2.4. История XX века: человечество в борьбе с антисистемами
Из книги Корявцев П.М. Философия антисистем: опыт приложения теории этногенеза. СПб., 1994. Саратов, 2003. 4-я редакция. Автореферат (1993,1996,1998,2004).
«Покажите мне такую страну,
Где детей заражают,
Где солдат заставляют
Стрелять в женщин и стариков, …»
И.Тальков
В XX веке развитие средств производства и систем вооружений привело к тому, что все человечество вынуждено было объединить свои силы в борьбе с антисистемами, причем против антисистем объединялись страны и народы, которых разделяло абсолютно все - вероисповедание, социальный строй, традиции, язык и т.д., но объединяло их нечто большее, а именно «инстинкт самосохранения» суперэтноса. До этого как правило отдельный этнос при напряжении всех сил мог справиться с антисистемой, имевшей в своем распоряжении такие же ограниченные средства, как и сам этнос. Но широкая интернационализация антисистем и отсутствие для них фактора государственных границ привело позитивные системы к пониманию необходимости объединения. В истории XX века как в кривом зеркале отразилась ситуация раннего средневековья, когда этносы зачастую вели единовременно борьбу с несколькими антисистемами и ухитрялись одерживать победы.
В начале века наибольшая плотность антисистем наблюдалась в России, для чего были свои предпосылки. Россия много позже других европейских стран перешла к ломке феодальных порядков и к началу XX века сохраняла еще немало пережитков «старины глубокой». Однако то, что в течении длительного времени поддерживало резистентность этноса, в конце концов оказалось тормозом общественного прогресса и отошло в прошлое, уступив место новой формации, для которой характерным было наличие большого количества крестьян, ставших пролетариями и утративших духовную связь с сельской общиной. Фактически это означало частичную утрату этнической традиции и ослабление резистентности этноса. Но процесс этот затронул далеко не все части страны - там, где были сильны артельные традиции или бурно развивалось сельское хозяйство (как например в Сибири и Забайкалье), там процесс становления пролетариата не сказывался так болезненно, как впрочем и там, где на смену традициям сельской общины успели прийти корпоративные традиции (например на железной дороге).
Таким образом, в России в начале века оказалось достаточно вполне подходящего для антисистем человеческого материала, и вполне естественно, что антисистемы не заставили себя долго ждать. Если в средневековье антисистемы самореализовывались в виде конфессий, то в XX веке они избрали вариант реализации в виде политических партий. В самом начале века появились две крупнейшие революционные партии - социал-демократов и социалистов-революционеров. И конечный неуспех второй из них обусловлен был лишь стечением неблагоприятных обстоятельств, вроде предательства руководителя боевой организации партии Е.Азефа [31] и провала миссии попа Гапона (участие в этих двух сюжетах государственных структур на деле вовсе не означало, что именно они контролировали и направляли ситуацию - прим. авт.). Но ведь в принципе обе партии были равнозначны и имели равные шансы на успех. Обе они были классическими антисистемами, обе имели во главе сакральную фигуру вождя (у эсэров это авторитарное начало было не так сильно выражено - прим. авт.), обе действовали уголовными методами, обе ставили своей целью полное разрушение существующего порядка и отрицание какой бы то ни было традиции. Обе придерживались классических принципов полной тайны действия и жесткой внутренней дисциплины, когда верховный вождь регламентирует все стороны жизни рядовых членов антисистемы, но при этом освобождает их от всякой моральной ответственности за свои действия (внутри обеих партий действовали свои собственные «суды», руководствовавшиеся своими собственными нормами судопроизводства и выносившие приговоры отнюдь не только в отношении членов партии - прим. авт.). Обе партии использовали принципы социальной сегрегации и отрицали все устои существовавшей до них морали на том основании, что это была мораль их идеологических противников. А противниками их были в полном согласии с учением Блаженного Августина абсолютно все, кто не принимал этой их идеологии. Этих несчастных надо было всенепременнейше наставить на путь истинный, а если кто-то не захочет наставляться, то его надо без жалости уничтожить ради счастья грядущих поколений.
