Книги сентября.
1. Ален Бомбар «За бортом по своей воле» (7 из 10)
0_cf4bb_f724be78_XL.jpg ©
Врач на себе проводит исследования границ возможностей человеческого организма - это уже впечатляет и заслуживает уважения, на мой взгляд. Конечно, кто-то, впрочем, сочтет автора безумцем и самоубийцей. Человек, не обладающий достаточным морским опытом и даже элементарными знаниями в области навигации, в одиночку пытается пересечь Атлантику для доказательства своей теории о возможности выживания в открытом океане с минимальным набором из спасательной шлюпки.
Довериться воле природных стихий, поставить себя в смертельно опасную, экстремальную ситуацию ради подтверждения теоретической базы - смело и дерзко!
Возможно, я еще не выросла ментально, однако любое действие, реальная активность в движении к цели имеет для меня большую ценность, чем размышления и долгий анализ ситуации….Может, потому что это я и сама могу - сидеть в уютном гнездышке и бесконечно анализировать и давать оценку людям и жизни, проходящим мимо, а вот шагнуть в неизвестность, провалиться и быть осмеянным - дудки .
В общем, стоящее произведение, классика библиотеки путешественника.
Никто не желал считаться с тем, что каждое испытание начинается еа ощупь и требует много попыток.
Настоящий страх - это паника тела и души, обезумевших в схватке со стихией, когда кажется, что вся вселенная неумолимо ополчилась на тебя.
До конца плавания я не мог без страха смотреть на мой парус, пересеченный швом, похожим на свежую рану, которая вот-вот вскроется. Но еще более я боялся самого страха за парус, ибо я знал, что море, изматывая человека, делает его суеверным, а суеверия превращают его в безвольного труса. С этого момента мне пришлось вести нескончаемую борьбу с самим собой, не менее жизненно важную, чем борьба со стихиями океана.
Перед отплытием я думал, что самое трудное - это голод и жажда. Теперь я знаю: самое трудное - это «тревога за снаряжение» и вечная сырость, которая причиняет мне не меньше страданий.
После этого случая я вдруг почувствовал, что значит жить, полагаясь на волю случая, делая лишь то, что захочется, и не имея никакого плана занятий. Такая жизнь начала меня тяготить. Я решил немедленно составить себе расписание. Человек должен сам распоряжаться своими поступками, а не подчиняться обстоятельствам. Я считаю, это крайне важно.
… Я впервые ощутил весь трагизм своего положения. Это «большое плавание» отличается от предыдущих этапов даже не столько своей длительностью, сколько роковой неотвратимостью; я уже не могу остановиться, не могу вернуться, не могу обратиться к кому-либо за помощью. Я всего лишь пылинка, затерянная в просторах окена, где теряют смысл все привычные человеку понятия о расстояниях. От этих мыслей меня пробирает мороз по коже.
Я прекрасно понимаю разницу между одиночеством и изолированностью. В нормальных условиях я всегда могу покончить с изолированностью самым простым способом: достаточно выйти на улицу или позвонить по телефону, чтобы услышать голос друга. Изолированность существует лишь до тех пор, пока ты этого хочешь. Но одиночество! Полное одиночество невыносимо. Горе тому, кто одинок! Мне кажется, что одиночество наваливается на меня со всех сторон непомерное, бескрайнее, как океан, словно сердце мое вдруг стало центром притяжения для этого «ничто», которое тогда казалось мне «всем».
Постепенно человек перестает управлять событиями; он только склоняется перед ними и спрашивает: «Что же со мной будет дальше?». Поэтому каждый день, который проходит без происшествий, для меня становится хорошим днем.
