«Это была ПОБЕДА над абсолютным злом».
Любовь Жалненкова:
О! Незабываемые три августовских дня!
Утром 19 августа шок и ужас: опять в застой, в ту плесень, от которой уже успели отвыкнуть (ведь мы уже почувствовали прелесть свежего воздуха, поверили в возможность, наконец-то, построить нормальную жизнь, и вдруг...).
Потом в программе "Время": танки на улицах Москвы, Ельцин на танке зачитывает свой указ, народ у Белого дома, баррикады... И ужас сменился надеждой, что
путчисты не победят.
Утром на стенах подземных переходов народ читал "Общую газету" (кажется, так называлось совместное издание закрытых путчистами газет).
На работу некоторые москвички пришли в "походной" одежде вместо привычных офисных костюмов - оказывается, ночью готовили, а утром отвозили еду защитникам Белого дома, в этом одеянии и прибыли на службу.
20 августа запомнилось как день/ночь тревожного ожидания. А 21 августа - день такого ликования, почти счастья, что подобного не могу припомнить. Это была ПОБЕДА над абсолютным злом.
И тогда казалось, что возврат к той коммунистической мерзости уже невозможен. Увы! Мы ошибались. Но это никак не обесценивает важность тех трёх дней (шок и ужас - тревога и надежда - счастье от ощущения победы). Такими они были для меня те три исторических, незабываемых августовских дня.
==============
«Если бы мы не победили в 1991, сегодняшний кошмар случился бы еще раньше, а мы, не глотнувшие тогда свободы, могли его и вовсе не заметить, считая, что иначе и не бывает. А сейчас мы знаем, что бывает - должно быть иначе! И это ощущение - должно быть иначе! - выводит сегодня людей на, казалось бы, безнадежное сопротивление.
Самые прекрасные вещи на земле - свобода и любовь, как и вообще, счастье - никогда не бывают окончательными. Они существуют, когда и для тех, для кого существуют, вопреки стремлению среды их уничтожить»
Леонид Гозман о событиях августа 1991-го
https://www.activist.msk.ru/2022/08/eto-byl-podvig.html
19 августа 1991 года москвичи вышли к Белому дому и Красной площади, чтобы защитить Россию от красно-коричневой хунты ГКЧП. Люди строили баррикады и бросались под танки. Если бы не мужество и самоотверженность москвичей, ни о какой независимости Украины и республик Прибалтики не было бы и речи. Помните об этом. И никогда не называйте россиян "генетическими рабами".
«Танки Таманской дивизии с грохотом окружали острова будущего сопротивления. Лязгающие звуки врывались в сознание, и происходящее казалось дурным сном. А танки все прибывали и прибывали. Внезапно произошло то, от чего у меня перехватило дыхание. Неизвестный мужчина буквально бросился под первый танк. Водитель успел резко затормозить. Экипаж следующего за ним танка начал усиленно газовать, а испугавшись отовсюду сбежавшихся к ним людей, стал таранить впереди остановившуюся машину. Танк - потенциальный убийца медленно полз вперёд. До лежащего человека оставалось меньше полуметра. Несколько мужчин стремительно подбежали к смельчаку и успели выдернуть его из под гусениц. Это подтолкнуло уже довольно толпу к действию.Они вышли из своей шоковой летаргии и плотным кольцом окружили первый танк. Вся колонна, конца которой не было видно за гостиницей "Украина" остановилась. Люди стали махать руками, свистеть и показывать танкистам неприличные жесты. Началось спонтанное народное сопротивление.
Тем временем почти весь центр Москвы был войсками МО, МВД и КГБ. Министр внутренних дел Борис Пуго дал команду ГАИ провести колонны с войсками и бронетехникой по незнакомому городу с тем чтобы занять все стратегические пункты столицы.
В Москве особенно в центре началось стихийное строительство баррикад из троллейбусов и автомобилей чтобы как-то задержать продвижение войск. Вспыхнули митинги на Манежной площади, на Театральной, перед Моссоветом демонстранты перекрыли Тверскую улицу.
Начались мелкие стычки с армией - стремясь захватить власть, путчисты посеяли ветер, а в результате пожали бурю народного гнева. К вечеру 19 августа Я уже видел лозунги: "Хватит!" "Крючкова, Язова, Пуго под суд" "Народ - не быдло". Вся ненависть, которая накопилась по отношению к коммунистам за 70 лет, выплеснулась через края терпения на улицы Москвы и Ленинграда".
(Ярошенко В. Пять лет рядом с Президентом/ - М.: Синдбад, 2022)
Наталия Шавшукова :
В дате 19 августа 1991 года чувствуется некоторая неловкость.
