Владислав Шпильман ПИАНИСТ
Это шикарная книга, очень страшная и тяжелая, но каждый цивилизованный человек просто обязан ее прочитать.
Владислав Шпильман (5 декабря 1911 - 6 июля 2000) - польский пианист и композитор.
Родился в Сосновце в Польше в еврейской семье. В 1929 году окончил Варшавскую консерваторию под руководством Александра Михаловского.
До захвата немцами Польши в сентябре 1939 года занимался сочинением симфонической музыки и музыки к фильмам.
После окончания войны в течение 20 лет Шпильман проработал на варшавском радио, а также продолжал выступать как пианист-исполнитель.
Написал новые симфонические произведения, а также около тысячи песен.
Умер в Варшаве в 88-летнем возрасте.
После войны Шпильман написал мемуары, основанные на воспоминаниях о пережитом им во время войны. В литературной обработке Ежи Вальдорфа под названием «Гибель города» (польск. Śmierć miasta) они были изданы в 1946 году в Польше издательством «Wiedza Powszechna». Книга была подвергнута цензуре сталинскими властями по политическим причинам - Вильгельм Хозенфельд в этой редакции был австрийцем. В 1998 году сын Шпильмана Анджей опубликовал в немецком издательстве «Ullstein» новое расширенное издание мемуаров своего отца в немецком переводе от Карин Вольф под названием «Das wunderbare Überleben» («Чудесное выживание»), а затем в английском переводе Антеи Белл под названием «Pianist» с эпилогом певца-диссидента из ГДР Вольфа Бирмана - в этой версии Хозенфельду вернули немецкое происхождение.
На русском языке книга впервые была издана только во второй редакции: в 2003 году еврейским издательством «Мосты культуры» в переводе Марины Курганской и в 2019 году издательством «АСТ» в переводе Екатерины Поляковой. Перевод Курганской был сделан с польской версии, Поляковой - с английской. В обеих версиях разнится порядок глав - шестая глава в переводе Курганской («Пора детей и сумасшедших») в переводе Поляковой идёт как первая («Час детей и безумцев»).
Выдержки из книги.............
По Хлодной под командованием немецкого унтер-офицера маршировал отряд солдат в незнакомой желтой форме. Сделав с десяток шагов, отряд останавливался, один из солдат покидал строй и оставался стоять в оцеплении вдоль стены гетто.
- Украинцы...
Все становилось только хуже, особенно когда к делу подключились литовцы и украинцы. Эти были столь же продажны, как еврейские полицаи, но на иной манер. Они брали взятки, а после этого сразу убивали тех, от кого получили деньги. Убивали в охотку: ради спорта или удобства в «работе», для практики в стрельбе или просто ради развлечения. Убивали детей на глазах у матерей и забавлялись, видя их отчаяние. Стреляли людям в живот, чтобы наблюдать за их мучениями, или выстраивали свои жертвы в шеренгу и, отойдя на расстояние, бросали в них гранаты, чтобы проверить, кто точнее кидает. Во время каждой войны на поверхность всплывают определенные национальные группы. Слишком трусливые, чтобы бороться в открытую, и слишком ничтожные, чтобы играть какую бы то ни было самостоятельную роль, - зато достаточно растленные, чтобы сделаться платными палачами при одной из воюющих держав.
В этой войне такую роль взяли на себя украинские и литовские фашисты.
29 июля зашла Левицкая. В Варшаве только ждали сигнала к началу восстания! Наши организации спешно скупали оружие отступающих и деморализованных немцев.
Покупка нескольких автоматов была поручена Збигневу Яворскому - моему незабываемому хозяину с улицы Фалата К несчастью, он нарвался на тех, кто был хуже немцев, - на украинцев. Взяв деньги и пообещав отдать оружие во дворе Сельскохозяйственной академии, они завели его туда и застрелили.
Через неделю, охваченный плохим предчувствием, я еще раз сменил место, переселившись на чердак под сгоревшей крышей. В тот же день в дом три раза приходили украинцы и обыскивали уцелевшие квартиры в поисках чего-нибудь ценного. Когда они ушли, я спустился в квартиру, где прятался всю последнюю неделю. Единственное, что в ней прежде оставалось целым, были печи. Украинцы педантично разбили их, плитку за плиткой, очевидно, искали золото.
На следующий день с утра по обеим сторонам проспекта Независимости были выставлены войска. Посреди образовавшегося коридора гнали людей с вещмешками за спиной, с детьми на руках. Время от времени эсэсовцы и украинцы вытаскивали из этой толпы мужчин и убивали их на глазах остальных, как когда-то делали в гетто. Значит, восстание закончилось поражением?..