Справедливости ради следует сказать, что антисистема социал-демократов была более последовательной в реализации своих жизнеотрицающих принципов, так сказать более антисистемной. У эсеров все-таки наблюдалась некоторая расхлябанность в рядах, излишний гуманизм по отношению к своим идеологическим противникам, что в конце концов и привело эту антисистему к гибели от рук социал-демократов, руководимых учением о партии авангарда трудящихся (причем как раз с трудящимися в партии было далеко не все благополучно, их было позорно мало для партии, именующей себя «рабочей» - прим. авт.).
Об антисистеме, именовавшей себя партией большевиков, стоит сказать особо. В ней большинство принципов антисистем было доведено до абсолюта. В качестве базового было избрано учение немецких философов К.Маркса и Ф.Энгельса, творчески дополненное лидерами этой антисистемы. С самого начала основополагающим был провозглашен принцип насильственного изменения существующего порядка как самоцель. Идея всемирной революции фигурировала и в учении Маркса, но там это положение было достаточно утопичным, ибо предполагало почти синхронную социальную революцию во всех странах мира. Понятно, что при огромном различии в уровне развития разных стран вероятность подобного стечения обстоятельств была близка к нулю. Но для антисистемы не столь принципиальны проблемы принятого на вооружение философского учения - его при необходимости можно и подправить, лишь бы оно позволяло безнаказанно разрушать во имя каких-либо идей. Кроме того, философская теория новой антисистемы включала в себя мощную концепцию деэтнизации. Верно подметив, что у молодого пролетариата оказывается разрушенной большая часть установок этнической традиции, апологеты нового учения утверждали, что пролетариат по природе своей надэтничен, то есть является химерной системной целостностью, что для пролетария понятие отечества - преходяще [3]. Эти установки были верны, как мы уже говорили, только для формирующегося пролетариата как нового класса (и на практике это было подтверждено уже в ходе Первой мировой войны, когда пролетарии в рядах действующих армий сторон в большинстве своем проявляли вполне нормальный и естественный патриотизм - прим. авт.). Далее лидерами антисистемы было верно подмечено, что только в России с ее малым опытом противодействия антисистемам и сильно пониженной резистентностью после перехода большой части крестьянства в состояние пролетариев возможен успех революции под руководством антисистемы. Кроме того, Россия была на грани вполне нормальной революции и этого момента антисистема упустить никак не могла. Надо было только оперативно расширить и укрепить антисистему, чтобы успеть к назревавшим событиям.
Но опыт Первой русской революции показал, что большая часть населения страны устойчива к воздействию антисистемной идеологии. Агитация не давала возможности надежно контролировать большие массы людей, не подвластных вождю антисистемы и не понимающих необходимости тотального разрушения существующего социального и бытового уклада, этнической традиции. Стало ясно, что этими людьми можно управлять в рамках антисистемы только с позиции силы. Кроме того, после революции на свет божий повылазило немало новых антисистем и антисистемочек, сделавших себя на этой революции и теперь способных составить серьезную конкуренцию большевистской антисистеме на ниве инкорпорирования новых членов. В этих условиях для антисистемы необходимо было жестко отграничиться от своих более шустрых коллег, чтобы избежать разрушения ими. Следует также отметить, что к моменту реализации планов антисистемы практически все ее лидеры длительное время жили за пределами России, так что антисистему можно смело считать импортированной. И все-таки шансы антисистемы на успех в обычных условиях были ничтожно малы. Понадобилось существенное понижение общей резистентности российского суперэтноса в ходе мировой войны, чтобы антисистема на фоне разрушения старой государственной машины смогла добиться успеха и заставить на первых порах убеждением, а потом и силой оружия вместо реконструкции прежней суперэтнической системы вести ее полное уничтожение. Но тут антисистема оказалась перед необходимостью выбора: либо быть уничтоженной вместе со страной сторонними этносами, либо сохранить жизнь ценой использования резистентности представителей этносов с позитивным мироощущением. Это привело к необходимому компромиссу и некоторому размыванию позиций антисистемы, уничтожившей к этому времени уже всех своих конкурентов и деэтнизировавшей значительную часть населения страны. Знаменательно, что наиболее упорное сопротивление антисистема встретила у наиболее консервативных этносов и консорций российской суперэтнической системы.