19 августа никто не знал, чем закончится, а сейчас мы знаем.
А тогда была жажда перемен - не важно каких, уже каких-нибудь, была усталость и была надежда и объединение. Гражданская нация - это чудо, отклонение, точка бифуркации, невозможность, которая стала реальностью.
На площадь выходят только из чувства общности. Чтобы выйти на площадь, нужно знать, что ты там будешь не один. Но как узнать, если нет интернета, если не читаешь посты, не видишь, сколько народу зарегистрировалось на мероприятие?
Эхо Москвы создавалось тогда в процессе. Газеты мгновенно не распространяются. Остается смутное чувство общности, чувство Мы, которые сильны и правы.
Французская революция, кстати, тоже делалась людьми без интернета, а гляди ж ты.
Это задним числом можно искать предпосылки. Какие предпосылки были в летней, заморенной, пыльной, полупустой, одуревшей от очередей Москве 1991 года?
Какое количество вышедших на площадь было за границей? Какой был уровень ВВП?
Был праздник падения диктатуры, были флаги - триколоры, биколоры, БЧБ, грузинские кресты на белом фоне, были ряженые в казацких мундирах, были неформалы, были просто мужчины в выцветших рубашках с авоськами и женщины в полинявших платьях со стиранными пакетами в руках.
Были вместе и либералы, и патриоты - те, кто через два года сойдется в схватке и вместе дружно уничтожат едва народившуюся шальную свободу. А тогда еще были миллионы людей перед телевизорами и радиоприемниками, миллионы, в жизни которых в прямом эфире случалось чудо, победа добра над злом.
Смертельно уставшие люди, выросшие в том самом совке, еще недавно насквозь отравленные пропагандой, в нелепых очках, неудобной обуви, с немытыми головами, вооруженные разве что авоськами и стиранными пакетами, без палаточных городков и тренировочных лагерей в три дня снесли империю.
Потом их ждет разочарование, «не все наши надежды сбылись», как сказал тогдашний вождь Ельцин, которого тогда охранял Золотов и который потом нам назначил Путина.
И все же, и все же…
Август 1991 - пока лучшее, что произошло с нами при нашей жизни.
Мы стесняемся сами себя - да, мы можем, да, мы смогли. Мы коллективно бежим от этого воспоминания, мы сами не верим, что это были мы.
Наша коллективная самооценка не позволяет нам ценить самих себя. Куда из нашей коллективной памяти делся февраль 1917-го? Остался от него Керенский в женском платье (миф, кстати). Куда делся август 1991-го?
Есть такой очень хороший и эффективный метод психотерапии - когнитивно-бихевиоральная. Он про связь сознания и деятельности. Сделал - осознал, изменилась концепция себя. Так мы не осознали в себе август 1991-го. Видишь его?.. А он есть.
===========
Алена Зак:
Среди самых прекрасно-радостных (а сейчас, с тем вместе, и самых горестных) картин августа 91-го - танки, перешедшие, скажем так, на сторону народа.
Их объявили часов в двенадцать в ночь на 20е, из мегафонов звучало что-то типа: расступитесь, дайте проехать, не бойтесь, танковая рота присоединяется к защитникам Белого дома - текст не помню, только смысл. А вот как они ползли, медленно, осторожно - помню, и ощущение счастья помню, аплодисменты и сияющие лица вокруг…
И еще помню: в 6 утра мы шли к метро - через Киевский мост к гостинице Украина (господи боже, как невозможно дико звучат сегодня привычные московские названия!) и на той стороне увидели танк. И кто-то сказал: Интересно, это наш или не наш? Подошли ближе, смотрим: на борту прилеплен тетрадный лист в клеточку, с кривоватой надписью шариковой ручкой - "долой хунту!" Наш.
А днем они стояли вокруг Белого дома с распахнутыми люками, танкисты купались в народной любви, девушки становились в очередь, чтоб залезть на броню и расцеловать их, женщины "материнского" возраста заваливали пирожками и бутербродами - голодные же небось! - а они отнекивались: спасибо, некуда уже, весь танк забит едой!
И прекрасное единение армии и народа навсегда осталось в памяти - чтобы больше никогда не повториться.
Слишком легка была та победа.
