Киноклуб. Красное и чёрное.
Освоение высокой культуры - необходимая часть образования, приобщающая человека к сокровищам духовного опыта. Современному человеку приходится "прорубаться" к этим сокровищам, преодолевая сопротивление среды и себя самого. Давайте поможем друг другу - еженедельно будем отбирать для просмотра фильм по произведениям из "культурного списка" (сто произведений, которые необходимо освоить человеку для начала преодоления культурного отчуждения) и обсуждать этот фильм в комментариях. Приглашаю присоединиться всех, кому это интересно.
***
Фильм "Красное и чёрное" по роману Стендаля.
Очень интересная книга (и фильм), ставящая много вопросов для осмысления.
Мне было очень интересно, как Стендаль описал работу человеческого духа, как Жюльен воспитывал в себе дух, и как "тащил" его этот дух.
«Весь этот день он только тем и занимался, что старался укрепить себя чтением вдохновлявшей его
книги, которая закаляла его дух.»
"Неужели, когда я в первый раз выйду на поединок, я буду вот так же дрожать и чувствовать себя таким же жалким?" - говорил себе Жюльен, ибо, по своей чрезмерной подозрительности к самому себе и к другим, он не мог не сознавать, в каком он сейчас состоянии. Он предпочел бы любую опасность этому мучительному томлению. Он уж не раз молил судьбу, чтобы г-жу де Реналь позвали по какому-нибудь делу в дом и ей пришлось бы уйти из сада. Усилие, к которому вынуждал себя Жюльен, было столь велико, что даже голос у него заметно изменился, а вслед за этим сейчас же задрожал голос и у г-жи де Реналь; но Жюльен этого даже не заметил. Жестокая борьба между долгом и нерешительностью держала его в таком напряжении, что он не в состоянии был видеть ничего, что происходило вне его самого. Башенные часы пробили три четверти десятого, а он все еще ни на что не решился.
Возмущенный собственной трусостью, Жюльен сказал себе: "Как только часы пробьют десять, я сделаю то, что обещал себе нынче весь день сделать вечером, - иначе иду к себе, и пулю в лоб".
И вот миновал последний миг ожидания и томительного страха, когда Жюльен от волнения уже не помнил самого себя, и башенные часы высоко над его головой пробили десять. Каждый удар этого рокового колокола отдавался у него в груди и словно заставлял ее содрогаться.
Наконец, когда последний, десятый удар пробил и еще гудел в воздухе, он протянул руку и взял г-жу де Реналь за руку - она тотчас же отдернула ее.
Жюльен, плохо сознавая, что делает, снова схватил ее руку. Как ни взволнован он был, он все же невольно поразился - так холодна была эта застывшая рука; он судорожно сжал ее в своей; еще одно, последнее усилие вырваться - и, наконец, ее рука затихла в его руке.
Душа его утопала в блаженстве - не оттого, что он был влюблен в г-жу де Реналь, а оттого, что, наконец, кончилась эта чудовищная пытка."
Жюльен дрожал от страха - а вдруг она ответит согласием! Роль соблазнителя до такой степени угнетала его, что если бы он только мог дать себе волю, он на несколько дней заперся бы у себя в комнате, чтобы вовсе не видеть своих дам. Он понимал, что своим "замечательным" вчерашним поведением он испортил все, что ему так легко досталось накануне, и теперь он просто не знал, как быть...
Этот звон заставил его очнуться - так очнулся апостол Петр, услышав, что пропел петух. Он почувствовал, что произошло нечто ужасное. С той самой минуты, как он осмелился сделать ей это дерзкое предложение, он больше ни разу не вспомнил о нем: ведь она так рассердилась на него! "Я сказал ей, что приду к ней в два часа, - рассуждал он сам с собой,
поднимаясь с постели, - я могу быть невеждой и грубияном, как оно, конечно, и полагается крестьянскому сыну, - г-жа Дервиль совершенно ясно дала мне это понять, - но я по крайней мере докажу, что я не ничтожество".
Поистине Жюльен с полным основанием мог гордиться своим мужеством; никогда еще не подвергал он себя такому чудовищному насилию. Отворяя дверь своей комнаты, он так дрожал, что у него подгибались колени и он вынужден
был прислониться к стене. Он нарочно не надел башмаков. Выйдя в коридор, он подошел к двери г-на де Реналя и прислушался: оттуда доносился громкий храп. Его охватило полное отчаяние Значит, у него уже теперь нет никакого предлога не пойти к ней Но бог ты мой! - что он там будет делать? У него не было никакого плана, а если бы даже и был, он чувствовал себя сейчас до такой степени растерянным, что все равно не мог бы его выполнить.
Наконец, сделав над собой невероятное усилие, чувствуя, что ему в тысячу раз легче было бы пойти на смертную казнь, он вошел в маленький коридорчик, примыкавший к спальне г-жи де Реналь. Дрожащей рукой он отворил дверь, которая пронзительно скрипнула.