Постепенно энергия антисистемы иссякала. Навязав системе свою идеологию, антисистема так и не смогла одержать желанную идеологическую победу, ибо ее философская концепция была сильно деформирована обильно просочившимися в антисистему носителями позитивного мироощущения. Для них были противоестественными идеи антисистемы относительно полного разрушения всей суперэтнической системы, поэтому они постепенно выхолащивали их и этим начали фактически процесс разрушения антисистемы изнутри. В конце 30-х годов антисистема как бы сама себе нанесла сокрушительный удар, после которого она уже не смогла оправиться. Антисистемная идеология все больше и больше деформировалась, пока не превратилась в середине 40-х в некий бестелесный символ (правда в 50-60-х годах была предпринята попытка реставрации, нанесшая довольно значительный ущерб и стране, и населявшим ее этносам - прим. авт.).
Кроме поистине легендарной большевистской антисистемы довольно мощные антисистемы сложились в начале века в Японии после ликвидации сегуната (опять же, нет полной уверенности, что это была именно антисистема, хотя ряд конкретных преступлений японских военных во время боевых действий свидетельствует именно об этом - прим. авт.), в Италии на базе идей фашизма и в Германии на основе идеологии нацизма. Германский нацизм в весьма причудливой форме сочетал в себе некоторые детали средневековых антисистем, последние достижения ницшеанства и идеи древних мистических учений и сатанизма (в последнее время рядом зарубежных исследователей было убедительно доказано, что нацизм был как ни странно прямым наследником идеологии альбигойцев - прим. авт.). Позаимствовав у ницшеанства идею вседозволенности, нацизм взял на вооружение принцип не социальной, а национальной сегрегации [6], что было несомненным достижением в смысле практики антисистем. Ведь социальный статус человека может быстро измениться в течении жизни и тогда человек безо всякой практической пользы для антисистемы переходит из разряда «плохих» в разряд «хороших», что дезориентирует рядовых членов антисистемы. А национальная принадлежность человека может быть только сфальсифицирована, но не изменена, кроме того расовые признаки очевидны даже для не слишком отягощенных разумом исполнителей воли вождя.
Как и следует нормальной антисистеме, германский нацизм имел во главе сакральную фигуру фюрера и развитую иерархию ступеней «посвящения» в нацисты (ритуалы нацистов также были в значительной части позаимствованы у альбигойцев и храмовников - прим. авт.). В отличие от большевиков, почти уже переродившихся к тому времени (вернее сказать, что «правильные» большевики были на тот момент в абсолютном меньшинстве и временно не пользовались влиянием - прим. авт.), нацисты ставили своей целью уничтожение не социальных групп и классов, а наций и народностей (геноцид). Именно это обстоятельство вызвало у представителей большинства суперэтносов естественную защитную реакцию, зачастую не имеющую ничего общего с позицией национальных правительств (так, британский кабинет Чемберлена длительное время поддерживал нацистов на международной арене, были у них свои сторонники и в США - прим. авт.). Этот фактор и привел к перерастанию борьбы с германским нацизмом во вторую мировую войну. Итогом ее явилось полное уничтожение германской, итальянской и японской антисистем (комментарий относительно Японии см. выше - прим. авт.), место которых заняли нормальные этнические системы.
Отличительной чертой проявления антисистем в XX веке стало то, что впервые в истории антисистемы получили в свое полное распоряжение для реализации своих целей ресурсы целых стран и даже континентов, мощные научные и производственные потенциалы, однако ни одна из них не смогла полностью реализовать свои возможности и достичь поставленных целей. Это еще раз подтверждает органически присущую антисистемам неспособность к достижению своих целей и невозможность для антисистемы одержать победу над преобладающим позитивным мироощущением.
https://www.gumilev-center.ru/filosofiya-antisistem-opyt-prilozheniya-teorii-ehtnogeneza/