Видишь, терпящий бедствие, никогда не нужно приходить в отчаяние! Ты должен знать, что когда тебе кажется, будто ты уже находишься в самой бездне человеческих страданий, обстоятельства могут измениться и все преобразить. Однако не спеши и не питай слишком большие надежды. Не забывай, что, если некоторые испытания кажутся нам невыносимыми, на смену им могут прийти другие, которые сотрут воспоминание о первых. Когда болят зубы, это кажется ужасным, и мы говорим: пусть бы уж лучше болели уши. Но когда начинают болеть уши, зубная боль кажется приятным воспоминанием. Я могу дать лишь один совет: в любых обстоятельствах сохраняй спокойствие!
Господи, продли мне жизнь хотя бы для того, чтобы я мог выпить залпом два литра молока.
Мне вспоминается, как я принимал ванны вместо того, чтобы их выпивать. Мир все-таки плохо устроен. Там я мог спокойно по рассеянности не закрыть кран. Здесь моя жизнь зависит от десятка литров воды.
… Тяжелая борьба с голодом сменяется тотчас, как ты ступишь на берег, борьбой против переедания.
Еще одно доказательство преобладания психики над физиологией: «психический» голод после встречи с «Аракакой» оказал более вредное действие на мое здоровье, чем голод физический, который мы переносили с Палмером в течение довольно длительного периода в Средиземном море. Первый - это, конечно, не настоящий голод, это скорее желание чего-то другого, но очень опасно желать и не получать. Второй особенно мучителен во время первых двух суток, когда он сопровождается болями, похожими на судороги, которые затем успокаиваются и уступают место сонливости и значительному ослаблению организма.
В первом случае организм сам себя сжигает, во втором он тлеет подобно угольку.
Надеяться - это значит стремиться к лучшему. Потерпевший кораблекрушение, лишенный всего после катастрофы, может и должен сохранять надежду. Внезапно он поставлен перед дилеммой: жить или умереть, и он должен собрать все свои силы, всю волю к жизни, все мужество для борьбы против отчаяния.
2. Виржини Депант «Кинг-Конг-теория» (2 из 10)
Книга 18+. Страстная и дерзкая, но резко негативная, заражающая вечным недовольством и яростным протестом против несправедливости всего сущего. Автор с одной стороны вульгарная задавака, дразнящая нас голым задом, а с другой - вызывающий сочувствие, унылый, брошенный подросток-аутсайдер с открытой раной на сердце.
Про литературные достоинства книги, говорить особо не приходится - вызывающая публицистика, провокация, но откровенно слабая с точки зрения художественности, продуманности и интеллектуальной составляющей.
Депант - жертва насилия, и поэтому она считает оправданным и логичным ненавидеть мужчин, как класс, заявляя об их намеренном порабощении и наглом сексуальном использовании всех живых объектов женского пола…. Ну, вы серьезно?!
Слабенько и инфантильно, сплошная социологическая чушь в отрыве от биологической и психологической составляющей, много эмоций - минимум данных. За всем этим явно стоит просто маленькая озлобленная, обделенная родителями и миром, девочка, которой жизнь показала свою темную сторону. Плохое и страшное случается с каждым из нас, и я далека от идеи всеобщего прощения или оправдания насилия, но и не вижу смысла из каждой трагедии выводить «теорию заговора», лелеять и взращивать в себе агрессию и ненависть.
Явное отставание автора в эмоциональном развитии на фоне психотравмы, много мата и причудливого словоблудия на тему секса, самую чуточку удачных шуточек (НО здесь надо еще разобраться у кого: в исходнике или талантливом переводе).
Мой вывод- мерзкая вещица. Ничего нового, много нытья и негатива.
3. Андрей Платонов «Смерти нет!» (6 из 10)
Абсолютно очевидно, что в творчестве Платонова, мы неизбежно столкнемся с пафосными идеями и идеологической подоплекой советского времени. По-другому, было невозможно, и кого-то это оттолкнет навсегда.
Мне нравится Платонов, потому что все рассказы у него написаны и подсмотрены из жизни, а главный герой - простой, незамысловатый человек. Жизненная мудрость и обстоятельства возвышают обычного деревенского жителя и позволяют принимать эффективные решения в бою, не бояться смерти, постигать высший дзен.