Владислав Шпильман (5 декабря 1911 - 6 июля 2000) - польский пианист и композитор.
Родился в Сосновце в Польше в еврейской семье. В 1929 году окончил Варшавскую консерваторию под руководством Александра Михаловского.
До захвата немцами Польши в сентябре 1939 года занимался сочинением симфонической музыки и музыки к фильмам.
После окончания войны в течение 20 лет Шпильман проработал на варшавском радио, а также продолжал выступать как пианист-исполнитель.
Написал новые симфонические произведения, а также около тысячи песен.
Умер в Варшаве в 88-летнем возрасте.
После войны Шпильман написал мемуары, основанные на воспоминаниях о пережитом им во время войны. В литературной обработке Ежи Вальдорфа под названием «Гибель города» (польск. Śmierć miasta) они были изданы в 1946 году в Польше издательством «Wiedza Powszechna». Книга была подвергнута цензуре сталинскими властями по политическим причинам - Вильгельм Хозенфельд в этой редакции был австрийцем. В 1998 году сын Шпильмана Анджей опубликовал в немецком издательстве «Ullstein» новое расширенное издание мемуаров своего отца в немецком переводе от Карин Вольф под названием «Das wunderbare Überleben» («Чудесное выживание»), а затем в английском переводе Антеи Белл под названием «Pianist» с эпилогом певца-диссидента из ГДР Вольфа Бирмана - в этой версии Хозенфельду вернули немецкое происхождение.
На русском языке книга впервые была издана только во второй редакции: в 2003 году еврейским издательством «Мосты культуры» в переводе Марины Курганской и в 2019 году издательством «АСТ» в переводе Екатерины Поляковой. Перевод Курганской был сделан с польской версии, Поляковой - с английской. В обеих версиях разнится порядок глав - шестая глава в переводе Курганской («Пора детей и сумасшедших») в переводе Поляковой идёт как первая («Час детей и безумцев»).
Выдержки из книги.............
По Хлодной под командованием немецкого унтер-офицера маршировал отряд солдат в незнакомой желтой форме. Сделав с десяток шагов, отряд останавливался, один из солдат покидал строй и оставался стоять в оцеплении вдоль стены гетто.
- Украинцы...
Все становилось только хуже, особенно когда к делу подключились литовцы и украинцы. Эти были столь же продажны, как еврейские полицаи, но на иной манер. Они брали взятки, а после этого сразу убивали тех, от кого получили деньги. Убивали в охотку: ради спорта или удобства в «работе», для практики в стрельбе или просто ради развлечения. Убивали детей на глазах у матерей и забавлялись, видя их отчаяние. Стреляли людям в живот, чтобы наблюдать за их мучениями, или выстраивали свои жертвы в шеренгу и, отойдя на расстояние, бросали в них гранаты, чтобы проверить, кто точнее кидает. Во время каждой войны на поверхность всплывают определенные национальные группы. Слишком трусливые, чтобы бороться в открытую, и слишком ничтожные, чтобы играть какую бы то ни было самостоятельную роль, - зато достаточно растленные, чтобы сделаться платными палачами при одной из воюющих держав.
В этой войне такую роль взяли на себя украинские и литовские фашисты.
29 июля зашла Левицкая. В Варшаве только ждали сигнала к началу восстания! Наши организации спешно скупали оружие отступающих и деморализованных немцев.
Покупка нескольких автоматов была поручена Збигневу Яворскому - моему незабываемому хозяину с улицы Фалата К несчастью, он нарвался на тех, кто был хуже немцев, - на украинцев. Взяв деньги и пообещав отдать оружие во дворе Сельскохозяйственной академии, они завели его туда и застрелили.
Через неделю, охваченный плохим предчувствием, я еще раз сменил место, переселившись на чердак под сгоревшей крышей. В тот же день в дом три раза приходили украинцы и обыскивали уцелевшие квартиры в поисках чего-нибудь ценного. Когда они ушли, я спустился в квартиру, где прятался всю последнюю неделю. Единственное, что в ней прежде оставалось целым, были печи. Украинцы педантично разбили их, плитку за плиткой, очевидно, искали золото.
На следующий день с утра по обеим сторонам проспекта Независимости были выставлены войска. Посреди образовавшегося коридора гнали людей с вещмешками за спиной, с детьми на руках. Время от времени эсэсовцы и украинцы вытаскивали из этой толпы мужчин и убивали их на глазах остальных, как когда-то делали в гетто. Значит, восстание закончилось поражением?..