=============
Татьяна Хохрина:
19 августа. 1991 год. Кате 3 года. Рано утром провожаем с ней ее папу - моего мужа в загородную больницу на реабилитацию после тяжелой аварии и остаемся вдвоем. На душе муторно, надо включить ящик, может, там что-то веселенькое... По первой программе Лебединое озеро. И по второй. И по третьей. И далее везде...И идиотское изумление - с чего бы это? И взорвавшийся телефон. Что это? Почему это? Ничего не слышала? Не знаешь, с какого? И - разъяснение: что, почему и с какого...И ужас пополам с тоской: неужели вернется все?! И голос друга юности Андрюши ,Черкизова из радио Эха. И привычное разделение на две стороны баррикады. И внутри все орет: нет, только не гражданская война и только не поворот назад. И чей-то шепот в ухо:"Надо было валить тогда сразу...Если не в пионерском 68-м, то в горбачевском 87-м". И превращение на три дня дома в штаб-квартиру для трех мамаш с младенцами, чтобы не пропустить новости и не трястись по одиночке. И младшая сестра у Белого Дома и дикий страх за нее. И этот тошнотный бред по ящику и трясущийся Янаев. И омерзение, что эти морды придут обратно. И шок от известия о погибших парнях. Тогда еще короткое время лес состоял из отдельных деревьев и каждая отдельная жизнь имела ценность. И слезы день и ночь от всего: от страха, от танков, от теток, увещевающих солдат и от опрокинутых, растерянных лиц солдат, от волнения за судьбу защитников, от спящего охраннике на плече у Ростроповича, от каждого репортажа Эха и снова от страха. И победа! И вечер, когда, казалось, не спали даже младенцы. И ликование, сумасшедшее, опять со слезами, но от счастья, когда рухнул Железный Феликс. И похороны тех трех с огромным растянутым флагом, с ельцинским "простите, не уберегли". И с самым неописуемым, смешанным, неповторимым чувством счастья -что так окончилось, ликования -что так вообще было возможно, боли - что за это отданы живые жизни, гордости - что мы все-таки не стадо, а граждане, восторга - что ты жил в это время и видел это своими глазами, уверенности - что никогда не повторится....
Все это оказалось не совсем так, а точнее - совсем не так, те оказались не совсем теми, а эти - тем более, а мы - вообще, а потери - уже тысячами и без особого впечатления, а вчерашние защитники - в самых неожиданных уголках света, а постамент Феликса ждет его обратно, а бывшие побежденные пишут мемуары и романы про страшные девяностые, а эти три дня изображают водевилем. Может, это и водевиль, но только именно эти три дня мы были Людьми.
О! Незабываемые три августовских дня!
Утром 19 августа шок и ужас: опять в застой, в ту плесень, от которой уже успели отвыкнуть (ведь мы уже почувствовали прелесть свежего воздуха, поверили в возможность, наконец-то, построить нормальную жизнь, и вдруг...).
Потом в программе "Время": танки на улицах Москвы, Ельцин на танке зачитывает свой указ, народ у Белого дома, баррикады... И ужас сменился надеждой, что
путчисты не победят.
Утром на стенах подземных переходов народ читал "Общую газету" (кажется, так называлось совместное издание закрытых путчистами газет).
На работу некоторые москвички пришли в "походной" одежде вместо привычных офисных костюмов - оказывается, ночью готовили, а утром отвозили еду защитникам Белого дома, в этом одеянии и прибыли на службу.
20 августа запомнилось как день/ночь тревожного ожидания. А 21 августа - день такого ликования, почти счастья, что подобного не могу припомнить. Это была ПОБЕДА над абсолютным злом.
И тогда казалось, что возврат к той коммунистической мерзости уже невозможен. Увы! Мы ошибались. Но это никак не обесценивает важность тех трёх дней (шок и ужас - тревога и надежда - счастье от ощущения победы). Такими они были для меня те три исторических, незабываемых августовских дня.
==============
«Если бы мы не победили в 1991, сегодняшний кошмар случился бы еще раньше, а мы, не глотнувшие тогда свободы, могли его и вовсе не заметить, считая, что иначе и не бывает. А сейчас мы знаем, что бывает - должно быть иначе! И это ощущение - должно быть иначе! - выводит сегодня людей на, казалось бы, безнадежное сопротивление.
Самые прекрасные вещи на земле - свобода и любовь, как и вообще, счастье - никогда не бывают окончательными. Они существуют, когда и для тех, для кого существуют, вопреки стремлению среды их уничтожить»
Леонид Гозман о событиях августа 1991-го
https://www.activist.msk.ru/2022/08/eto-byl-podvig.html
19 августа 1991 года москвичи вышли к Белому дому и Красной площади, чтобы защитить Россию от красно-коричневой хунты ГКЧП. Люди строили баррикады и бросались под танки. Если бы не мужество и самоотверженность москвичей, ни о какой независимости Украины и республик Прибалтики не было бы и речи. Помните об этом. И никогда не называйте россиян "генетическими рабами".