Война - это искаженная реальность: горе и ненависть, разлука с близкими, и нет выхода из этого ада, нет возможности переждать и отсидеться, проанализировать и ничего не предпринимать, любая минута, как бы она плоха ни была, может оказаться последним драгоценным мигом, отпущенным тебе. А умирать не хочется…
Присутствие смерти рядом сжимает время и раскрывает человеческие судьбы. Все то, что могло не проявиться в мирной жизни за целую вечность, теперь явственно проступает. По сути перед солдатами стоит сверхзадача -познать смысл бытия и через смерть раскрыться и доказать себе и окружающим, что все отпущенное тебе на земле время провел не напрасно.
6 из 10
Из хозяйства кроме избы у Никодима была только одна корова. Он завел ее не столько ради пользы, сколько ради того, чтоб не скучно было вековать одному и чтоб в его жизни тоже была забота о ком-нибудь, как будто он живет в семействе.
-Сердце у меня слабеет, - произнес он затем, - но жизнь от этой слабости я чувствую как-то лучше…
Но сколько его можно терпеть - и не за то ли, что мы терпим наше горе и прощаем мучителям, мы погибаем? Не означает ли такое терпение только нашу любовь к собственному существу, только наше желание жить какими угодно средствами, забывая погибших и любимых, прощая убийц, сдерживая свою душу против врагов, лишь бы нам можно было дышать хоть вполсердца и есть пищу, какую дадут, лишь бы нам позволили жить хотя бы в вечной муке.
Не в силе дело - в решимости и в любви, твердой, как зло…
Но где не могло жить животное, старый человек жил. Он мог жить здесь одною тоскою об ушедших людях и ожиданием их возвращения - настолько его сердце было предано жизни.
И дедушка бросился в атаку на чужое войско: он знал, что злодей всегда робок и он действует лишь до тех пор, покуда его не пристрожит народ; Тишка понимал, что негодный человек слаб на душу и настоящей силы в сердце у него нет.
Все было кончено для него - жизнь окончена и окончена надежда, хотя он и был здравый и живой.
Солдат не должен помирать, он должен победить, чтобы жить после войны, а то для кого ж тогда жизнь? Войско тем и живо, что в смерть не верит, смерть - она полагается только неприятелю, а нам - нету смерти!
А этот бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила - это наш страшный сон, в нем многие помрут, не очнувшись, но человечество проснется, и будет опять хлеб у всех, люди будут читать книги, будет музыка и тихие солнечные дни с облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа их станет полной.
Он оперся на винтовку, поднял воротник шинели и думал и чувствовал все, что полагается пережить человеку за долгую жизнь, потому что не знал, долго или коротко ему осталось жить, и на всякий случай обдумывал все до конца.
Цибулько обо всем любил соображать своей, особенной головой; он чувствовал мир как прекрасную тайну и был благодарен и рад, что он родился жить именно здесь, на этой земле, будто кто-то был волен поместить его для существования как сюда, так и в другое место.
Видя в Паршине его душу, люди как бы ослабевали при нем, перед таким открытым и щедрым источником жизни, светлым и не слабеющим в своей расточающей силе, и обычные страсти и привычки оставляли их: они забывали ревность в любви, потому что их сердцу и телу становилось стыдно своей скупости, они пренебрегали расчетливым разумом, и новое легкое чувство жизни зарождалось в них, словно высшая и простая сила на короткое время касалась их и влекла за собой.
Смерть всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть утешена. Ради того он и стоял здесь, - ради того, чтобы остановить смерть, чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал, как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама смерть обессилела, встретив его…
- Хорошо в бою: ничего не хочешь! А как только мирно живешь, так все время тебе чего-нибудь хочется: то кушать, то пить, то спать, то тебе скучно, то…
Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать ее обратно правде, земле и народу, - отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей: если же они не сумеют сейчас превозмочь врага, если они погибнут, не победив его, то на свете ничто не изменится после них, и участью народа, участью человечества будет смерть.
