмоционально насыщенная картинка. И оказалось, что то, что выражает своей игрой по-настоящему талантливый актер, исполнено такой объемности и глубины, что свести трактовку его героя к примитивной одномерности в духе теорий "секс и голод правят миром" никак невозможно. А если талантливый режиссер еще добавит медленно падающий снег (ведь он же не просто так себе падает, а увиденный - таким медленным, таким щемящим - глазами человека!), веселую или жуткую суету улиц, что-то важное, словами невыразимое - то и подавно.
Весь двадцатый век - история этой войны, отчаянного сопротивления несдавшегося искусства "искусству", предавшему человека. И медленного отступления.
Речь уже не шла о дальнейшем исследовании и постижении, о создании "единой теории души", открытии новых горизонтов, что казалось в девятнадцатом веке таким возможным. Задачей стало уже просто "удержать фронтир", оставить за человеком тот кусочек складывающегося из различных измерений чувств и мыслей пространства, в котором душа его будет жить, не умрет.
Но и это оказывается под вопросом. На смену устаревшим и осмеянным фрейдизму, "стакану воды" , "жесткому натурализму" и их более поздним вариациям в красивой обертке интеллектуальности (Джойс, Хэмингуэй) пришли новые орудия истребления.
Их очень много, назову лишь некоторые.
"Энергетика". Ну да, то самое, все слышали. "У него мощная энергетика, поэтому за ним идут", "энергетический вампир, энергетический донор - все дело в том, кто у кого берет энергию", "толпа отнимает у меня энергию" и т.д. Многообразие человеческих чувств, духовных и душевных состояний, взаимодействий и отношений подменяется голым, как телеграфный столб, и примитивным, как блеяние, обменом энергией. Это не безобидно. Каждый приложивший к себе и другим такую мерку, пошедший на поводу у упрощенчества, оказывется безнадежно обедненным. В нем "высвечен" примитив ("уровень энергии"), "затенена", а значит, обессилена работа души.
Всеми вами любимая "пирамида Маслоу". Потребности, говорите? И, говорите, пока не удовлетворены низшие, высшим места нет? И какая там самая высшая? Ах да, в самореализации. Все понятно или проговорить надо?
Слэш. Да, об этом противно и неловко говорить, но приходится, ибо оно, что называется, растет и ширится и, что самое скверное, напрямую направлено на разрушение того самого свода кино и литературы, который до сих пор был нашим нерушимым оплотом. Конечно, можно отмахнуться, припечатав его создателей (обычно - создательниц), личностей, безусловно, патологических, бытующим в интернетах словечком, которое в переводе означает "недостаток практического внимания со стороны лиц противоположного пола" - и это, видимо, будет вполне справедливо. Но ведь его все больше; людям, запрашивающим информацию о любимой книге или фильме, попадается; они читают - и это откладывается в сознании. Скоро наши дети, сунувшиеся в сеть подготовиться к сочинению по "Войне и мире", узнают много нового об отношениях Пьера Безухова и Андрея Болконского - если уже не узнали. Дело даже не в патологии или не только в ней, а, главным образом, в том, что дружба, дружба-вражда, уважение, соперничество, наставничество... подменяются - чем? Да все тем же - привет дедушке Фрейду.
И так далее. На этом перечисление орудий разрушения духовной и душевной многомерности, личностного богатства я, пожалуй, и завершу. Потому что вы и без меня их легко узнаете: это то, что обедняет богатство и сужает многообразие.