«Танки Таманской дивизии с грохотом окружали острова будущего сопротивления. Лязгающие звуки врывались в сознание, и происходящее казалось дурным сном. А танки все прибывали и прибывали. Внезапно произошло то, от чего у меня перехватило дыхание. Неизвестный мужчина буквально бросился под первый танк. Водитель успел резко затормозить. Экипаж следующего за ним танка начал усиленно газовать, а испугавшись отовсюду сбежавшихся к ним людей, стал таранить впереди остановившуюся машину. Танк - потенциальный убийца медленно полз вперёд. До лежащего человека оставалось меньше полуметра. Несколько мужчин стремительно подбежали к смельчаку и успели выдернуть его из под гусениц. Это подтолкнуло уже довольно толпу к действию.Они вышли из своей шоковой летаргии и плотным кольцом окружили первый танк. Вся колонна, конца которой не было видно за гостиницей "Украина" остановилась. Люди стали махать руками, свистеть и показывать танкистам неприличные жесты. Началось спонтанное народное сопротивление.
Тем временем почти весь центр Москвы был войсками МО, МВД и КГБ. Министр внутренних дел Борис Пуго дал команду ГАИ провести колонны с войсками и бронетехникой по незнакомому городу с тем чтобы занять все стратегические пункты столицы.
В Москве особенно в центре началось стихийное строительство баррикад из троллейбусов и автомобилей чтобы как-то задержать продвижение войск. Вспыхнули митинги на Манежной площади, на Театральной, перед Моссоветом демонстранты перекрыли Тверскую улицу.
Начались мелкие стычки с армией - стремясь захватить власть, путчисты посеяли ветер, а в результате пожали бурю народного гнева. К вечеру 19 августа Я уже видел лозунги: "Хватит!" "Крючкова, Язова, Пуго под суд" "Народ - не быдло". Вся ненависть, которая накопилась по отношению к коммунистам за 70 лет, выплеснулась через края терпения на улицы Москвы и Ленинграда".
(Ярошенко В. Пять лет рядом с Президентом/ - М.: Синдбад, 2022)
Наталия Шавшукова :
В дате 19 августа 1991 года чувствуется некоторая неловкость.
19 августа никто не знал, чем закончится, а сейчас мы знаем.
А тогда была жажда перемен - не важно каких, уже каких-нибудь, была усталость и была надежда и объединение. Гражданская нация - это чудо, отклонение, точка бифуркации, невозможность, которая стала реальностью.
На площадь выходят только из чувства общности. Чтобы выйти на площадь, нужно знать, что ты там будешь не один. Но как узнать, если нет интернета, если не читаешь посты, не видишь, сколько народу зарегистрировалось на мероприятие?
Эхо Москвы создавалось тогда в процессе. Газеты мгновенно не распространяются. Остается смутное чувство общности, чувство Мы, которые сильны и правы.
Французская революция, кстати, тоже делалась людьми без интернета, а гляди ж ты.
Это задним числом можно искать предпосылки. Какие предпосылки были в летней, заморенной, пыльной, полупустой, одуревшей от очередей Москве 1991 года?
Какое количество вышедших на площадь было за границей? Какой был уровень ВВП?
Был праздник падения диктатуры, были флаги - триколоры, биколоры, БЧБ, грузинские кресты на белом фоне, были ряженые в казацких мундирах, были неформалы, были просто мужчины в выцветших рубашках с авоськами и женщины в полинявших платьях со стиранными пакетами в руках.
Были вместе и либералы, и патриоты - те, кто через два года сойдется в схватке и вместе дружно уничтожат едва народившуюся шальную свободу. А тогда еще были миллионы людей перед телевизорами и радиоприемниками, миллионы, в жизни которых в прямом эфире случалось чудо, победа добра над злом.
Смертельно уставшие люди, выросшие в том самом совке, еще недавно насквозь отравленные пропагандой, в нелепых очках, неудобной обуви, с немытыми головами, вооруженные разве что авоськами и стиранными пакетами, без палаточных городков и тренировочных лагерей в три дня снесли империю.
Потом их ждет разочарование, «не все наши надежды сбылись», как сказал тогдашний вождь Ельцин, которого тогда охранял Золотов и который потом нам назначил Путина.
И все же, и все же…
Август 1991 - пока лучшее, что произошло с нами при нашей жизни.
Мы стесняемся сами себя - да, мы можем, да, мы смогли. Мы коллективно бежим от этого воспоминания, мы сами не верим, что это были мы.