Зло и добро теперь могут являться в одинаково вдохновенном, трогательном и прельщающем образе: в этом есть особое состояние нашего времени, которое прежде было неизвестно и неосуществимо; прежде человек мог быть способен к злодеянию, но он его чувствовал как свое несчастие и, миновавши его, вновь приникал к теплой привычной доброте жизни; нынче же человек насильственно доведен до способности жить и согреваться самосожжением, уничтожая себя и других.
В окоп бросились из воздуха два воробья и трясогузка; они сели на дно и прижались к земле, не пугаясь более людей; они, должно быть, предполагали, что на свете появился кто-то страшнее и хуже человека.
- А жить все равно бы согласился - пусть будет все, что мне положено пережить… Бессовестно было бы отказываться от жизни, даже самой страшной, самой мучительной…
Старик живо повеселел, что старуха его опять не умерла и выздоровела. Видно, он любил свою жену, или то было чувство еще более надежное и верное, чем любовь, - тот тихий покой своего сердца вблизи другого сердца, коих соединяет уже не страсть, не тоскливое увлечение, но общая жизненная участь, и, покорные ей, они смирились и прильнули друг к другу неразлучно навек.
Майор еще раз понял, что разум не всегда бывает там, где ему положено обязательно быть; на войне, как и в мирной жизни, чаще, чем рассудок, действуют страсти, личные интересы, заботы о пустяке, «бушуют» голые принципы, похожие на правду, как скелет - на живого человека, животные чувства маскируются под здравый смысл, страх наказания вызывает упорство, которое можно принять за героизм…
Я ему не мог объяснить, что только за гранью себя, за чертою «ясного и понятного» может начинаться нечто значительное.
… Он знал, что если мысль бывает временно бессильна, тогда полезно предаться действию, и действие всегда подскажет истину и даст решение.
Кто стремится к абсолютному знанию, тот рискует ничего не узнать и обречен на бездействие.
Он узнал вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем.
0_cf4bb_f724be78_XL.jpg ©
Врач на себе проводит исследования границ возможностей человеческого организма - это уже впечатляет и заслуживает уважения, на мой взгляд. Конечно, кто-то, впрочем, сочтет автора безумцем и самоубийцей. Человек, не обладающий достаточным морским опытом и даже элементарными знаниями в области навигации, в одиночку пытается пересечь Атлантику для доказательства своей теории о возможности выживания в открытом океане с минимальным набором из спасательной шлюпки.
Довериться воле природных стихий, поставить себя в смертельно опасную, экстремальную ситуацию ради подтверждения теоретической базы - смело и дерзко!
Возможно, я еще не выросла ментально, однако любое действие, реальная активность в движении к цели имеет для меня большую ценность, чем размышления и долгий анализ ситуации….Может, потому что это я и сама могу - сидеть в уютном гнездышке и бесконечно анализировать и давать оценку людям и жизни, проходящим мимо, а вот шагнуть в неизвестность, провалиться и быть осмеянным - дудки .
В общем, стоящее произведение, классика библиотеки путешественника.
Никто не желал считаться с тем, что каждое испытание начинается еа ощупь и требует много попыток.
Настоящий страх - это паника тела и души, обезумевших в схватке со стихией, когда кажется, что вся вселенная неумолимо ополчилась на тебя.
До конца плавания я не мог без страха смотреть на мой парус, пересеченный швом, похожим на свежую рану, которая вот-вот вскроется. Но еще более я боялся самого страха за парус, ибо я знал, что море, изматывая человека, делает его суеверным, а суеверия превращают его в безвольного труса. С этого момента мне пришлось вести нескончаемую борьбу с самим собой, не менее жизненно важную, чем борьба со стихиями океана.
Перед отплытием я думал, что самое трудное - это голод и жажда. Теперь я знаю: самое трудное - это «тревога за снаряжение» и вечная сырость, которая причиняет мне не меньше страданий.