Вот это "тащущее" Жюльена "я не ничтожество!" и порождённое им действие есть проявление духа. Человек делает себя сам.
***
Фильм "Красное и чёрное" по роману Стендаля.
Click to viewОчень интересная книга (и фильм), ставящая много вопросов для осмысления.
Мне было очень интересно, как Стендаль описал работу человеческого духа, как Жюльен воспитывал в себе дух, и как "тащил" его этот дух.
«Весь этот день он только тем и занимался, что старался укрепить себя чтением вдохновлявшей его
книги, которая закаляла его дух.»
"Неужели, когда я в первый раз выйду на поединок, я буду вот так же дрожать и чувствовать себя таким же жалким?" - говорил себе Жюльен, ибо, по своей чрезмерной подозрительности к самому себе и к другим, он не мог не сознавать, в каком он сейчас состоянии. Он предпочел бы любую опасность этому мучительному томлению. Он уж не раз молил судьбу, чтобы г-жу де Реналь позвали по какому-нибудь делу в дом и ей пришлось бы уйти из сада. Усилие, к которому вынуждал себя Жюльен, было столь велико, что даже голос у него заметно изменился, а вслед за этим сейчас же задрожал голос и у г-жи де Реналь; но Жюльен этого даже не заметил. Жестокая борьба между долгом и нерешительностью держала его в таком напряжении, что он не в состоянии был видеть ничего, что происходило вне его самого. Башенные часы пробили три четверти десятого, а он все еще ни на что не решился.
Возмущенный собственной трусостью, Жюльен сказал себе: "Как только часы пробьют десять, я сделаю то, что обещал себе нынче весь день сделать вечером, - иначе иду к себе, и пулю в лоб".
И вот миновал последний миг ожидания и томительного страха, когда Жюльен от волнения уже не помнил самого себя, и башенные часы высоко над его головой пробили десять. Каждый удар этого рокового колокола отдавался у него в груди и словно заставлял ее содрогаться.
Наконец, когда последний, десятый удар пробил и еще гудел в воздухе, он протянул руку и взял г-жу де Реналь за руку - она тотчас же отдернула ее.
Жюльен, плохо сознавая, что делает, снова схватил ее руку. Как ни взволнован он был, он все же невольно поразился - так холодна была эта застывшая рука; он судорожно сжал ее в своей; еще одно, последнее усилие вырваться - и, наконец, ее рука затихла в его руке.
Душа его утопала в блаженстве - не оттого, что он был влюблен в г-жу де Реналь, а оттого, что, наконец, кончилась эта чудовищная пытка."
Жюльен дрожал от страха - а вдруг она ответит согласием! Роль соблазнителя до такой степени угнетала его, что если бы он только мог дать себе волю, он на несколько дней заперся бы у себя в комнате, чтобы вовсе не видеть своих дам. Он понимал, что своим "замечательным" вчерашним поведением он испортил все, что ему так легко досталось накануне, и теперь он просто не знал, как быть...
Этот звон заставил его очнуться - так очнулся апостол Петр, услышав, что пропел петух. Он почувствовал, что произошло нечто ужасное. С той самой минуты, как он осмелился сделать ей это дерзкое предложение, он больше ни разу не вспомнил о нем: ведь она так рассердилась на него! "Я сказал ей, что приду к ней в два часа, - рассуждал он сам с собой,
поднимаясь с постели, - я могу быть невеждой и грубияном, как оно, конечно, и полагается крестьянскому сыну, - г-жа Дервиль совершенно ясно дала мне это понять, - но я по крайней мере докажу, что я не ничтожество".
Поистине Жюльен с полным основанием мог гордиться своим мужеством; никогда еще не подвергал он себя такому чудовищному насилию. Отворяя дверь своей комнаты, он так дрожал, что у него подгибались колени и он вынужден
был прислониться к стене. Он нарочно не надел башмаков. Выйдя в коридор, он подошел к двери г-на де Реналя и прислушался: оттуда доносился громкий храп. Его охватило полное отчаяние Значит, у него уже теперь нет никакого предлога не пойти к ней Но бог ты мой! - что он там будет делать? У него не было никакого плана, а если бы даже и был, он чувствовал себя сейчас до такой степени растерянным, что все равно не мог бы его выполнить.
Наконец, сделав над собой невероятное усилие, чувствуя, что ему в тысячу раз легче было бы пойти на смертную казнь, он вошел в маленький коридорчик, примыкавший к спальне г-жи де Реналь. Дрожащей рукой он отворил дверь, которая пронзительно скрипнула.
Вот это "тащущее" Жюльена "я не ничтожество!" и порождённое им действие есть проявление духа. Человек делает себя сам.