Наша коллективная самооценка не позволяет нам ценить самих себя. Куда из нашей коллективной памяти делся февраль 1917-го? Остался от него Керенский в женском платье (миф, кстати). Куда делся август 1991-го?
Есть такой очень хороший и эффективный метод психотерапии - когнитивно-бихевиоральная. Он про связь сознания и деятельности. Сделал - осознал, изменилась концепция себя. Так мы не осознали в себе август 1991-го. Видишь его?.. А он есть.
===========
Алена Зак:
Среди самых прекрасно-радостных (а сейчас, с тем вместе, и самых горестных) картин августа 91-го - танки, перешедшие, скажем так, на сторону народа.
Их объявили часов в двенадцать в ночь на 20е, из мегафонов звучало что-то типа: расступитесь, дайте проехать, не бойтесь, танковая рота присоединяется к защитникам Белого дома - текст не помню, только смысл. А вот как они ползли, медленно, осторожно - помню, и ощущение счастья помню, аплодисменты и сияющие лица вокруг…
И еще помню: в 6 утра мы шли к метро - через Киевский мост к гостинице Украина (господи боже, как невозможно дико звучат сегодня привычные московские названия!) и на той стороне увидели танк. И кто-то сказал: Интересно, это наш или не наш? Подошли ближе, смотрим: на борту прилеплен тетрадный лист в клеточку, с кривоватой надписью шариковой ручкой - "долой хунту!" Наш.
А днем они стояли вокруг Белого дома с распахнутыми люками, танкисты купались в народной любви, девушки становились в очередь, чтоб залезть на броню и расцеловать их, женщины "материнского" возраста заваливали пирожками и бутербродами - голодные же небось! - а они отнекивались: спасибо, некуда уже, весь танк забит едой!
И прекрасное единение армии и народа навсегда осталось в памяти - чтобы больше никогда не повториться.
Слишком легка была та победа.
=============
Татьяна Хохрина:
19 августа. 1991 год. Кате 3 года. Рано утром провожаем с ней ее папу - моего мужа в загородную больницу на реабилитацию после тяжелой аварии и остаемся вдвоем. На душе муторно, надо включить ящик, может, там что-то веселенькое... По первой программе Лебединое озеро. И по второй. И по третьей. И далее везде...И идиотское изумление - с чего бы это? И взорвавшийся телефон. Что это? Почему это? Ничего не слышала? Не знаешь, с какого? И - разъяснение: что, почему и с какого...И ужас пополам с тоской: неужели вернется все?! И голос друга юности Андрюши ,Черкизова из радио Эха. И привычное разделение на две стороны баррикады. И внутри все орет: нет, только не гражданская война и только не поворот назад. И чей-то шепот в ухо:"Надо было валить тогда сразу...Если не в пионерском 68-м, то в горбачевском 87-м". И превращение на три дня дома в штаб-квартиру для трех мамаш с младенцами, чтобы не пропустить новости и не трястись по одиночке. И младшая сестра у Белого Дома и дикий страх за нее. И этот тошнотный бред по ящику и трясущийся Янаев. И омерзение, что эти морды придут обратно. И шок от известия о погибших парнях. Тогда еще короткое время лес состоял из отдельных деревьев и каждая отдельная жизнь имела ценность. И слезы день и ночь от всего: от страха, от танков, от теток, увещевающих солдат и от опрокинутых, растерянных лиц солдат, от волнения за судьбу защитников, от спящего охраннике на плече у Ростроповича, от каждого репортажа Эха и снова от страха. И победа! И вечер, когда, казалось, не спали даже младенцы. И ликование, сумасшедшее, опять со слезами, но от счастья, когда рухнул Железный Феликс. И похороны тех трех с огромным растянутым флагом, с ельцинским "простите, не уберегли". И с самым неописуемым, смешанным, неповторимым чувством счастья -что так окончилось, ликования -что так вообще было возможно, боли - что за это отданы живые жизни, гордости - что мы все-таки не стадо, а граждане, восторга - что ты жил в это время и видел это своими глазами, уверенности - что никогда не повторится....
Все это оказалось не совсем так, а точнее - совсем не так, те оказались не совсем теми, а эти - тем более, а мы - вообще, а потери - уже тысячами и без особого впечатления, а вчерашние защитники - в самых неожиданных уголках света, а постамент Феликса ждет его обратно, а бывшие побежденные пишут мемуары и романы про страшные девяностые, а эти три дня изображают водевилем. Может, это и водевиль, но только именно эти три дня мы были Людьми.