После этого случая я вдруг почувствовал, что значит жить, полагаясь на волю случая, делая лишь то, что захочется, и не имея никакого плана занятий. Такая жизнь начала меня тяготить. Я решил немедленно составить себе расписание. Человек должен сам распоряжаться своими поступками, а не подчиняться обстоятельствам. Я считаю, это крайне важно.
… Я впервые ощутил весь трагизм своего положения. Это «большое плавание» отличается от предыдущих этапов даже не столько своей длительностью, сколько роковой неотвратимостью; я уже не могу остановиться, не могу вернуться, не могу обратиться к кому-либо за помощью. Я всего лишь пылинка, затерянная в просторах окена, где теряют смысл все привычные человеку понятия о расстояниях. От этих мыслей меня пробирает мороз по коже.
Я прекрасно понимаю разницу между одиночеством и изолированностью. В нормальных условиях я всегда могу покончить с изолированностью самым простым способом: достаточно выйти на улицу или позвонить по телефону, чтобы услышать голос друга. Изолированность существует лишь до тех пор, пока ты этого хочешь. Но одиночество! Полное одиночество невыносимо. Горе тому, кто одинок! Мне кажется, что одиночество наваливается на меня со всех сторон непомерное, бескрайнее, как океан, словно сердце мое вдруг стало центром притяжения для этого «ничто», которое тогда казалось мне «всем».
Постепенно человек перестает управлять событиями; он только склоняется перед ними и спрашивает: «Что же со мной будет дальше?». Поэтому каждый день, который проходит без происшествий, для меня становится хорошим днем.
Видишь, терпящий бедствие, никогда не нужно приходить в отчаяние! Ты должен знать, что когда тебе кажется, будто ты уже находишься в самой бездне человеческих страданий, обстоятельства могут измениться и все преобразить. Однако не спеши и не питай слишком большие надежды. Не забывай, что, если некоторые испытания кажутся нам невыносимыми, на смену им могут прийти другие, которые сотрут воспоминание о первых. Когда болят зубы, это кажется ужасным, и мы говорим: пусть бы уж лучше болели уши. Но когда начинают болеть уши, зубная боль кажется приятным воспоминанием. Я могу дать лишь один совет: в любых обстоятельствах сохраняй спокойствие!
Господи, продли мне жизнь хотя бы для того, чтобы я мог выпить залпом два литра молока.
Мне вспоминается, как я принимал ванны вместо того, чтобы их выпивать. Мир все-таки плохо устроен. Там я мог спокойно по рассеянности не закрыть кран. Здесь моя жизнь зависит от десятка литров воды.
… Тяжелая борьба с голодом сменяется тотчас, как ты ступишь на берег, борьбой против переедания.
Еще одно доказательство преобладания психики над физиологией: «психический» голод после встречи с «Аракакой» оказал более вредное действие на мое здоровье, чем голод физический, который мы переносили с Палмером в течение довольно длительного периода в Средиземном море. Первый - это, конечно, не настоящий голод, это скорее желание чего-то другого, но очень опасно желать и не получать. Второй особенно мучителен во время первых двух суток, когда он сопровождается болями, похожими на судороги, которые затем успокаиваются и уступают место сонливости и значительному ослаблению организма.
В первом случае организм сам себя сжигает, во втором он тлеет подобно угольку.
Надеяться - это значит стремиться к лучшему. Потерпевший кораблекрушение, лишенный всего после катастрофы, может и должен сохранять надежду. Внезапно он поставлен перед дилеммой: жить или умереть, и он должен собрать все свои силы, всю волю к жизни, все мужество для борьбы против отчаяния.
2. Виржини Депант «Кинг-Конг-теория» (2 из 10)
Книга 18+. Страстная и дерзкая, но резко негативная, заражающая вечным недовольством и яростным протестом против несправедливости всего сущего. Автор с одной стороны вульгарная задавака, дразнящая нас голым задом, а с другой - вызывающий сочувствие, унылый, брошенный подросток-аутсайдер с открытой раной на сердце.
