Города, которых нет
В моей ленте зашел разговор про любимые города. А я вспомнила, как утром листала список украинских радио и случайно под одним прочитала адрес: г. Луганск, улица Демёхина. И я, конечно, сразу вспомнила эту улицу. На ней был адрес луганского телевидения и пары радио. И даже я была там на студии, когда прошла отбор на позицию диджея (кассету с начиткой отослала. Кассету, товарищи!) и даже провела час в студии. Была у меня мечта работать на радио (может, оттого до сих пор рот не закрывается). Работу мне ту не дали, но это было клевый опыт в мои 20 лет. Проходная на радио. На улице Демехина.
Но вот что грустно, что вспоминается эта улица такой далекой-далекой, как из детских воспоминаний. Да и весь город Луганск в памяти такой - каким он был в мои 20 лет. После этого как будто стерлись все файлы. Я уже 6 лет там не была, оттого новых файлов нет, а самые последние не такие сильные видать, вот и стерлись. И ведь никогда особо Луганск не был моим любимым городом. Даже наоборот. Грубый, шахтерский, пыльный город в степи. Но я поняла, что одно дело иметь возможность и не ездить туда, а другое - не иметь возможности ездить. От этой недоступности вдруг сразу хочется. Когда город вдруг стал как из песни «городом, которого нет».
Почему не поехать, можно спросить. Но я как-то не решаюсь. По украинской территории не проехать, там линия фронта. А ехать из России, простаивая по 5 часов на границе, чтобы заехать в «новую республику ЛНР», да еще с заграничным паспортом - мне как-то стремно. Ради того чтобы пройтись пыльными улицами моего детства, слишком много инвестиций и риска, как по мне. Ради того, чтобы увидеться с отцом - лучше уж организовать встречу в другом каком-то месте.
Здесь, в Европе, меня спрашивают иногда: «Ой, ты с Донбасса. Ну как там?» А я даже не знаю, как там. Да все так же. И когда это разрешится, тоже не знаю. Есть же замороженные конфликты типа Приднестровья, вот и этот может стать таким. И насколько времени мой родной город станет городом, которого нет, неизвестно. Может, и навсегда.
А еще я вспомнила, что моим любимым городом всегда был Киев. Я так любила в него приезжать, сходить с поезда на киевском вокзале, дышать его молодежной бурной энергией. На Хрещатике ходили самые красивые девушки страны, на Майдане парни их ждали с букетами (а я их фоткала), фотограф нервно спрашивал семью: «Так, а кто будет держать обезьянку?»
Только и того Киева, моего Киева, уже нет. Вот уж не думала, что я так стара стану, чтобы делить память на до и после. Но эта война всех нас сделала старыми, наверно. Три года назад я была в Киеве, на свадьбе друзей. Карлес заказал номер в отеле «Украина» - на самом Хрещатике, на самом Майдане. Как сказал его друг, тоже поселившийся там: «Тут было самое действо, отсюда стреляли снайперы». Если бы он мне это раньше сказал... (короче, после того раза все отели заказываю я)).
И это был совсем другой Майдан и другой Хрещатик. Пустой, одинокий и грустный, под легким сентябрьским дождем. На Майдане стоял солдат и криками собирал пожертвования на войну, рядом стояли плакаты с фото оттуда. Улочка от отеля до Хрещатика носила провизорную табличку «Улица Небесной сотни», и на высоком бордюре стояли фотографии убитых. С балкона было видать пирамиду из шахтерских касок и флаг. Не знаю, что они там делали. Но общее настроение было совсем не то, что я знала раньше. Не бодрое, молодое и веселое. А кладбищенское. Довольно тяжелое настроение.
Получается тема «что имеем, не храним, потерявши плачем». Оттого, наверно, так полезно напоминать себе, что и то, что имею сейчас, не навсегда. Что это жизнь, и она может повернуть круто в любую сторону. А оттого стоит наслаждаться, пока она есть. Оттого, наверно, так вкусен воздух после недели болезни. Оттого так ярки краски, когда выходишь из больницы. Понимаешь, что ты еще живой, и это круто. Пока еще живой, надежда есть.
Я раньше много жаловалась - и думала, что это от трудной жизни люди жалуются. А те, кто легкие, тем, наверно, легко по жизни пришлось. А потом стала замечать, что те, кому реально трудно пришлось, те не жалуются. А те, кто много жалуются, те и десятой доли порой не хлебнули. Наверно, так жизнь учит, что не надо много претензий предъявлять жизни, что она ничто нам не должна. И уже за факт быть живым можно быть благодарным. Как говорит Карлес по утрам: «Я жив, я здоров, у меня есть новый день, отчего не радоваться?»
Наверно, потери учат мудрости. Не обязательно, конечно. У нас всегда есть выбор стать мудрее или горче (bitter or better). И я сейчас думаю: как важно осознать то, что у меня есть в данный момент и наслаждаться этим. Потому что никогда не знаешь, как долго это будет. Как и те мои города были - были у меня, а теперь их нет. Причем, это не депрессивное такое осознание. Это философское отношение, я бы сказала. Осознание, что ничто не вечно и пока я сижу в недовольстве, ожиданиях или претензиях, жизнь проходит. Оттого нам, наверно, полезно, что жизнь конечна. Больше остроты ощущений. Оттого, наверно, у нас такой катарсис, когда мы узнаем истории смерти или потерь, в фильмах, книгах, в религии. Кто-то умирает, чтобы мы почувствовали себя живыми. Не для этого специально он умирает, но эффект таков.
Так что я не хочу на грустном заканчивать. Я из тех, кто начинает за здравие, закончивает за упокой. Но хочу теперь, начав за упокой, закончить за здравие.
Как пелось в песне, популярной в момент оранжевой революции (диск с песнями я тоже купила на Майдане. Диск, товарищи! С фото апельсина на нем).
«Бо поки сонце сяе, поки вода тече,
ооо, надiя е».
Надежда есть. Пока солнце светит, пока вода течет.
Click to view