Про литературные достоинства книги, говорить особо не приходится - вызывающая публицистика, провокация, но откровенно слабая с точки зрения художественности, продуманности и интеллектуальной составляющей.
Депант - жертва насилия, и поэтому она считает оправданным и логичным ненавидеть мужчин, как класс, заявляя об их намеренном порабощении и наглом сексуальном использовании всех живых объектов женского пола…. Ну, вы серьезно?!
Слабенько и инфантильно, сплошная социологическая чушь в отрыве от биологической и психологической составляющей, много эмоций - минимум данных. За всем этим явно стоит просто маленькая озлобленная, обделенная родителями и миром, девочка, которой жизнь показала свою темную сторону. Плохое и страшное случается с каждым из нас, и я далека от идеи всеобщего прощения или оправдания насилия, но и не вижу смысла из каждой трагедии выводить «теорию заговора», лелеять и взращивать в себе агрессию и ненависть.
Явное отставание автора в эмоциональном развитии на фоне психотравмы, много мата и причудливого словоблудия на тему секса, самую чуточку удачных шуточек (НО здесь надо еще разобраться у кого: в исходнике или талантливом переводе).
Мой вывод- мерзкая вещица. Ничего нового, много нытья и негатива.
3. Андрей Платонов «Смерти нет!» (6 из 10)
Абсолютно очевидно, что в творчестве Платонова, мы неизбежно столкнемся с пафосными идеями и идеологической подоплекой советского времени. По-другому, было невозможно, и кого-то это оттолкнет навсегда.
Мне нравится Платонов, потому что все рассказы у него написаны и подсмотрены из жизни, а главный герой - простой, незамысловатый человек. Жизненная мудрость и обстоятельства возвышают обычного деревенского жителя и позволяют принимать эффективные решения в бою, не бояться смерти, постигать высший дзен.
Война - это искаженная реальность: горе и ненависть, разлука с близкими, и нет выхода из этого ада, нет возможности переждать и отсидеться, проанализировать и ничего не предпринимать, любая минута, как бы она плоха ни была, может оказаться последним драгоценным мигом, отпущенным тебе. А умирать не хочется…
Присутствие смерти рядом сжимает время и раскрывает человеческие судьбы. Все то, что могло не проявиться в мирной жизни за целую вечность, теперь явственно проступает. По сути перед солдатами стоит сверхзадача -познать смысл бытия и через смерть раскрыться и доказать себе и окружающим, что все отпущенное тебе на земле время провел не напрасно.
6 из 10
Из хозяйства кроме избы у Никодима была только одна корова. Он завел ее не столько ради пользы, сколько ради того, чтоб не скучно было вековать одному и чтоб в его жизни тоже была забота о ком-нибудь, как будто он живет в семействе.
-Сердце у меня слабеет, - произнес он затем, - но жизнь от этой слабости я чувствую как-то лучше…
Но сколько его можно терпеть - и не за то ли, что мы терпим наше горе и прощаем мучителям, мы погибаем? Не означает ли такое терпение только нашу любовь к собственному существу, только наше желание жить какими угодно средствами, забывая погибших и любимых, прощая убийц, сдерживая свою душу против врагов, лишь бы нам можно было дышать хоть вполсердца и есть пищу, какую дадут, лишь бы нам позволили жить хотя бы в вечной муке.
Не в силе дело - в решимости и в любви, твердой, как зло…
Но где не могло жить животное, старый человек жил. Он мог жить здесь одною тоскою об ушедших людях и ожиданием их возвращения - настолько его сердце было предано жизни.
И дедушка бросился в атаку на чужое войско: он знал, что злодей всегда робок и он действует лишь до тех пор, покуда его не пристрожит народ; Тишка понимал, что негодный человек слаб на душу и настоящей силы в сердце у него нет.
Все было кончено для него - жизнь окончена и окончена надежда, хотя он и был здравый и живой.
Солдат не должен помирать, он должен победить, чтобы жить после войны, а то для кого ж тогда жизнь? Войско тем и живо, что в смерть не верит, смерть - она полагается только неприятелю, а нам - нету смерти!
А этот бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила - это наш страшный сон, в нем многие помрут, не очнувшись, но человечество проснется, и будет опять хлеб у всех, люди будут читать книги, будет музыка и тихие солнечные дни с облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа их станет полной.
Он оперся на винтовку, поднял воротник шинели и думал и чувствовал все, что полагается пережить человеку за долгую жизнь, потому что не знал, долго или коротко ему осталось жить, и на всякий случай обдумывал все до конца.
Цибулько обо всем любил соображать своей, особенной головой; он чувствовал мир как прекрасную тайну и был благодарен и рад, что он родился жить именно здесь, на этой земле, будто кто-то был волен поместить его для существования как сюда, так и в другое место.
Видя в Паршине его душу, люди как бы ослабевали при нем, перед таким открытым и щедрым источником жизни, светлым и не слабеющим в своей расточающей силе, и обычные страсти и привычки оставляли их: они забывали ревность в любви, потому что их сердцу и телу становилось стыдно своей скупости, они пренебрегали расчетливым разумом, и новое легкое чувство жизни зарождалось в них, словно высшая и простая сила на короткое время касалась их и влекла за собой.
Смерть всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть утешена. Ради того он и стоял здесь, - ради того, чтобы остановить смерть, чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал, как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама смерть обессилела, встретив его…
- Хорошо в бою: ничего не хочешь! А как только мирно живешь, так все время тебе чего-нибудь хочется: то кушать, то пить, то спать, то тебе скучно, то…
Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать ее обратно правде, земле и народу, - отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей: если же они не сумеют сейчас превозмочь врага, если они погибнут, не победив его, то на свете ничто не изменится после них, и участью народа, участью человечества будет смерть.
Зло и добро теперь могут являться в одинаково вдохновенном, трогательном и прельщающем образе: в этом есть особое состояние нашего времени, которое прежде было неизвестно и неосуществимо; прежде человек мог быть способен к злодеянию, но он его чувствовал как свое несчастие и, миновавши его, вновь приникал к теплой привычной доброте жизни; нынче же человек насильственно доведен до способности жить и согреваться самосожжением, уничтожая себя и других.
В окоп бросились из воздуха два воробья и трясогузка; они сели на дно и прижались к земле, не пугаясь более людей; они, должно быть, предполагали, что на свете появился кто-то страшнее и хуже человека.
- А жить все равно бы согласился - пусть будет все, что мне положено пережить… Бессовестно было бы отказываться от жизни, даже самой страшной, самой мучительной…
Старик живо повеселел, что старуха его опять не умерла и выздоровела. Видно, он любил свою жену, или то было чувство еще более надежное и верное, чем любовь, - тот тихий покой своего сердца вблизи другого сердца, коих соединяет уже не страсть, не тоскливое увлечение, но общая жизненная участь, и, покорные ей, они смирились и прильнули друг к другу неразлучно навек.
Майор еще раз понял, что разум не всегда бывает там, где ему положено обязательно быть; на войне, как и в мирной жизни, чаще, чем рассудок, действуют страсти, личные интересы, заботы о пустяке, «бушуют» голые принципы, похожие на правду, как скелет - на живого человека, животные чувства маскируются под здравый смысл, страх наказания вызывает упорство, которое можно принять за героизм…
Я ему не мог объяснить, что только за гранью себя, за чертою «ясного и понятного» может начинаться нечто значительное.
… Он знал, что если мысль бывает временно бессильна, тогда полезно предаться действию, и действие всегда подскажет истину и даст решение.
Кто стремится к абсолютному знанию, тот рискует ничего не узнать и обречен на бездействие.
Он узнал вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем.